Чтение 16–й страницы книги ~Гриф и Гильдия~

Послушать дельные замечания о пиве нам в тот вечер так и не довелось: перепивший гренадер, зевнув напоследок, уронил голову на стол и громко захрапел, посвистывая носом.

— Давай-ка линять отсюда, пока он не проснулся! — Я рванул было к двери, но Палаш спокойно, даже буднично, остудил мой пыл:

— Не стоит беспокоиться: он уже не проснется.

— Как так? — не понял я. То ли огры так шутят, то ли я — слишком серьезный Ловкач.

Рохан и Шмыг вопросительно смотрели на верзилу, ожидая объяснений.

— Отравил я его. Яд в пиво бросил. Еще полчаса будет спать, а потом сердце остановится и — все!

— Как все? Ты зачем его в таверне?.. — громким шепотом возмутился я.

— Ты же сам предложил! — удивился огр.

— Я?!

— Да, ты. Сам говорил — «сядь за столик…», «так даже удобней…»

— Да ты… Да я… — Я оторопело переводил взгляд с Драно на огра и обратно. Надо же так глупо оказаться в соучастниках! А все из-за бестолкового огра, поглоти его Тьма! «Сам сказал!»

— Тогда тем более валим, пока Стопол не вышел. Я лично хочу быть как можно дальше отсюда, когда полчаса его сна истекут!

— Тогда, боюсь, нам не по пути, — сказал Палаш, поднимаясь.

— Как это не по пути? — Я остановил огра жестом руки. — Мы тоже в 3рег едем.

— Так вроде ж гренадер вам больше не помеха. Вы ведь в 3рег от него прятаться собирались?

— Да при чем тут он?! — воскликнул я раздраженно. — По делам я туда. По очень важным.

— Так бы сразу и говорил! — буркнул Палаш, почесав затылок. — Только вот не думал, что Ловкачи ныне от закона под носом короля прячутся!

— Постой-ка, — нахмурился я. — Откуда ты насчет моей Гильдии знаешь?

— Думаешь, я хуже тебя узнаю членов Гильдий? — насмешливо бросил огр. — Так что говори, зачем тебе в 3рег, или придется ехать самому.

Я устало вздохнул: похоже, в этот раз от расспросов отвертеться не удастся — огр настроен серьезно. Впрочем, его опасения не напрасны: если я, например, ограбил казну королевства, честный убийца вроде Палаша не рискнет ехать со мной по главному тракту страны.

Смолчать сейчас — значит, потерять возможность добраться до 3рега, то есть подписать собственный приговор: у огра грамота на выезд есть, а вот у нас…

— Давай быстрей! — поторопил меня Палаш. Полчаса — не такой уж большой срок!

— Пошли тогда ко мне домой, — чуть помедлив, предложил я. — Не думаю, что моя история для этих стен!

Огр милостиво кивнул, и мы вчетвером, как по команде одернув воротники, нырнули в дверной проем.

Когда Стопол решил предъявить засидевшимся посетителям счет, тех уже и след простыл. Только Драно спал, уткнувшись носом в тарелку. Решив, что в качестве компенсации сойдет висящий на поясе спящего гренадера кошель, старик, не раздумывая, срезал его и сунул за пазуху.

Внезапно Милье дернулся. Стопол испуганно отскочил, и тело сборщика податей, уже никем не поддерживаемое, завалилось на пол, увлекая за собой стул. Старик, бледный как смерть, с минуту наблюдал за лежащим Драно, потом, пораженный внезапной догадкой, наклонился и прислонил ухо к груди спящего.

«Издох!» — мелькнуло в голове.

Лоб старика покрылся бисеринками пота. «Сердце у него, что ли, слабое? Перепил и… того?»

Корчмарь быстро огляделся: зал пустовал. Нужно было срочно что-то делать, пока не нагрянули посетители или, того хуже, лицейские постовые.

— Дерви! Плени! Дуйте сюда, лоботрясы! воскликнул Стопол И сам испугался своего голоса: хриплого, надрывного, дрожащего.

Два здоровых бугая выкатились из коридора и вразвалочку подошли к старику.

— В чем дело, мастер? — осведомился Дерви.

