Ольга Громыко

Ведьма-хранительница

Ведьма #2
Кто сказал “Тяжело в учении, легко в бою”? А подать его сюда, в бой! Школа Чародеев, Пифий и Травниц закончена, но проблемы молодой дипломированной ведьмы только начинаются.
Школа магов окончена. Вольху Редную ждут в Догеве, стране вампиров. Но распределение предполагает, а провидение — располагает…
Захотелось ей, видите ли, приключений, легендарных подвигов и разгадок великих тайн! Что ж, хлебная должность королевского мага побоку, и пожалуйста — теперь Вольхе Редной будет о чем рассказать внукам… если, конечно, удастся с честью выйти из любезно подкинутых Судьбой испытаний…
Ольга Громыко
Ведьма-хранительница
...У любовной истории со счастливым
концом нет шансов войти в легенды...
Циничный менестрель
ГЛАВА 1
Надежды пессимистов на холодную, затяжную весну развеялись уже в середине цветня. Чуть отзвенела капель — дохнули жаркие южные ветра, вытапливая из почек бутоны, а из земли — сочные молодые травы. Несколько удивленные внезапным теплом, птицы вили гнезда, звери линяли, а люди доставали из сундуков сапоги и куртки, на всякий случай не пряча шуб и валенок. Всего три недели назад вниз по реке тянулись караваны льдин, а сегодня уже отцветали сливы и луга подернулись желтой дымкой одуванчиков. Лесное озерцо, еще не успевшее зарасти кувшинками, оторочили побегами камыши, припорошили сережками ивы. По водной ряби плясали солнечные блики, над раскаленным песком лениво колыхалось марево, стрекозы с треском вспарывали воздух, гоняясь за мошками. Сочная, по-весеннему яркая молодая листва зеленым пламенем трепетала на веточках, птичий оркестр исполнял залихватскую симфонию, в глубине леса томно куковала кукушка.
Все было настолько прекрасно и упоительно, что при взгляде на гору конспектов, пожелтевших свитков, расхлябанных гремуаров и прочей дряни у меня темнело в глазах и возникало непреодолимое желание утопиться в озере.
— Билет 127, вопрос 3, — неумолимо продолжал Лён. — “Самопроизвольный распад заклинаний и его причины”.
— А... Э... Вот, например...
— Отлично, помнишь. Пошли дальше.
Я благодарно взглянула на вампира. Не будь его, я бы уже давно сбила язык и натрудила пассами руки, доказывая, что в закромах моей памяти еще не обросли пылью ценные сведения о непроизвольном распаде.
— Билет 128, вопрос 1. История развития магии.
— Может, пропустим?
— На экзамене тоже пропускать будешь?
— У-у-у… Я лучше семнадцать реакций конденсации энергии напишу. Ну какая разница, в каком году Рион Копыльский изобрел мультиполярную трансгрессию?
— Не Рион Копыльский, а Половья Белорская, твоя, между прочим, землячка.
— Давай повторим самое важное, а потом вернемся к истории.
— Отринь надежду, скудоумная отрочица. Нет тебе ни пощады, ни диплома.
— Ах ты, вампирюга! — Я бросилась на Лёна, и мы, сцепившись, покатились по пляжу. Тщетная попытка отстоять мое доброе имя. Вампир очень быстро одержал верх и, довольный, пригладил растрепанные волосы правой рукой, левой без видимых усилий прижимая меня к песку.
— Ну Лён! — чуть погодя заскулила я, отчаявшись вырваться.
— Проси пощады.
— Ни за что!
— Тогда лежи, — великодушно позволил вампир.
— Ну Лён! Мне повторять надо! У меня экзамен через три дня!
Вампир демонстративно зевнул, не убирая руки.
— Повторяй. Билет 128, вопрос 1. История развития магии.
— Не знаю! — Я дернулась из последних сил, но стальная рука даже не шелохнулась.
— Ага! Учи давай.
— Не буду! Он мне не попадется!
— Так что, выходит, я зря послал в Школу запрос на молодого специалиста?
— Ты это сделал?!
— Да, и уже раскаиваюсь. Магичка из тебя, как из козла — дойная корова!
— Лён, ты прелесть! — восхищенно завизжала я.
— Знаю, — уныло согласился вампир. — А еще дурак, каких поискать. Казалось бы, я знаю тебя достаточно долго и хорошо, чтобы не совершать подобной ошибки.
— Ну отпусти, я буду паинькой!
