Чтение 13–й страницы книги ~Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды~

– Прямо сейчас начнешь?

– А что? Чем быстрее прочту, тем лучше… На самом деле интересно было бы взглянуть на него, да как? И еще если Гортхауэр там… Впрочем, пусть его…

– Чтонибудь придумаем. – Аллор погладил ее по голове. – Нам еще разбираться с местной публикой надо.

– А куда мы денемся? – лениво потянулась Эльдин, отхлебнув вина из стоящего у кровати бокала.

Глава 6

После разговора с Вардой Манвэ окончательно пришел в дурное расположение духа. В чем дело, о чем она? Что там – за Порогом? И что делать с Эонвэ?

Манвэ решительно встал и направился в глубь чертогов, где в одной из зал и находился сейчас опальный герольд.

* * *

Безошибочное чутье майа подсказало Эонвэ, что гдето за стенами Ильмарин занялся рассвет. Он пошевелился, сменив позу. Звякнула цепь – майа вздрогнул, вспомнив с тоской, где он и что произошло.

«Манвэ, наверное, меня не простит теперь, – тоскливо подумал он. – А все Аллор – и что я так изза него встревожился?» Эонвэ невольно вспомнил странного майа. Дерзкие, насмешливые глаза, но так же искрящиеся, как у… Златоокого? Мятежного менестреля, его, Эонвэ, брата. Казненного за бунт против Замысла… Он и виделто Златоокого раза два, но это запомнилось… Да, глаза чемто неуловимо похожи, только у Аллора они, словно льдом, подернуты какойто отрешенностью, даже безразличием. И все же он почемуто вызывал сочувствие, только чем тут поможешь? «Нашел кого жалеть! – подумал, мысленно обращаясь к себе, Эонвэ. – Как будто не ты здесь сидишь, а этот Аллор».

Чтобы отвлечься от мрачных размышлений, он попытался вспомнить чтонибудь хорошее, но память самым бессовестным образом подсунула иное… Ровные ряды воинов и белолазурнозолотые стяги, реющие над валинорским воинством, шагающим по осенней земле, расцвеченной медью и пурпуром. В свете факелов алые листья казались залитыми кровью.

Навстречу им вышли наскоро обученные эльфы с тонкими разномастными клинками, скорее пригодными для тренировок. Вышли нестройно, как придется, и замерли в оцепенении, словно не веря еще, что война реальна. Хотя дрались отчаянно, до конца, и немногих удалось взять в плен…

Напрягая память, Эонвэ попытался вспомнить чтото более спокойное и приятное, но ничего путного из этого не вышло, мысли не становились ровнее, а тем более правильнее, уносясь к событиям конца Предначальной эпохи.

– Да что это со мной? Что за наваждение? – Эонвэ попытался сосредоточиться, вспоминая золотой свет Лауреллина: это всегда помогало успокоиться. Но не сейчас: мысли бешено метались в замкнутом круге, он видел и слышал давно прошедшее – и не ощущал ныне ни гордости, ни хотя бы чувства исполненного долга. Зайди сейчас сюда Манвэ, он узнал бы много нового о своем майа.

На очередном витке, включавшем в себя уже и конец Первой эпохи, Эонвэ словно очнулся.

– А все же я ему верил… – пробормотал он себе под нос и тут же запнулся, поймав себя на том, что говорит в прошедшем времени.