Он был чуть повыше напарника, лысого и кряжистого Плени, и немного умней: по крайне мере, Дерви умел говорить.

— Заберите его и пустите под пирс. — Корчмарь кивнул на бездыханного гренадера. — И чтоб никто не видел!.. — старик погрозил напарникам кулаком.

— Хорошо, мастер. — Дерви толкнул лысого в бок: — Возьми на кухне тот большой мешок, из-под перца. Сейчас живо запихнем.

Плени молча развернулся и, пошатываясь из стороны в сторону, как пережравший пчел медведь, направился к кухне. Скажи ему сейчас, чтобы сам в мешок забрался, сделал бы все с таким же скучным видом и без единой мысли. Главное, что корчмарь потом денежку заплатит, а за какие заслуги — это уже не ко мне: хозяин сказал, я — сделал.

Наше дело маленькое — выполнять приказы, а вопросы пусть Дерви задает — ему на то ум даден.

Спустя полчаса мешок, для веса наполненный еще и камнями, отправился на свидание с глубоководными тварями. Дерви и Плени потирали руки в предвкушении обещанной премии, даже не подозревая, что с крыши полуразрушенного дома за ними наблюдают два горящих глаза. Когда вышибалы Стопола скрылись из виду, неизвестный соглядатай довольно захихикал. Миг — и на том месте, где он только что сидел, зияла огромная дыра. Впрочем, зияла она всего несколько секунд, потом стала стремительно затягиваться и вскоре исчезла вовсе.

Тварь увидела достаточно.

Дома у меня царил невероятный беспорядок. Хаос, как после бешеных плясок голиафов на празднике Молота.

— Мать честная… — только и сказал я, велев камину загореться и обведя прихожую (являющуюся по совместительству залом, спальней и даже — в редких случаях — столовой) ошарашенным взглядом.

Диван выпотрошен до самых досок, ковер изорван в клочья, шкаф завален набок, а книги, стоявшие прежде на его полках, разбросаны по всей комнате (бывшей по совместительству… а, впрочем, я уже говорил).

На первый взгляд могло показаться, что в доме побывали обычные грабители-домушники. Однако со второго подхода знающий человек вроде меня с удивлением понял, что ничего не украдено, а значит весь этот бедлам — для отвода глаз, картинка, необходимая, чтобы скрыть… что?

Что хотели скрыть таинственные ненастоящие грабители, я смог увидеть достаточно быстро. Точнее, услышать — очень знакомо скрипнули половицы над головой.

По-моему, все это уже было. Если сейчас в комнату спустится еще один Лысый, я, наверное, сойду с ума.

— Слышали?

— Что? — спросил за всех гоблин.

— Неважно. — Приложив палец к губам, я вытащил из бэга Жужелицу и, вновь взвалив мешок на плечо (на всякий случай — может, убегать сразу придется?), на цыпочках стал красться к лестнице. Спутники мои застыли на пороге, не совсем бесшумно обнажив клинки; каждый из них не раздумывая ринется в атаку на неизвестного, появись он в комнате.

Половицы скрипнули вновь. Я напрягся и еще крепче сжал Жужелицу в руках; палец словно прирос к спусковому крючку, готовый в любой момент нажать на него.

Наверху громко зашуршало: судя по всему, незваный гость понял, что его обнаружили, и уже не таился. Я облизнул пересохшие губы…

И тут гость решился.

Совершив невероятный прыжок, он дикой кошкой полетел на меня. Я едва успел перекатиться через плечо назад (а, может, просто о ковер удачно споткнулся), да так и остался лежать. Гость тут же развернулся ко мне, и я смог рассмотреть его лицо.

Которого не было.

Ни носа, ни губ, ни ушей. Только два огонька на месте глаз и нелепая соломенная шляпа, сдвинутая набок. Все. Будто Один забыл дорисовать.

Все это мне удалось разглядеть за какие-то доли секунды, потому что Безликий, как я окрестил юркого грабителя, долго стоять без дела явно не собирался.

Неуловимый взмах рукой — и бэг оказался прибит к полу длинным железным копьем.