— Что-то не верится, — вздохнул Лён отодвигаясь.
Окрыленная радужной перспективой, я раскрыла конспект, но длинный столбик дат и имен живо привел меня в чувство. Я снова взбунтовалась:
— Ну почему я должна засорять мозги этой ерундой? Можно подумать, кладбищенские упыри и буерачные стрыги будут домогаться от меня фамилии изобретателя левитации или издохнут от страха при упоминании даты создания Межрасового Ковена Магов!
— Не засорять, а тренировать. Учи-учи, не отвлекайся. И набрось рубашку, у тебя уже плечи обгорели.
— Серьезно? Пока не чувствую. Погоди, полежу в купальнике еще пару минут, пусть загар возьмется покрепче. Мало ли какое лето выдастся, в прошлом году хорошего солнца вообще не было, так и ходила бледная, как вампир... то есть немочь.
Бледным Лёна не посмел бы назвать самый лютый недоброжелатель. Загар ложился на его кожу ровнее патоки, вампиру не приходилось прилагать для этого никаких усилий вроде многочасового лежания на пляже с натиранием специальными кремами.
— Итак, начнем. Я буду называть дату, а ты — всесторонне ее освещать, — предложил Лён, с книгой в руках переворачиваясь на спину и сладко потягиваясь, шурша крыльями по песку. — 147-й год до эн э.
— М-м-м... Теория овеществления желаний?
— Да. Ты подсматриваешь. Закрой конспект. О, леший бы его побрал!
Я бы не возражала, если бы леший побрал не только конспект, но и свитки, гремуары, экзамены, Школу, да и Лёна в придачу.
— Кайел идет, — пояснил вампир, вскакивая на ноги и торопливо отряхивая песок с груди и штанов. — Меня здесь нет! Не было и не будет.
— Ладно, — проворчала я, втайне радуясь нежданной передышке. Впрочем, довольно сомнительной передышке. Кайел был нашей общей головной болью. Во-первых, он считал Лёна чем-то вроде своей записной книжки и консультанта по жизненно неважным вопросам, преследуя Повелителя, как голодный слепень. Во-вторых, твердо верил, что умирает от страшной болезни, вот только никак не мог определиться от какой. Разочаровавшись в Келле (несдержанная Травница, доведенная нытьем профессионального больного до белого каления, высказала симулянту все, что о нем думает, смертельно оскорбив несчастного страдальца), Кайел переключился на меня. Все свои каникулы и преддипломную практику я просидела в Догеве, собирая материал по свойствам уникального природно-магического явления, так называемого “эффекта черновика”, попутно совершенствуясь во врачевании на страждущих добровольцах (с ведома Лёна и Келлы; последняя охотно поручала мне несложные операции вроде заговора прыщей и с еще большей радостью свалила на меня Кайела). Этот относительно молодой вампир (лет сто восемьдесят — двести) выглядел на все тридцать и, по нашему общему с Келлой мнению, был здоров как бык. Тем не менее я добросовестно осматривала его по любому поводу, честно пытаясь отыскать в крепком, упитанном теле зловещие признаки надвигающейся кончины, но тщетно. Брюшной тиф, чахотка, инфаркт, столбняк и гангрена моментально отступали, стоило мне убедить Кайела, что они проявляются совсем иначе. Он верил, но недолго. Уже через два-три дня он обнаруживал в себе новые симптомы и, стеная, бежал ко мне, твердо веря, что одна я могу спасти его от неминуемой гибели.
Лёну приходилось еще хуже. Единственной официально признанной болезнью Кайела был склероз. Самое удивительное, Кайел игнорировал диагноз и возмущенно отказывался от Келлиных эликсиров, улучшающих память.
Первое упоминание о Кайеле относилось к осени позапрошлого года, когда Лён, издалека почуяв очередного просителя, идущего к Дому Совещаний, подхватился с кресла и совсем уж не по-повелительски выскочил в распахнутое окно.
— Надоел мне этот тип хуже горькой редьки, — жаловался потом Лён. — Дня без Повелителя прожить не может. Вчера тоже приходил... в расстроенных чувствах. Хомут у него пропал. Вернее, загулял парень вечерком и не помнит, где распрягал лошадь. А мне копайся в его подсознании, перерывай грязное белье. Тягается с разной ерундой, вместо того чтобы поискать получше... — раздраженно добавил он.
— Нашелся хомут?
— Нашелся. Он его под печь засунул.