«А сейчас?» – вопрос возник сам собой, и Эонвэ вынужден был признаться себе в том, от чего (он понял это сразу) давно уже пытался спрятаться, но не мог, хотя и отгонял, как самое страшное из возможных наваждений…

«Не верю. И давно, с конца Первой эпохи. Нет! Не ври себе – с конца Предначальной. Я, Эонвэ, Уста Манвэ, не верю своему Вале… Не верю… А кому я верю? Да никому… Сколько можно лгать себе, выдавая имеющееся за желаемое, а желаемое – за действительное? Вот Манвэ и разгневался: он же меня насквозь видит… – уныло подумал Эонвэ. – Теперь сиди тут, размышляй, а подобные размышления понравятся ему еще меньше…»

«Что же теперь делать? Куда деваться? Не верю – значит, ненадежен, хотя… для него ведь главное, чтобы было так, как правильно, как положено, а остальное его мало волнует. В таком случае что изменится? Если покаюсь, может, простит, то есть примет покаяние и позволит вернуться к исполнению обязанностей герольда… Да сам уже не смогу. Как оглашать волю того, в чью спра ведливость не веришь? Как служить тому, кто вызывает у тебя непомерный страх?»

«Если бы Манвэ отпустил, уйти бы в забвение, полное: все равно иначе жить не сумею… Может, Манвэ так со мной и поступит – управился же со Златооким… Да разве сделает он это? В лучшем случае прогонит – а тогда уйду хоть в Лориэн, может, Ирмо не выгонит, найдет угол потемнее и потише… Глупец! – обругал себя Эонвэ. – Что тебе даст жалость Ирмо, если своего Валу потеряешь? А разве я уже его не потерял – когда перестал верить? Пустые догадки. Может, и впрямь усыпит – чтобы без толку по Валинору не шатался… когда поймет, до чего я тут доразмышлялся…»

«Да ты ему и воспротивиться не решишься, как бы он с тобой ни обошелся», – сказал себе майа со вздохом. Было больно и горько, тупое безразличие постепенно овладело им и почемуто именно сейчас вспомнилось то, что он так яростно отвоевывал у собственной памяти.

* * *

Он ощутил себя. Я – есть. Я – существую. Сознание выкристаллизовывалось в нечто самостоятельное. Я. Я и… пестрый узор бытия, смутно виденный, неосознанный, он был его частью – или не он? Кто? Что было? Или не было ничего? Град вопросов. Надо понять. Открыл глаза – над ним склонился… – он не знал его, не знал его имени, и в то же время чувствовал, что знал его всегда, что он сам – часть склонившегося над ним, что они связаны – неразрывно, что он не может быть без него, равно как и тот, пробудивший, нуждается в нем, майа (откудато пришло слово, и оно было – им, пробужденным), толькотолько осознавшем себя.

Майа попытался приподняться, тонкие, удивительно изящные руки с неожиданной силой подхватили его, бережно поставив на ноги. Он стоял рядом с сотворившим, разглядывая его, а тот рассмеялся, заглянув ему в глаза, и сказал слово: «Эонвэ…» – сказал, как пропел, и майа понял, ощутил: это его имя. Его суть. Он вопросительно взглянул на создателя.

– Я – Манвэ, – прозвучал ответ. – Еще меня называют Сулимо.

Майа кивнул – он запомнил оба имени.

Внезапно пришел их смысл: «Манвэ» – «благословенный» и «Сулимо» – от «сул» – «ветер», то есть «Повелитель Ветров». Он уже знал, что такое ветер, и еще многое, многое другое – сам не зная, откуда…

– Ну вот и познакомились, – раздалось в его сознании.

– Ты слышишь все, что я думаю?

– Конечно, ты же часть меня. Можно говорить словами, а лучше – петь, но общаться проще так.

– Как замечательно… Ты всегда меня услышишь? Манвэ улыбнулся в ответ, кивнув. Эонвэ подумал, что улыбка вышла грустная, но решил, что показалось, тем более что он еще не знал, что такое грусть. Просто откудато знал, что улыбки бывают разные. Он уже видел две…

Создатель и сотворенный вышли на широкий балкон, и майа увидел небо. Огромное, завораживающее. Стихия его Валы. Его стихия…

* * *

Видение постепенно начало блекнуть, превращаясь в просто воспоминание. «Интересно, Манвэ помнит тот день? Ну да, он же ничего не забывает», – грустно подумал Эонвэ. Он прислушался, скорее все же уловив, чем услышав движение. Ктото направлялся к месту его заключения. Еле слышная, летящая походка – конечно, это был Манвэ…

«Зачем? Что он со мной сделает? Может, все же простит? Или… Что делать? В ноги броситься? Нет, он еще и презирать станет за слабость… А уж что решил, то и будет. Он решений не меняет. Так что потерпи немного и все узнаешь», – одернул себя Эонвэ, но глаз от двери оторвать не смог. Замок чуть слышно щелкнул, тяжелые створки приоткрылись… Манвэ.