Я вовремя дернулся в сторону, ободрав спину о шероховатый пол. Хорошо, что Безликий оказался не так ловок с копьем, как с кувырками и прыжками. Мой убийца, поняв, что промахнулся, выдерну л копье и приготовился к новому выпаду.

Я бросил быстрый взгляд на застывших в дверях приятелей. Те, словно завороженные, смотрели на моего неудавшегося (пока!) убийцу, восхищенно раскрыв рты. На них надежды никакой. Опять все придется самому делать…

Впрочем, ничего сделать я не мог: Безликий очень умело держал меня на невидимом прицеле, и мне оставалось только палец за пальцем отползать от него, словно змея от… еще более большой змеи, и думать, что делать дальше: в следующий раз этот уродец-маньяк может и не промахнуться — и так, того гляди, копьем достанет.

После очередного выигранного пальца, я осторожно ухватил бэг за лямку. Собрав последние силы, зажал мешок между ногами и грудью и клубком откатился в сторону.

Копье вошло в пол аккурат в том месте, где я только что лежал.

Пока Безликий доставал оружие и готовился к новой атаке, мне удалось подняться и броситься к двери: Убийца перехватил копье, замахнулся им для броска и… застыл, так и не успев его бросить.

Я оглянулся через плечо и, пройдя еще пару шагов, остановился. Ужас, словно тихая гадюка, вкрался в тело, заставляя его мелко дрожать.

За пятку копье удерживал Лысый.

Впрочем, это был уже не он, а нечто, очень на него похожее. Кожа купеческого телохранителя напоминала хмурое осеннее небо — такая же серая, с едва заметными проблесками синевы — на плечах и голове — водоросли. Похоже, две недели под пирсом не пошли ему на пользу, поэтому он и стоял сейчас, поднятый чьим-то зовом, да злобно смотрел мутными глазами на Безликого. Сейчас будет справедливость чинить, на свои, мертвецкий, вкус.

Как бы только старое не припомнил!..

Впрочем, если эта справедливость направлена на наше спасение, ничего против не имею.

Следить за битвой титанов я не собирался, поэтому, прикрыв на миг глаза, перевел дух и вновь метнулся к друзьям, и в этот момент Безликий все же умудрился метнуть в меня копьем.

Пожалуй, на этом месте можно было закончить словами «Страшное оружие прошило Ловкача насквозь, и он, громко вскрикнув, завалился на пол, щедро орошая все вокруг красным…».

Но я споткнулся о выступающую половицу. Копье просвистело в двух пальцах от плеча и, злобно жужжа, словно разозленная пчела, намертво прибило Шмыга к двери. Гоблин не успел даже пикнуть: смерть наступила слишком быстро. Душа покинула тело храброго гоблина-подрывника за мгновенья, и гоблин повис на копье, словно кукла.

— He-е-ет!!! — заорал бы на моем месте какой-нибудь мелкий актеришка. Но Ловкачи — не только актеры, да и окружающая действительность вряд ли походила на сцену с декорациями. Жизнь снова плела неведомый узор, в котором не нашлось места мелкому стежку Шмыга.

Я не был героем, никогда не хотел им быть. Кромсать врагов двуручным мечом, спасать из самых щекотливых ситуации не только свое седалище, но и задницы соратников и друзей — ничего из этого я не умел, да и не желал, честно, учиться. Как и любой нормальный человек, старательно избегал всевозможных стычек и из пекла наловчился выбираться сам, не прося ни у кого спасенья, впрочем, и не протягивая руку помощи другим.

Так меня научила улица, на которой я жил, воровал, убегал от лицейских, делил краденое с друзьями. Так учил Фетиш.

Так учит жизнь.

Но после авантюры со статуэткой я уяснил для себя еще одну вещь, этакое «правило большого мира»: все, чтобы ты ни сделал, обязательно вернется к тебе. Нет, я не утратил прежней циничности, расчетливости, которые помогали мне обретать себя в Гильдии. Просто я понял, что есть люди, ради которых пойдешь на самый глупый поступок, только для того, чтобы они были живы и так же, как и раньше, шли с тобой до намеченной цели.

Те, с кем настоящий мастер-Ловкач должен распрощаться в первую очередь.

Близкие.