— Вот уж где не подумала бы искать. Не ерунди, надо относиться к жизни проще, а не то к двумстам годам превратишься в настоящего упыря — ехидного, злющего, занудного и вредного. Если уж этот мужик... то есть вампир... набрался храбрости и пришел к тебе, значит, для него этот хомут как сын родной. Может, это тещин подарок на свадьбу. Пожалей бедолагу, пусть найдет свой хомут и возрадуется!
— Так он в следующий раз вконец обнаглеет и пошлет меня топор искать! — пуще того распалился Лён.
— Может, постыдится?
— Держи карман шире!
Ох, не знала я, за кого заступаюсь! Топор, портки, кадушка, странные звуки на чердаке, ночные отлучки старшей дочери, косой взгляд соседа, невсхожесть позапрошлогодних семян огурцов, приснившийся гроб, утонувшая (или всплывшая) в колодце кадка, карканье вороны под окном, бульканье в левом подреберье при надавливании, — все это мы с Лёном должны были осмотреть, истолковать, дать совет и так далее и тому подобное. Неудивительно, что Повелитель шарахался от ретивого подданного, как от моровой язвы.
Укрыться от Кайела в Догеве, как, впрочем, и от любого вампира, было невозможно. Он чуял меня за версту, как стервятник — павшую корову. Если Лён или Келла, вовремя приметив Кайела, могли (что и делали) шмыгнуть в кусты и затаиться, то мне оставалось только скрипеть зубами, через силу выдавливая вежливое приветствие.
— Доброе утро, Кайел, — как можно небрежнее бросила я, делая вид, что всецело поглощена учебой.
— Кому доброе — кому, быть может, последнее, — уныло, в своем репертуаре протянул Кайел, останавливаясь возле меня и заслоняя солнце. — Ты Повелителя не видела?
— Нет, не было и не будет, — заученно отбарабанила я, переворачивая страницу. Горький опыт подсказывал мне — так просто от Кайела не отвязаться. Горький опыт был прав. Кайел не уходил, выразительно сопя над моим плечом. Ни в коем случае нельзя было задавать ему никаких вопросов, особенно интересоваться здоровьем. В противном случае вы уже не смогли бы уклониться от подробного описания заполненного страданиями дня и такой же ночи.
— Что-то я себя неважно чувствую, — начал Кайел, так и не дождавшись от меня возобновления разговора.
Я ничуть не удивилась. Это была его дежурная фраза. Внутренне сжавшись от предчувствия неизбежного, я молчала, как гном на допросе. Сколько крови мне попортил этот “умирающий” вампир, не передать.
— Голова что-то кружится... Сердце громко стучит. И в глазах темнеет... — продолжал Кайел, заметно воодушевляясь и делая неизменный логический вывод: — Видно, смерть моя пришла.
— По-моему, с прошлого лета она и не уходила.
— Как тебе не стыдно шутить над такими вещами! — неподдельно возмутился Кайел. — Бессердечные вы, люди, безжалостные. Нет в вас сострадания к ближнему. Умри я у тебя на глазах — и то не заплачешь.
— Не заплачу, — подтвердила я. — Кайел, вы меня переживете. Ну что вы опять выдумали? Сколько у вас голова кружится? Минут десять?
— Час, — гордо поправил меня вампир. — С утра нормально себя чувствовал, до обеда — тоже, а как закончил сажать картошку, разогнулся, — так и повело...
Я чуть не застонала от злости.
— Кайел, вы просто перегрелись на солнце. Посидите в теньке, выпейте стакан воды, и ваша смерть уйдет несолоно хлебавши.
— Горячей или холодной? — дотошно уточнил вампир.
— Теплой, кипяченой!
— А это точно поможет?
— Точно, точно, только уходите отсюда, не стойте на солнце, а то хуже будет.
Лишь непосредственная угроза здоровью могла прогнать Кайела с пляжа. Просветлев лицом, вечный доходяга удалился бодрым шагом абсолютно здорового вампира.
Лён выбрался из кустов, и мы возобновили каторжные работы в гранитных рудниках науки. Выучить, то есть логически уложить в памяти, историю развития магии я так и не смогла, — задолбила, как скворец, не вникая в смысл слов. С сожалением убедившись, что на большее я не способна, Лён объявил десятиминутный перерыв.
