Чтение 17–й страницы книги ~Девятое кольцо, или Пестрая книга Арды~

Их снова подбросило вверх, окатив каскадом пены, и прямо перед ними из толщи воды возникло скуластое и чуть курносое лицо с почти круглыми зелеными глазами и белой шапкой кудрей, разметавшейся на несколько локтей вокруг.

– Это кто тут не поймешь на чем по морю разгуливает, дурью мается?

– Майар, вот и маемся, – улыбнулся Аллор. – А… с кем имеем честь? Если вся эта роскошь – ваших рук дело, то кого благодарить прикажете? Давно так не веселились.

На лице водного хозяина возникло легкое недоумение.

– Ято – Оссэ. А вы кто такие, что не боитесь? И вообще я вас, майар, раньше не видел.

– А мы здесь недавно. И чего бояться, не знаем.

– А щепочку ты придумал или телерийская новинка?

– Это еще в нашей компании давно придумали.

– Какой?

– Нуменорской.

– Так ты оттуда?! А как здесь очутился?

– Долго рассказывать и уже неинтересно – скоро и так весь Валинор знать будет. Лучше еще пару таких волн создай – если не сложно и не лень.

– Мне – лень? Да я позабавиться всегда не прочь. – Их перекинуло на следующий гигантский вал, Оссэ летел рядом. – А вот моряки ваши както к играм расположены не были.

– Что ты хочешь, моряки – люди серьезные, ответственные.

– А вы?

– А мы – нет.

– Вот и чудесно, а то уж и порезвиться не с кем. Телери все же побаиваются, а иные из почтенной публики и обидеться могут.

– Не все же такие чокнутые, – проговорила сквозь облепившие лицо волосы Эльдин.

– Вот среди телери попадаются – а то все больше за жемчугом ныряют, – усмехнулся Оссэ, принявший уже вполне человеческий облик и балансирующий на гребне соседнего вала.

– А русалки? – Эльдин явно не давал покоя давешний разговор.

– Какие еще русалки? – Оссэ даже поскользнулся от неожиданности и съехал кудато в глубину. – Откуда ты знаешь? – спросил он, выкарабкавшись наверх. – Они же глубоко живут.

– А что такого? Да про них полно легенд: и про дворцы, и про моряков, которых они туда увлекают, и про то, что они не умирают, а превращаются в пену…

– Это духи воды, нэниайни, их душа – вода, и если их убить, они действительно возвращаются в стихию, их породившую, – в отличие от сотворенных майар. Ихто, духов, – никто не творил – они были. Увидеть надо было. Говорят, хэлгеайни всегда были, и барлоги – это тоже из тех, их просто Мелькор к жизни вызвал. – Оссэ огляделся, словно боясь, что их подслушают. – Неважно, водятся себе и водятся, они далеко, и их не видно. Вот, – закончил он. – В Замысле про них ничего не сказано.

– Да слышали мы уже про Замысел, – сказал Аллор. – А откуда они тогда взялись?

– Завелись – и все тут, – нахмурился Оссэ. – Вообщето их Ульмо вызвал. А вы думали, кто?

– А мы вообще не думали еще, – огрызнулась Эльдин.

– И не стоит – вредно. Пусть кит думает, у него голова большая, – глаза Оссэ потемнели.

Аллор мигнул Эльдин, показывая, что тему надо сменить. Та согласно кивнула:

– Ну их. – Безмятежно потянувшись, она попыталась ухватить за хвост пеструю рыбину, поднятую со дна очередным всплеском. Рыба, сердито хлопнув плавниками, ушла на глубину. Эльдин рассмеялась: – А мы долго могли бы в воде без воздуха продержаться? Если на дно нырнуть?

– Не знаю, – пожал плечами Оссэ. – Если вы майар, то почему бы нет? По крайней мере, подольше, чем телери. Попробуйте. Для менято это родная стихия, у меня, как и у Ульмо, и облика постоянного нет – неохота, движения стесняет. Это пусть в Валмаре носят, – фыркнул он.