Эонвэ невольно сжался в комок, ожидая, что будет.

Повелитель Ветров решительно прошел на середину залы.

– Эонвэ! Иди сюда.

«Голос… чужой, холодный. Гневается. Значит, не простил». Он попытался встать навстречу Манвэ, но онемевшее тело не слушалось. «Да что со мной? Неужели ТАК трушу? Вот еще!»

– Я жду. – Манвэ, казалось, чуть отстраненно наблюдал за своим майа.

«Как за край пропасти… неужели так тяжело – сделать шаг… Ну же! Еще один, еще…»

– Подойди ближе.

Эонвэ бездумно подчинился – еще шаг вперед, в мыслях – хаос, обрывки слов.

– Дай мне руки. – Голос Манвэ был мерный, спокойный, ровный, красивый, как всегда. И равнодушный.

«Даже в мою сторону не смотрит, словно и нет меня. Что он задумал? Зачем?»

Он покорно вытянул вперед скованные руки. Отчаяние захлестнуло майа, когда Манвэ коснулся его, показалось невыносимым все, с чем он было смирился, разум и воля отказали, не дав времени собраться, смяв достоинство и гордость, вихрь мыслей налетел, прорвавшись невольно мольбой, – Эонвэ не мог сдержать себя, это было сильнее…

– Манвэ! За что? Я же ничего не сделал?! Я… не… прости!

Майа глазами умолял о том, о чем не решался просить ни вслух, ни мысленно.

Манвэ, сняв наручники, разжал пальцы – металл тихо звякнул о камень, – и внимательно посмотрел на своего майа.

– Эонвэ, что с тобой? – В голосе мелькнуло удивление.

– Манвэ… не прогоняй… – Майа стиснул руки в беспомощной мольбе, впившись лихорадочно блестящими глазами в лицо Валы.

– С чего ты взял, что я собираюсь прогнать тебя? – подчеркнуто изумленно вскинул брови Манвэ.

– Но… я ведь не нужен тебе больше… такой…

– Какой? – прищурился Вала.

– Ну… ты мне теперь не веришь…

– Я не верю никому. Просто одним совсем, а другим – постолькупоскольку. Тебе доверял – чуть больше.

– Но, Манвэ… – Эонвэ не находил слов, уверенность в том, что Манвэ не желает его видеть, все росла – вместе с отчаянием.

– К тому же ты боишься меня, дико, всем своим существом… и возможно, правильно, у тебя есть для этого немало оснований…

Голос был вкрадчив и мягок, но внутри скрывался металл. Манвэ пристально наблюдал за своим майа, готовым вотвот рухнуть ему в ноги – увы, не из раскаяния. Из страха, отчаяния, боязни быть покинутым – но раскаяния не было.

– А потому я не стану удерживать тебя, – продолжил проникновенно Король, – иди… куда пожелаешь. Не бойся, я САМ отпускаю тебя, ведь ты никогда не решился бы на такую дерзость, как покинуть Ильмарин без моего согласия…

– Манвэ!.. – прохрипел Эонвэ – он едва не упал на колени перед Валой, но какаято сила не давала сделать это.

– Манвэ… не надо! – повторил он шепотом.

– Что – не надо? О чем ты?

Эонвэ замолчал. «Гонит. Делает вид, что не понимает, о чем я. Надо идти… Тряпка!»