Те, кого нельзя бросать, но бросить нужно, потому что иначе им будет еще хуже.

Я прекрасно понимал это, но оставить доверившихся мне Палаша и Рохана в пекле адской дуэли Лысого и Безликого не мог.

Именно поэтому я, растянувшись в длинном прыжке, которому позавидовала бы иная лягуха, толкнул приятелей в грудь, вылетая через раскрытую ударом дверь снова в ноябрьскую ночь.

Оказавшись на свежем воздухе, Рохан и Палаш наконец-то пришли в себя. Они ошарашено озирались по сторонам, словно два заморских зверя, заснувшие в клетке, а Проснувшиеся на воле.

Я уже был на ногах.

— Живей, живей, — поторапливал я огра и тролля. — Лысый не сможет держать его вечно!

— Кого «его»? — Огр, похоже, до конца в себя так и не пришел.

— Нет времени объяснять! — Я скакал из стороны в сторону, словно гремлин на горячих углях. — Валим, пока не поздно!

Рохан и Палаш, кряхтя, поднялись и принялись отряхивать запылившуюся одежду. Вид у них был помятый, будто три ночи подряд тролль и огр только и делали, что пили вино и разбавляли пивом.

— Быстрее! — Я старался подогнать друзей, однако те шли, словно по болоту: каждый шаг давался им с трудом, ноги едва двигались.

Внутри послышался звук удара, и дом покачнулся, будто тролль кулаком приложил. Я предпочел не думать, кто из монстров умудрился сотворить такой шум, лишь пожалел, что место обитания опять придется менять: слишком много охотников на мою ловкаческую душу, да и после боя этаких великанов от него вряд ли останется больше горстки щебня.

Нам повезло: какой-то старикан на телеге решил срезать путь, проехав мимо моего дома, и я, не зная, как объяснить свою наглость, просто скинул деда с козел. Возможно, потом я буду мучиться угрызениями совести, но не сейчас: когда смерть подбирается слишком близко, думаешь только о себе, в лучшем случае о горстке людей, которых зовешь друзьями.

Я уселся на козлы и, дождавшись, когда тролль с огром наконец заберутся в телегу, стегнул лошадей плеткой. Те протестующе заржали, но ослушаться не решились и, под ругань сидящего в луже старика, рванули с места, увлекая за собой воз.

Морлока в 3реге явно не ждали. Впрочем, и гнать не стали — приехал и приехал, что с того? Одним больше, одним меньше — какая разница?

Сначала даже внимания не обращали. Да он особенно и не набивался: ходил себе, все высматривал что-то.

Но когда морлок неожиданно заявился в «Ржавый гвоздь», просить аудиенции у короля, его мягко остановили стоящие у входа в комнату Штифа стражники. В ответ на просьбу холвильского головастика лицейские сочувствующе покивали и дружно отправили визитера в 3авулон, троллеи пасти.

«Глупцы! — думал Мастак, быстро шагая по главной улице 3рега, то и дело потирая ушибленный зад. — Вы еще пожалеете, что не выслушали меня… когда придет он… — Морлок поежился и опасливо огляделся по сторонам: не нагрянул ли уже? — Смерть вас всех ждет!»

Но несмотря на злость, отвоевавшую себе добрую половину разума, Мастак был удивлен. Ошарашен.

Голем должен выполнить задание. Так почему его все еще нет в 3реге?

Отринув в сторону версии о выпивке и бабах, морлок досадливо сморщился: как же глупо все получилось! Нашел, починил его — украли либо (о чем можно было догадаться по огромным следам в доме — да, да, железный монстр смог оставить вмятины даже в досках пола!) сам сбежал. Поехал сообщить королю о возможной опасности — гонят.

«Ох уж эти мне люди! — качал головой Мастак. — Дождутся, когда беда постучится в дом, а потом начинают бить тревогу. Неужели этим остолопам в таверне не ясно: раз морлок выполз из Холвиля и забрался так далеко, значит, дело дрянь? Эх, люди, люди…»

К Мастаку подбежал невысокий парень с черной повязкой на глазу:

— Время есть? — прохрипел он, тяжело дыша.

— Восемь, — ответил морлок, выудив из кармана часы. Красивые, с серебряными узорами.