Аллор с Эльдин переглянулись – Оссэ явно недолюбливал валмарский высший свет. Сведя разговор к великосветской болтовне ни о чем, они после нескольких крутых виражей направились к берегу.

– Заплывайте какнибудь, – крикнул Оссэ им вслед. – Познакомлю с Уэйнен и Салмаром.

– Спасибо, – балансируя на бешено мчащемся гребне, помахали ему в ответ майар. – Непременно заплывем – еще и не выгонишь.

Доску с размаху шлепнуло о берег, следующая волна накрыла их, перевернув несколько раз, и они уселись на берегу, отплевываясь.

Вдруг в туго сплетенном узле водорослей, который майэ наконец извлекла из волос, чтото блеснуло – это была огромная зеленоватая жемчужина.

Сорвав растущий у берега цветок, Эльдин закинула его подальше в море. Волна, похожая на ладонь, подхватила его и умчала вдаль.

Глава 8

Новые майар потихоньку осваивались в Благословенной земле Аман – публика, им подобная, просто по природе своей не была способна усидеть в четырех стенах. Они с головой окунулись в светскую жизнь Валмара.

Аллору она напомнила жизнь в Армэнелос: тот же высший свет, где все друг друга и друг про друга знают и в то же время никто ни о ком ничего не знает точно – так безопаснее. В Нуменорето он плевал на сплетни, окружавшие его имя, и делал все, что в голову взбредет.

При дворе многие его тихо ненавидели, но на открытый конфликт идти не решались: влиятельных друзей у него тоже было немало. Кроме того, его клинок остротой не уступал языку, так что изящного, изысканно отрешенного эльфинита старались не задевать. Даже неистовый дядюшка АрФаразон до времени смотрел сквозь пальцы на его развлечения, понимая, что к королевской власти беспутный племянничек вкуса не имеет, находя администрирование занятием невыразимо скучным.

Уже позже все злое, что было в гордом потомке владетелей Андуниэ и Армэнелос, взяло верх: развлечения становились все более жестокими, клинок шел в дело все чаще, и перечить «светочу культуры» становилось все опаснее. Пьянки и оргии стали обычным явлением в его дворце, а дурман все больше вытеснял из сознания остатки объективности и снисходительности.

В Земле Аман все было несколько иным, да и он изменился, – но нишу стоило обустраивать, а это он умел. Мягко и ненавязчиво новые майар умудрялись оказываться в нужное время в нужном месте. Удивительные же перипетии их жизненного пути, которые невозможно было сохранить в тайне в Валмаре Многозвонном («Живо все раззвонят – поэтому, надо полагать», – заметил Аллор), создавали дополнительный романтический ореол уставших от жизни и потому довольно безопасных персонажей. Любые их выходки воспринимались как издержки покалеченной Тьмой психики, метания измученной души или надрывные попытки жить вопреки, – и прощались. «Нет ничего неуязвимее, чем полуправда… или полуложь – хотя это не одно и то же», – к такому выводу давно пришли оба урода и выродка, потомки светлейших родов.

Такими и появились они на пороге Блаженного края: страшная сказка Средиземья и – любительница страшных сказок. Живущие вопреки. Недомайар.

К Намо и Вайрэ (о Тирзэ и говорить нечего) они забегали свободно, были вхожи в Ильмарин, успели уже посетить Ауле и Йаванну, а также Ниэнну, а у Ирмо были приняты почти как родные – Мелиан наконецто нашла потомка, хоть както напоминавшего о Лютиэни и удивительно похожего на нее самое.