«Что еще он себе напридумывал? Почему так боится? Настолько…» – подумал Манвэ. Он явно пережал.

– Я же не наказываю тебя, – сказал он вслух, пожав плечами. – Просто… ступай, отдохни, поразмысли, в конце концов… – Манвэ отступил на шаг, чтобы Эонвэ не пришлось огибать его.

Майа сделал несколько шагов, бездумно переставляя ноги, боясь оглянуться, замер в дверях и вдруг, резко развернувшись, прижался спиной к косяку, глядя на Манвэ.

– Нет… не могу… – все, что угодно, только не прогоняй!

«Да что с ним такое? Впрочем, конечно… я же его таким сотворил – преданным… И он нужен мне… Но он должен понять наконец, что можно и чего не следует делать…»

– Все, что угодно? – повторил Манвэ вслух. – А если возьму да запру тебя здесь – для надежности? Или…

Эонвэ опустил голову и притих. Раскаяния не было – был страх. И попытки – жалкие, неумелые – скрыть обрывки недавних размышлений.

«Вот это любопытно – в чем же дело?» – заинтересовался Манвэ и сказал вслух:

– Ладно, подумаю. Скажика все же, почему ты пытался подсказывать Аллору?

– Я хотел…

– Оградить его от моего гнева, это я уже слышал, – отрезал Манвэ. – Меня интересует не для чего ты это сделал, а почему.

– В нем чтото… не знаю – хрупкое, что ли… Или он слишком равнодушен – это могло толкнуть его на дерзость…

– Значит, он, потвоему, нуждался в защите.

– Да. Я не мог иначе. – Эонвэ неожиданно твердо посмотрел в глаза Повелителю.

– Конечно – ты же не веришь мне, а в мое милосердие – тем более. И похоже, давно. Может, потрудишься объяснить почему? Знаешь, я, пожалуй, не буду лезть в твои мысли – объясни все сам, словами – а там посмотрим. Ну, я слушаю.

Внезапно Эонвэ ощутил какуюто непривычную пустоту. Между ним и Манвэ словно выросла преграда. Он почувствовал бесконечное одиночество, но тут же одернул себя. В конце концов его молчание может Манвэ надоесть…

Лихорадочно перебрал воспоминания, из которых ни одно не улучшило бы отношение Манвэ к нему. А как объяснить, почему он так встревожился изза Аллора? Не скажешь же, что изза того, что он нуменорец. Последний. Это важно, но это не все.

А почему не верит?..

– Ну? – Манвэ кивнул, дав понять, что желал бы услышать то, что Эонвэ ему хочет сказать, и побыстрее.

– Хорошо. Ты помнишь менестреля с золотыми глазами, что пел перед тобой о Забытых землях? Ты отругал его и выгнал, назвав отступником.

– Да, Златоокий отступил от пути Света, ты это знаешь.

– Но он не был похож на отступника… А потом… – Эонвэ запнулся, но продолжал: – я засомневался – тогда… А вчера, когда Аллор стоял на Круге перед тобой, он чемто напомнил его…

– Очень мило! И ты решил, что можно попрать все приличия?

– Я не мог иначе. Чтото сломалось…

– Вот как? А дальше от тебя можно ожидать чего угодно? Ладно, учту. А что еще? Это ведь одна из причин, не так ли? Когда ты перестал мне верить, отвечай!

– После войны. Первой войны. Когда по твоему приказу и с моей помощью был истреблен целый народ. Без разбору, – выдавил Эонвэ свистящим шепотом.

– Таак, – нахмурился Манвэ. – И после этого ты пытаешься просить прощения? Надеешься на него? Говори!

– Твоя воля, Манвэ… Повелитель…

– Ах, так? – Владыка Арды усмехнулся краем губ. – А если я…

«Не гони, пожалуйста!» – Эта мысль вытеснила все остальные из сознания Эонвэ, он не понимал, почему это так, но ничего поделать с собой не мог.