— Давай сюда. — Одноглазый выхватил часы из рук опешившего Мастака и был таков.

«Вот зараза! — скрипнул зубами морлок. В этом треклятом 3реге могут вмиг обобрать до нитки! Даже часы забирают, тупицы!»

Решив не играть лишний раз со старухой-судьбой, Мастак нырнул в ближайшую корчму со звучным названием «Бараний рог»: следовало снять комнату на пару ночей, чтобы дождаться заплутавшего в дороге голема. В 3рег он должен был прибыть еще два дня тому, однако его все не наблюдалось, иначе уж морлок бы заметил!

Впрочем, на Перекрестке кровавый след обрывался, а широкий тракт делился на две столь же широкие дороги, одна из которых вела в Зрег, а другая — в Тчар. Морлок долго думал: куда же пойти, и в конце концов выбрал Мятежный: по слухам, которыми весь Орагар полнился, в Зреге произошли большие перемены: король вновь вернул власть в руки короны, мэра бывшего на плаху отправили, опять же… Впрочем, на людские междоусобицы Мастаку, как всякому уважающему себя морлоку, было глубоко наплевать; главное, чтобы Штифа-менялу (как его за закон о равноправии прозвали) никто не сместил, а там хоть трава не расти!

В общем, морлок, чрезвычайно раздосадованный случившимся в «Гвозде», решил, что лучшего занятия, чем здоровый сон, нынче не найти. Заплатив подозрительному корчмарю, Мастак на полусогнутых поплелся в комнату, попутно ковыряя «бородатым» ключом в зубах. Едва оказавшись внутри, холвилец рухнул на кушетку и моментом заснул.

Снилась ему родная мастерская, где он вновь собирал побитого временем голема, но во сне искусственный человек почему-то не спешил удирать по своим дюже важным кровавым делам, с невероятным рвением принявшись за окучивание хозяйской делянки. Жалко только, что все растущие на ней томаты изошли на удобрения: глупый механизм, не знающий, что с ними делать, просто затаптывал помидоры в землю.

— Ваше Величество! Да очнитесь вы наконец! — жужжало под самым ухом в который уже раз.

Штиф, не долго думая, влепил проклятой пчеле кулаком, и та, не слишком лестно помянув Валгаллу и всех ее обитателей, отлетела куда-то в дальний угол комнаты.

Правитель Орагара сладко зевнул, предвкушая возвращение поистине королевского сна, однако тот неожиданно заупрямился и отступил. Штиф тихо ругнулся и, собравшись с силами, открыл глаза.

Возвращение в обычный мир, красочный и по-своему прекрасный, прошло для короля довольно безболезненно: лишь пару мгновений перед глазами расплывались круги света да общая картинка чуть подрагивала, однако это быстро прошло. В горле стоял ком, а во рту словно суховеи погуляли: Штиф бы отдал полкоролевства за стакан холодной воды.

— Эк вы меня, Ваше Величество!.. — плачущим голосом сообщил держащийся за щеку Кедрик. А если бы?..

— Отстань! Без тебя тошно, — скривился король и почесал в затылке. Изображение перед глазами снова дернулось. — Где я вчера был? Что делал? Почему не помню?

— Может, оно и к лучшему? — осторожно предположил Кедрик, разом забыв про ушибленную щеку. Перебирая любимые четки, он с мольбою смотрел на Штифа.

— Рассказывай давай, что вчера было! — Король не очень любил подобные возражения со стороны слуг. И еще меньше он любил пребывать в состоянии полного неведенья о чем-либо.

Кедрик это прекрасно знал. И потому, чуть помедлив, начал рассказ.

Штиф с невозмутимым лицом слушал. Он чуть поморщился, когда советник упомянул о зажигательном танце на столе, который король исполнил после опустошения двух бутылок не самого худого вина. Криво усмехнулся, узнав, что полночи развлекался в постели с двумя портовыми шлюшками. Побледнел после упоминания заблеванных («Да простит меня Паладин за таковые откровения» — тут же перекрестился Кедрик) простыни с одеждой. И облегченно вздохнул, когда священник закончил.

— Это все? — осведомился король с надеждой.