Впрочем, у них с Эльдин, явных Феантури по сути, был чуть иной дар: если Мелиан была мастерицей защитных заклятий, Ирмо и Айо – мастерами грез и забвения, то Аллор – понимал. Для него большинство жителей Валмара были, по крайней мере, интересными собеседниками. Не роясь особенно в чужом сознании, он – видимо, в силу длительного опыта общения с разношерстной публикой без помощи чтения мыслей – умел вовремя сделать выводы, догадаться, когда и что сказать, а где промолчать, и это иной раз помогало не меньше. И он, и Эльдин, при всем своем умении болтать о чем угодно, умели слушать – и слышать.

* * *

На приеме в Ильмарин к Эльдин подошла Варда.

– Можно тебя на пару слов? – Тон ее, впрочем, особых возражений не предполагал: Королева Валмара к ним не привыкла.

Эльдин кивнула и выскользнула вслед за Вардой на широкий балкон, опоясывающий королевские чертоги.

– Чем могу быть полезна? – спросила майэ с легким поклоном.

– Да вот побеседовать хотела – это удивляет? – слегка улыбнулась Элберет, небрежно облокотившись на перила.

– Отнюдь. Почему я должна удивляться? Хотя… о чем беседовать Повелительнице Валмара с ничьей майэ с глазу на глаз?

– Значит, есть о чем. А с глазу на глаз… Допустим, так уютней. Ночная прохлада опять же. Приятно вот так постоять на балконе, полюбоваться на звездное небо… Кстати, наваждения тебя больше не посещают?

– Какие наваждения? – невинно округлила глаза Эльдин. – Аа… эти? Нет, с чего бы? Впрочем, если приснится, расскажу.

– Кому это? – насторожилась Варда.

– Вам, Королева, раз интересуетесь.

– Думаю, они тебя больше не потревожат. В Благословенных землях должно хорошо отдыхаться.

– Чем и занимаемся.

– И правильно. А наваждения… Если что, не вздумай ни с кем говорить об этом. Даже с Аллором. Поверь, для вас обоих так будет лучше.

– Меньше видишь – дольше живешь.

– Правильно. Приятно иметь дело с разумными созданиями. Я знала, что мы поймем друг друга, – мне и впрямь будет жаль, если с вами чтото случится.

– Право, неужели во мне есть чтото опасное для покоя Валинора?

– Смертным здесь места нет: они уходят Эру знает куда – и все. Говорят, до Второго Хора. Ты – исключение. И неважно, видела ты там чтото или нет, – никакого это значения не имеет, слышишь?! – прошипела Варда.

– Конечно, – посмотрела ей в глаза Эльдин. – Я прекрасно понимаю. Все будет так, как говоришь ты, Королева. Я знаю, что такое ответственность за близких…

Она резко замолчала – остро, как вспышка молнии, пришло осознание: Варда видела. То же самое. И не скажет никому. Манвэ должен вершить волю Единого без страха и сомнений – иначе как выдержать ответственность за кары и милость – столько времени? Даже не знающему по определению усталости Вале…

«Не плюй против ветра, не стой на пути у высоких чувств». Ни того, ни другого Эльдин делать не собиралась. Да, Аллор видел – ее глазами, но Варде это знать необязательно, а он сам отлично знает, когда следует помалкивать.

– Есть масса других интересных тем для беседы, кроме разговоров о всяких грезах, – сказала майэ вслух.

– И то правда, – странно взглянула на нее Варда. – Вернемся в зал – Королеве негоже столько отсутствовать. Чувствуй себя как дома, майэ.

* * *

Выйдя из пиршественного зала в соседнюю комнату, Аллор застал там Короля Мира. С легким поклоном майа собрался было ретироваться, но Манвэ остановил его:

– Подожди. Что ты здесь делаешь?

– Выскочил покурить в тишине.

– Ну так что же ты не куришь?

– Не хотел бы мешать вашему уединению.

– Не помешаешь. Одиноким можно быть и в самой обширной компании.

– Одиночество и уединение – не одно и то же.

– Не суть. В данном случае это не имеет значения. Сядь.