– А еслия пожелаю, чтобы ты и впредь исполнял ВСЕ мои поручения, – продолжил Манвэ, чуть выдержав паузу, – ты выполнишь?

– Я постараюсь…

– Постараешься или исполнишь?!

– Постараюсь исполнить…

– Ну и зачем тебе все это? Почему умоляешь не прогонять тебя?

– Я не могу. Это буду уже не я, я… не умею жить… Манвэ… – Последние слова майа прошептал, словно боясь услышать собственный голос, и добавил одними губами: – Пойми, Дан Манвэ…. Впрочем, уйду, если хочешь. Если не желаешь меня видеть…

Владыка прикрыл глаза. «Он же мой майа! Прикажу – уйдет… как тот, первый… Нового творить? Да сколько можно, в конце концов? Или с майа опять чтото случится, или я опять сорвусь… Видимо, изъян – во мне… А с этим что делать?»

Манвэ положил руку на плечо Эонвэ, тот вздрогнул и притих, уставившись в пол. Глядя на него в упор, Манвэ проговорил:

– Тебе надо отдохнуть: с такими мыслями невозможно работать. Ступай в Лориэн – вернешься через три дня, я буду ждать. Ты мой майа, ты нужен мне, и я не хочу, чтобы такое повторилось.

Майа прикусил губу. Вот и все. У него есть выбор. Уйти, остаться одному, а это невыносимо, или отправляться в Лориэн – наверное, для того чтобы его там изменили, ибо таким он Манвэ не нужен… Может, он ослышался? Нет. В Лориэн. Вернуться через три дня. Конечно же, измененным… Разве это – не то же, что выгнать? Силы оставляли Эонвэ, он уже ничего почти не воспринимал, с трудом держась на ногах.

– Эонвэ! – Голос Манвэ выдернул его из сгущающегося оцепенения. – Я сказал – отдохнуть. Ты будешь со мной. Слышишь?

– Да.

– Сядь. – Манвэ усадил майа на скамью, сам сел рядом. Эонвэ застыл, боясь пошевелиться. «Надо было мягче…» – с досадой на себя подумал Вала. Хотелось погладить майа по голове, как когдато, но он сдержался. Эонвэ провинился, и его еще утешать? Пусть Ирмо утешает. Никаких слабостей. Он осторожно тронул майа за плечо, тот затравленно покосился на сотворившего.

– Ступай. Я не отворачиваюсь от тебя. Всем случается делать ошибки, споткнуться может любой. Отдохни у Ирмо.

– Как пожелаешь… – покорно прошептал Эонвэ, – Дан Манвэ… – и испуганно смолк.

– До встречи. – Манвэ, запахнув плащ, вышел из залы.

Энвэ посмотрел ему вслед, а потом встал и побрел через весь Валмар к Ирмо, в Сады Грез.

* * *

Тихий изумруднозолотой сумрак Лориэна дарил покой, гася боль и отчаяние. Так было всегда, будет и впредь; Эонвэ знал это, но сейчас не желал ни покоя, ни утешения – ничего. Разве что вернуться в очень далекие времена, когда ничего этого еще не было…

И жгла мысль, что возвратится он в Ильмарин уже другим, что его – такого, как он сейчас – не будет. Останется оболочка. И Манвэ этого хочет? Зачем тогда сотворил – таким? Майа хотелось взвыть, забыв о приличиях, но он не мог, и не потому, что ктото мог его увидеть или услышать, – просто не мог, и все.

Рухнув на траву, он попытался расслабиться, даже на мгновение понадеялся, что сможет заплакать, – но вышел только сдавленный стон и какоето жалкое поскуливание, как у обиженного щенка. При мысли о том, что он похож на беспомощный комочек шерсти, ему стало так тошно, что он умолк. И теперь тихо лежал под какимто деревцем – он не смотрел по сторонам, и ему было неважно, что творится вокруг. Этот мир был чужим, а майа был чужим для него.