— Да… мой король, — выдохнул пораженный советник: по его мнению, прегрешении его правителя хватило бы на десяток-другой самых отъявленных противников истинной веры.

— Слава Силе, я хоть до Паладина не добрался с непочтительными речами! — облегченно и несколько напыщенно сказал король.

Кедрик аж четки выронил. В глазах его застыла немая просьба: «Не надо, мой король, не заставляйте меня рассказывать все!». Штиф вздохнул, смиренно кивнул: он уже понял, что пьяными плясками, продажными девками и испорченным гардеробом да простыней список его ночных похождений вовсе не ограничился.

— Не беспокойтесь, Ваше Величество, — успокоил короля священник. — Я уже помолился за вас Паладину, чтобы он простил вам ваши прегрешенья!

Штиф рассеяно кивнул.

— Кедрик, скажи, — сказал он тихо. — Кто-нибудь еще видел это?

— Нет, мой король, — уверил его советник. — Ну… разве что Магистр, стражники, трактирщик, те две… девушки, из порта, да еще горожане, которые встречались нам по дороге. Впрочем, трактирщик не расскажет никому: я ему золотой дал.

— А… девушкам тем? — Король нервно сглотнул: настолько список Кедрика оказался внушителен. — Дал чего?

— Вы им и так много дали, — жестко сказал советник. — Да и кто их слушать будет? А если и будет, поверят ли?

Штиф устало вздохнул: коронованным особам вечно приходится трястись над репутацией. Сила упаси, если угораздит упиться в хлам на глазах у цвета общества. Еще хуже, если это общество окажется трезвее стеклышка.

Впрочем, никаких великосветских особ на вчерашнем ужине не наблюдалось (если, конечно, не считать таковой Магистра — ну да кто мага вообще за человека держит?). Так что вроде бы опасаться нечего, хотя и есть в груди небольшой холодок…

— Где Хромой? — Король подошел к окну. Город уже просыпался. Всевозможный люд высыпал на улицу, казалось, всем скопом, и улочки с высоты второго этажа «Гвоздя» напоминали муравейник, готовящийся к зимовке. Действительно: ноябрь — не август, холода не за горами. Вот горожане и снуют повсюду, выискивая, где подешевле купить припасов на зиму.

То, что в 3реге поменялась власть — не повод, чтобы забывать о приближающихся морозах.

— Хромой? — Кедрика, казалось, удивил вопрос правителя. — Он покинул город.

— И куда же он поехал? — Сказать, что Штифа не затронула весть о скором отъезде наймита — значит, нагло соврать. Да что таиться — он был поражен: жена с сыновьями сидят в подвале хорошо охраняемой усадьбы, что в окрестностях 3рега, а их спаситель, герой, воин бросает все и…

В окрестностях 3рега…

— Давно он уехал? — Пораженный внезапной догадкой, Штиф резко повернулся к советнику.

— Да часа два тому. — Кедрик протянул королю сложенный вчетверо листок бумаги. — Вот, просил передать.

Король без разговоров выхватил записку из рук священника. Бумага была самой дешевой: шероховатая, легко рвущаяся. Текст записки нацарапан криво, спешно: видимо, Хромой писал ее впопыхах. Внизу красовалась большущая клякса.

Король пробежал по тексту записки глазами.

Советник молча перебирал четки.

Внезапно его господин дико взвыл, и скомканное послание отлетело в угол:

— Проклятье, Кедрик! Чтоб на его костях вся Валгалла плясала!

— В чем дело, Ваше Величество? — советник испуганно побледнел, но король уже был у двери. Миг — его и след простыл.

Ушлый Кедрик, выждав для верности минуту, наклонился за скомканным листком. Поднял, с улыбкой прочел:

«Когда ты чужд своим, я знаю, ты — чужак,

Когда свои чужды, ты — волк среди собак,

Когда решил купить, я понял, ты — дурак,

Когда я их спасу, все кончено, му…»

— дальше стояла жирная клякса.

— Какой же глупый король нам достался… — покачал головой Кедрик, сунув записку в карман.

Телега мчалась со скоростью хорошо натренированного волколака, однако я все равно продолжал гнать коне и уже второй день подряд, не щадя плетки.