Аллор, изящным движением подобрав плащ, расположился в кресле напротив. Достав пахитоску, коими их щедро снабжала Мелиан, закурил. Манвэ рефлекторно потянулся к портсигару, но остановился. Слабости не пристали Владыке, и уж заведомо не стоило их проявлять перед этим странным майа.

– Скучаешь? – ни с того ни с сего спросил он.

– Отчего же? Хотя… возможно. Возвращаются старые привычки – а в свое время я был пресыщен светским общением.

– Здесь все же не Нуменорэ. Хотя в свое время Эонвэ обучал твоих предков манерам.

– Тото все так знакомо. – Это прозвучало почти двусмысленно. – Немудрено, что потом нуменорский этикет задавал тон всему Средиземью.

– Ты часто бывал там? В Средиземье?

– Разумеется. Путешествия были одним из любимых моих развлечений. В пути даже время течет поиному.

– Вот как… И как вам здесь?

– Пока интересно.

– Пока? – вскинул бровь Манвэ.

– А потом – привыкнем. Впрочем, надеюсь, что заскучать здесь не удастся. Не скоро, во всяком случае.

Манвэ пожал плечами.

– А почему ты здесь сидишь? Устал? – поинтересовался Аллор.

– Валар не устают. Впрочем, за двенадцать тысяч лет многое действительно становится… слишком привычным.

– Всегда можно найти способ развеяться.

– Или забыться? – усмехнулся Манвэ.

– Не думаю. Стоит ли чтото забывать – и возможно ли?

– Для многих – да.

– Многие – это не все.

– По себе судишь? Кстати, как было в Садах Лориэна?

– Очень мило. Хорошо, что они есть. Такое особое, смутноспокойное, чуть грустное состояние, правда?

– Я там давно не был.

– Вот как? Впрочем, большинство идет туда, желая забыться и успокоиться, а тебе, Владыка, ни к чему искать этого: тебя ничто не тревожит…

– Мне не о чем тревожиться. Следовательно, и успокоение не требуется.

– А отдохнуть?

– От чего?

– От всего. Власть выматывает. Помоему, даже в Блаженной земле управление – не самое легкое дело. И не самое приятное.

– Как сказать. И какая разница: Единый назначил меня править Валинором – и я буду править, пока на то Его воля.

– Неизменная.

– Само собой. – Манвэ показалось, что во взгляде Аллора промелькнуло подобие сочувствия – фиолетовой искрой на дне холодносиних глаз.

– А Средиземье никогда навестить не хотелось?

– Что нам там делать? История развивается своим чередом. К тому же мы отреклись от власти над людьми, когда… – Манвэ запнулся, что было необычно для его плавной, уверенной речи.

– Воззвали к Единому, чтобы решить нуменорский вопрос, – закончил Аллор спокойно, глядя мимо Манвэ. – Неважно. Незачем сейчас говорить об этом. – Майа выпустил струю дыма в окно. – Собственно, зачем тебе путешествия или Сады Грез: у тебя есть музыка, песни – ведь это прекрасно – творить гармонии звуков и слов…

– Я не музицирую, – проговорил Манвэ.

– Правда? Но почему же?

– Не хочется. Видимо, в этом нет необходимости.

– При чем тут необходимость? Ведь это – твоя суть?

– Моя суть – вершить Волю Всевышнего, – отрезал Король Мира, – а музыка…

– Лишь увлечение? Без которого вполне можно прожить?

– Вот и живу.

– Давно?

– Две эпохи.

Манвэ поморщился – впрочем, под личиной это было незаметно. О чем это они? И что он, Манвэ Сулимо, несет? Совсем распустился в последнее время. И все же – чтото располагало к беседе. Может, ощущение, что они играют по сходным правилам? Похоже, они и впрямь оба – игроки: Манвэ иногда чувствовал в себе эту странную приподнятость, заманчивую дрожь – как хищник перед прыжком… Правда, все реже. Казалось временами, что прибит к земле, – а ветер… Словно и не его стихия. А музыка? Тогда, в Предначальную, – песни, возникавшие так легко, из глубины души, что были – как дыхание. Казалось – невозможно дышать – и не петь. И звенела услышанная и развитая им тема в мелодии ветра, грохоте бури и шорохе молний.