Спина у меня сгорела окончательно; по мнению Лёна, ее радикальный красный цвет свидетельствовал скорее о готовности вареного рака, нежели намертво взявшемся загаре. Как ни манил меня теплый песочек, пришлось накинуть рубашку и перебраться в тень под ивы. Мартовский ураган повалил одно из деревьев, вывернув с комлем, и оно медленно, мучительно умирало на земле, поникнув едва развернувшимися листиками.
— Лён, помоги, а?
Вампир, казалось, дремал, растянувшись в редком теньке, но охотно поднялся и подошел к дереву. Я еще раз подумала, как удобно общаться с телепатом, — не задав ни единого вопроса, Лён рывком приподнял иву и установил комлем в яму.
— Чуть левее... теперь на меня... хорошо, вот так и держи. — Опустившись на четвереньки, я с энтузиазмом подгребала и утаптывала землю вокруг ствола. Лесопосадочные работы близились к завершению, когда в кустах снова зашебуршали шаги и оттуда вынырнула Келла с букетом молодой крапивы, от целебных укусов коей Травницу защищали толстые холщовые перчатки.
Увидев Лёна, вампирка ахнула от возмущения.
— Повелитель! Что вы тут делаете?!
— Держу дерево, — вежливо, но малопонятно объяснил Лён, избегая глаз Травницы, мечущих молнии.
— Вас по всей Догеве разыскивают!
— Зачем?
— И вы еще спрашиваете!? Через полчаса прибывает посольство из Арлисса!
— Келла, я вчера ясно дал понять: я не хочу и не буду его принимать. Разбирайтесь сами.
— “Не хочу” и “не буду” — две разные вещи. А ну, немедленно собирайся, и идем в Дом Совещаний!
— Келла, с кем ты разговариваешь? — вкрадчиво поинтересовался Повелитель.
Травница немного сбавила тон:
— Повелитель, вы обязаны там присутствовать.
— Ничего подобного.
— Будет скандал!
— Будет, — равнодушно согласился Лён.
— Повелитель!
— Травница?
— Умоляю вас, примите их.
— Нет.
— Лён!
— Нет.
— Ваше непонятное упрямство поражает меня в самое сердце!
Если бы у тебя было сердце, ты бы меня поняла.
Келла как-то странно примолкла, бросила косой взгляд в мою сторону.
— Лён, я тебя от чего-то отрываю? — робко спросила я, почуяв неладное. — Иди, я сама повторю, мне уже немного осталось.
— Ни от чего ты меня не отрываешь. Уходи, Келла. Не стоит продолжать этот бессмысленный разговор.
На побледневшем лице Травницы явственно отразилось желание отхлестать Лена крапивой.
— Ты, паршивый мальчишка! — вспылила она, отбросив приличия. — Хватит с меня твоих дурацких выходок, и без того ославил себя, а заодно и Догеву хуже некуда! Повелевать легко, поди-ка подчинись разок, наступи на горло своей гордости, зарвавшийся щенок!
Последовала немая пауза, во время которой Келла, осознав, на кого повысила голос, медленно покрывалась пятнами. Ее расширенные зрачки подрагивали, словно в предсмертной агонии.
— Aek'vill kress, — тихо и зло сказал Повелитель, вспарывая напряженную, страшную тишину. — К'еге-ell, Kie-Lanna.
Это прозвучало как пощечина.
Травница пошатнулась. Швырнув крапиву Лёну под ноги, Келла закрыла лицо руками и, спотыкаясь, как подстреленная, помчалась прочь, не разбирая дороги.
— Лён... — осторожно начала я.
— Помолчи, ладно?
— Может...
— Знаю. Я погорячился. Она тоже. — Вампир отступил на шаг, критическим взглядом окидывая прикопанное дерево. — И хватит об этом, давай готовиться к экзамену.
Пожав плечами, я подобрала с земли конспект, но процесс обучения застопорился и постепенно сошел на нет. Лён заметно охладел к практической магии, стал рассеян и почти не слушал моих ответов.
Мне быстро надоело слушать свой запинающийся голос и равнодушное поддакивание вампира. Звучно захлопнув конспект и тем временно вырвав Лёна из состояния отрешенной меланхолии, я объявила, что на сегодня хватит и вообще я хочу есть, а Крина обещала испечь на ужин пирог с потрохами. Окажет ли Повелитель нам честь, присоединившись к трапезе? Нет, не окажет — отчасти из-за нехватки времени, отчасти из-за отвращения к потрохам. Возможно, заглянет попозже, ближе к ночи... не захвачу ли я с собой его штаны? В волчьей пасти они могут потерять товарный вид. Я заверила Лёна, что обладание штанами Повелителя доставит мне огромную, ни с чем не сравнимую радость.