Ктото мягко опустился рядом с ним на траву и легонько коснулся плеча.

– Эонвэ, что с тобой? – Мягкий голос Ирмо не узнать было невозможно. Майа обернулся и встретился взглядом с колдовскими сияющими глазами младшего Феантури.

– Что случилось?

Майа молчал, ему казалось, что получится одна сплошная жалоба, а этого он себе позволить не мог. Да и какая разница, если все равно меняться?

– Ну не молчи, я постараюсь помочь, поверь…

– Ничего. Ничем помогать не надо – а то, что надо… Манвэ тебе, наверное, объяснит или объяснил. Только можно я еще просто так посижу? – проговорил Эонвэ.

– То есть? – удивленно воззрился на него Ирмо.

– Прости, Ирмо, это я так. – Майа смотрел в сторону. Вала насторожился – что это стряслось со всегда уверенным, строгим герольдом Манвэ?

Выглядел он неважно, если честно, то откровенно плохо. С Манвэ поругался? Да нет такого понятия – поругаться с Королем: с ним либо не ссорятся, либо испытывают всю сомнительную прелесть его гнева. И что тогда Эонвэ делает в Лориэне?

– Что значит – объяснит? – поинтересовался Ирмо. – Это он тебя сюда послал?

– Да, – процедил Эонвэ, – отдохнуть… Я нужен ему в работоспособном состоянии. – Он еле заметно улыбнулся.

Мастер Грез слегка нахмурился – отрешенность майа тревожила его. Простое пребывание в Садах вряд ли поможет, нужно чтото более сильно действующее. Лучше всего, чтобы спокойно поспал, в легких грезах…

– Ляг, отдохни, – улыбнулся Ирмо, коснувшись плеча Эонвэ и пытаясь укрыть майа неизвестно откуда взявшимся пушистым пледом.

– Благодарю, – усмехнулся Эонвэ углом рта, совсем как Манвэ, – так лучше будет…

Ирмо в удивлении склонился к майа, еще не понимая, о чем тот говорит. Взял за руку, пытаясь погрузить в легкий сон…

Тело Эонвэ чуть обмякло, глаза потускнели, закрываясь…

– Я изменюсь… как угодно Манвэ. Его воля…

– Чтоо? – подскочил Ирмо, рывком выдернув майа из начинающегося сна. – Как… изменишься?

– Как надо, – мотнул головой Эонвэ. – Я не нужен Манвэ… неправильный… А без него я не могу – у меня никогда ничего другого не было, кроме… служения. Вот так.

– Ну и в чем дело? Что же еще ему надо? – с нарастающим раздражением поинтересовался Ирмо. «Ну и репутация у меня образовалась – промывателя мозгов!» – со злостью подумал он.

– Доверие – хотя бы мое. Может быть. А я… я уже давно не верю ему. Зато боюсь – рядом с ним, как… как с драконом в его пещере! – выпалил неожиданно для себя Эонвэ. – И вчера он узнал это. То есть, наверное, всегда знал, но… может, внимания не обращал – какая ему разница, лишь бы выполнялось то, что должно…

Ирмо, боясь спугнуть попытку откровенности, попытался соткать вокруг ощущение доверия, покоя и безопасности.

– А теперь, когда он знает все, он этого так не оставит. И я уже прежним не стану – не смогу. И Даном назвать уже не решусь – да разве он позволит… – Завершив рассказ, Эонвэ скрестил руки на груди, обхватив предплечья. – Остается не быть. Либо не быть собой, либо…

– Но… он действительно ни о чем таком меня не просил, – растерянно пробормотал Ирмо, выслушав майа. – Почему ты так думаешь? Он же сказал – отдохнуть?

– Он никогда не говорит напрямую – ну очень редко. Зачем – его и так понимают – попробуй не пойми…