Ну что пристал к нему майа – ведь неплохо вроде понимает, что к чему… Какое пение, какая музыка, если стал исполнителем? Казни и творчество – несовместимы. Взялся карать – отставь лютню. Он знал, что должен был поступить так, как поступил, – но за все надо платить. Собой. А песня… Спел он уже свою песню… Как говорят в Эндорэ – «твоя песенка спета»…

– Две эпохи, – протянул Аллор. – Да, конечно… И все же… Честно говоря, так хотелось бы тебя послушать – ведь ты не разучился? – Тон вопроса был риторическим.

– С чего бы вдруг? Но не слишком ли много ты себе позволяешь, майа? Что я, менестрель, чтобы играть тебе? – высокомерно бросил Манвэ, выпрямившись в кресле.

– Не мне, нет, Ваше Величество, мое нахальство не безгранично, но был бы рад присутствовать. А Сады Лориэна не помогут тебе, – добавил майа вдруг, – как и мне, впрочем.

Манвэ слегка оторопел от такой наглости, а Аллор продолжал:

– Ты слишком горд и силен, чтобы ктото со стороны мог подарить тебе покой.

– А ты?

– А у меня просто тяжелый случай, – усмехнулся нуменорец, выдержав пристальный взгляд Короля.

Затем закурил очередную пахитоску. Хотел угостить Манвэ, но передумал: от него не ускользнуло бессознательное движение Валы, следовательно, коль скоро тот все же решил свое пристрастие не обнаруживать, не стоит дергать лишний раз – можно нарваться. Хорошо нарваться. А у Короля своеобразное чувство юмора…

– Прости, Владыка, я, наверное, устал. – Аллор поднялся с кресла. – Поищу Эльди. Если соблаговолите посетить нас, будем рады.

Церемонно поклонившись, майа вышел из комнаты.

Манвэ словно не отреагировал на его уход. Он сидел, глядя в одну точку. Закурил, сделал пару затяжек и потушил окурок. Встал, чтобы вернуться в залу, и застыл посреди комнаты. Петь? Как же… Злые, ехидные тексты, возникавшие в голове, Королю явно не подобали – когдато он напевал их Варде, но скоро перестал: радости в общении это явно не добавляло, нечего спутницу жизни нервировать. Впрочем, неуловимым образом часть этих песен всетаки расползалась по Валмару – тихо, шорохом, на грани слышимости.

Или все же… Манвэ направился в угол и снял с верхней полки этажерки лаковую шкатулку. Надавив на углубление в крышке, отчего та откинулась с жалобным шелестом, Вала извлек оттуда две половинки флейты. Инструмент неплохо сохранился за более чем шесть тысяч лет – о блаженный воздух неувядающих земель, балрог их побери! Хорошая вещь флейта – говорить ничего не надо. Соединив обе части, Манвэ поднес ее к губам, дохнул. Больной придушенный писк. Вала скривил губы: «Сулимэ!» Где уж играть. То есть, конечно, буде он вернется к музицированию, все будут хвалить – в крайнем случае, ничего не скажут… Ах, Владыка снизошел до благодарновосторженных слушателей, умиленных монаршими кротостью и незаносчивостью. Это работало – в давние времена. Теперьто и так бразды правления Блаженным Аманом в его, Манвэ, изящном кулаке. А петь, как когдато… для себя, для Творца, братьев и сестер и – в особенности – для нее, загадочной, словно хранящей какуюто чуть грустную тайну в уголках искрящихся переливчатым светом глаз… Нет, никогда больше.