На сей раз мой сарказм не достиг цели. Повелитель скомандовал “Отвернись!”, а когда мне позволили оглянуться, аккуратно сложенные штаны лежали на песке. Рядом встряхивался, приводя в порядок лохматую шубу, белый волк.
На том мы и расстались. Волк исчез в чаще, принюхиваясь к Келлиным следам, я же, перекинув штаны через плечо, пошла к ближайшей пространственной перемычке — за время работы над дипломом я досконально изучила сетку портов и туннелей “черновика”.
Как и следовало ожидать, почти сразу же я наткнулась на Келлу, старательно поливающую слезами жасминовый куст. Куст не проявлял должного восторга. У догевской Травницы был просто феноменальный талант попадаться на глаза жаждущим уединения догевцам и исчезать, когда позарез требовалась ее помощь.
Подойдя к рыдающей девушке, я села рядом. По правде говоря, “девушка” была старше меня раз эдак в десять, но внешне казалась моим погодком. Келла частенько задавалась по этому поводу, снисходительно называя меня “малышкой”, но разве я виновата, что вампиры живут в пять раз дольше? При всем своем желании я вряд ли доживу до того возраста, когда разница в годах уже не будет иметь значения. А посему я давно махнула рукой на этикет и упорно называла Келлу на “ты”. Не сказать, чтобы ей это нравилось, но открытого недовольства она не выказывала.
— Эй, — я легонько коснулась ее локтя, — да что случилось-то?
Вместо ответа вампирка порывисто уткнулась мне в плечо, обняв руками за шею. Я растерянно погладила Келлу по вздрагивающей от рыданий спине. Утешать я никогда не умела и не любила.
— Ладно тебе убиваться... Подумаешь, с Повелителем поругалась... вы с ним по десять раз на дню цапаетесь...
— Он... он обозвал меня... сводницей! — горестно всхлипнула Келла в мое и без того насквозь промокшее плечо.
— За что?!
Но вампирка возрыдала пуще прежнего, явно не желая отвечать на вопрос, и я поспешила сменить тему:
— На каком языке вы говорили?
— На алладаре, — невнятно буркнула Травница. — Это наш древний исконный язык...
— Неужели? А я думала, вампиры говорят на Всеобщем. — Я изобразила глубокую заинтересованность.
Сработало. Травница оторвалась от моего плеча, достала из кармана платок и звучно высморкалась.
— На алладаре мы общаемся только между собой, и то не всегда. Это Всеобщий как лесной пожар — охватывает одну расу за другой. Через пару-тройку столетий никто даже не будет догадываться о существовании иных языков. Зачем семь лет изучать алладар, если уже через полгода можно свободно болтать на Всеобщем? — Келла звучно потянула носом.
Я почесала маковку. Все Разумные расы, разумеется за исключением человеческой, находили во Всеобщем свои недостатки. Гномам не нравилось обилие гласных, эльфам — грубое звучание, троллей не устраивала скудость ненормативной лексики, теперь вот еще вампиры сокрушаются по поводу неравноценной замены. По мне, все их языки годились только на заклинания — такие же замысловатые и зубодробительные. Поделиться этим нелестным для вампирки соображением я не успела — на поляну выскочил белый волк.
Увидев меня, он попятился от неожиданности, но потом, досадливо чихнув и покрутив мордой, трансформировался, помахал крыльями, разминая мышцы, и подошел к нам.
Два угрюмых взгляда снизу вверх слегка пошатнули его решимость. Вампир помялся на месте, смущенно кашлянул.
— Вольха, там тебя пирог ждет не дождется, — напомнил он.
Я вложила в скептическое хмыканье все свое отношение к его дипломатическому такту.
— Согласен, это дурацкая отговорка. Пожалуйста, уйди — нам нужно серьезно поговорить.
Я посмотрела на Келлу.
— Иди, — кивнула Травница, — мы сами разберемся.
— А если вы поубиваете друг друга — можно, я возьму черепа для музея? — с надеждой поинтересовалась я. — Эй, эй, я все поняла! Уже исчезаю!
— Штаны отдай! — наконец вспомнил Лён, и я мстительно запустила в него скомканными штанами.
Подслушивать за вампирами было бесполезно. Во-первых, Лён мгновенно выводил меня на чистую воду, во-вторых, — они немедленно перешли на свой гортанный язык. Пришлось уйти по-настоящему.