Еще не было звезд, и глаза пока не с чем было сравнить. Он, первый влюбленный на юной Арде, имел возможность сравнить в обратном порядке: «Звезды – как твои глаза…» Первичное и вторичное…

Вот Варда теперь и не просит его – спеть или сыграть. Они одним повязаны. Да соображает ли почтительнонезависимый недомайа, что вызывает к жизни? Думается, прекрасно соображает. Вот и не лез бы… Раздражение нарастало в Манвэ, как колючий комок, – сейчас бы и сорвать гнев на этом сокровище, да пока найдешь, вызовешь – а зловредный недомайа дальновидно смылся: истинный царедворец… А кому судить о музыке, так это… только спит его первый майа в дальнем покое в чертогах Ильмарин. Пронзительно похожий на того Айну Манвэ – когда еще не выковал корону опустошенный Ауле, не было еще королевских покоев на Ойлоссэ и лидерство его было поистине стихийным – «ветер веет, где хочет», – когда все собирались отдохнуть в Сады Ирмо и его, Манвэ, песни не смолкали до утра… Только если Сулимо был душой компании, то Златоокий был тих, словно погружен в себя. В свою музыку – ей он и был. Не изменился и потом, так что порядком уже изменившийся к тому времени Повелитель Арды легко отпустил его в Эндорэ – тяжело было временами смотреть в солнечные глаза… А потом… Потом была казнь: «Худую траву рвут с корнем» – так было заповедано. Не должно проявлять милосердие к противникам Замысла. И нет своих и чужих. Есть раскаявшиеся и нераскаявшиеся. Златоокий не покаялся.

Потом было больно. Он счел ниже своего достоинства загораживаться. Лишь бы Варду не задело – вместе все же творили… Оставалось надеяться, что нет, – как было на самом деле, он не узнал: притворяться Элберет умела не хуже него. Осталось только извлечь мятежника из залов Мандоса. Никто Короля не видел – там. А воскресший майа отшатнулся было и… в сон Манвэ мог погружать и без помощи Ирмо – глухой сон без грез и сновидений – только успели они встретиться глазами, и (показалось Владыке, что ли?) мелькнула во взгляде Златоокого жалость… Жалость?! Только не это! Не о чем им было разговаривать, нечего было делать мятежнику в Валмаре… Пусть лучше спит – без чувств и мыслей. Так лучше. А над Эгладором пронесся наотмашь ураган…

Манвэ злобно рванул пряжку плаща, словно именно это мешало дышать. Страстно захотелось чтото разнести. Ох, зря лезет недомайа не в свое дело – даже если допустить, что он не нарочно! Непонятно, что ли: так есть и будет – не осталось чувств – будет хладнокровие, нет творчества – остается власть, ушла любовь – пусть будет страх. Владыка Валинора бешеным волевым усилием оборвал поток мыслей. Хватит – ничего размышлениями не сделаешь. А срываться на Аллоре нет смысла, да и не по чину. И вообще хватит с него Эонвэ. А у Эонвэ с чего началось? Злость вновь поднялась в Манвэ песчаным режущим смерчем.

Он вошел в залу. Аллор был еще там и оживленно болтал с окружавшими его и Эльдин майар. Манвэ поманил его к себе, направляясь к ведущей на балкон двери. Выйдя, захлопнул ее и взглянул на майа. На лице того был лишь почтительный интерес. Положив руку на плечо Аллора, Манвэ стиснул его и прошипел:

– Не смей больше говорить мне о музыке, слышишь?

Личина почти не скрывала отнюдь не дивное сейчас лицо, еще более бледное от злости, глаза Короля яростно сверкали – пронзительносиние.

Аллор спокойно стоял перед взбешенным Валой, внимательно глядя на него. Потом опустил взгляд:

– Прости, Манвэ, – я не хотел. Недооценил, не понял, что – так…

Манвэ застыл. Он ожидал испуга или дерзости, но огорчение и явно искреннее сочувствие? Но все равно – не Аллорово это дело. Ничье. Только его, Манвэ, и Единого.

Стальные пальцы Валы разжались.