Чтение 6–й страницы книги ~Дыхание дракона~

– Тсс, подожди. Я хочу развеять все сомнения – и свои, и твои. Поэтому сегодня – а точнее, через час – мы пойдем к одному очень уважаемому эльфу, и он скажет тебе всю правду.
– Виллеаден, никуда я не пойду – смешить людей… то есть эльфов!
– Не насмешишь. – Ивона увидела совершенно серьезные глаза Виллеадена. – Полагаю, ты все же хочешь узнать, чья ты дочь на самом деле. А Мастер Рощ сможет это тебе сказать, даже если он хотя бы мимолетно знаком с твоим отцом. Ты просила помочь тебе в этом – я помогаю как могу. Я заходил к нему сегодня утром, и Алеседион согласился нас принять. Так что на самом деле отказаться от визита ты не можешь. Поэтому жду тебя на площади через пятьдесят минут.
Он резко встал и ушел, явно не собираясь выслушивать ее возражения.
Дом высокородного эльфа, разумеется, был не чета постоялому двору – пусть даже и построенному мастерами Древнего Народа. Высокие стрельчатые своды, колонны и арки, выполненные так, словно могут развеяться миражем от малейшего дуновения ветра… Тончайшая резьба по стенам – невероятно, как такое можно вырезать в камне! Ивона остановилась перед одним резным панно, не в силах от него оторваться. На первый взгляд там было изображено лишь беспорядочное переплетение вьющихся растений. Но едва взор девушки остановился на определенном участке изображения, как между стеблями и листьями она отчетливо различила единорога. Ивона сморгнула – единорог пропал, а вместо него чуть сбоку расцвел необычный цветок. Ивона даже потрогала панно кончиками пальцев – нет, вырезаны в камне только стебли вьюнка, но стоит лишь немного изменить угол зрения, и тонкие линии – сходясь, разбегаясь, переплетаясь – создают новые образы цветов, птиц и зверей.
Трудно сказать, сколько бы девушка простояла у стены, если бы Виллеаден вдруг резко не оттащил ее от панно.
– Ты что делаешь?! – искренне возмутилась Ивона.
– Спасаю твою светлую голову, – отозвался эльф спокойным тоном, но глаза его еще блистали расширенными зрачками. – Я ведь уже говорил тебе про отличие эльфов от прочих рас – и это не снобизм, как считает большинство Разумных. Неподготовленному зрителю лучше не смотреть на некоторые произведения наших мастеров, иначе он просто рискует потерять рассудок.
Эльф тряхнул головой, словно сгоняя наваждение.
– Пойдем, – добавил он. – Не век же на пороге топтаться.
Ивона искоса глянула на своего спутника: она готова была поклясться, что Виллеаден нервничает куда больше, чем она сама, хотя и скрывает это. Они подошли к высокой двери, скрытой в стенной нише, и Виллеаден постучал дверным кольцом, выполненным в форме свернувшегося дракона. Внутри дома раздался тихий перезвон колокольчиков. Спустя полминуты послышались легкие шаги, и кто-то приоткрыл одну из створок. Эльф заглянул в образовавшуюся щель.
– Может ли благородный Алеседион нас принять? – спросил он.
– Он же твой дядя? – шепнула Ивона. – Обязательно так напыщенно?
_– _Так положено, – тоже шепотом отозвался Виллеаден.
– То есть ты делаешь исключение из правил, говоря со мной нормальным языком? Это великая честь для меня, о, благородный Виллеаден!
Эльф поморщился, но ответить ничего не успел, поскольку дверь распахнулась настежь. Служанка – миловидная эльфийка лет сорока на вид («Это на вид, – подумала Ивона, – а так ей, наверное, лет триста пятьдесят!») – приветливо улыбнулась Виллеадену и произнесла что-то по-эльфийски. Затем покосилась на Ивону и, похоже, специально для нее повторила на Лиррике:
– Ден, твой дядя в кабинете, проходите.
– Ага, значит, Ден? – театральным шепотом осведомилась на ходу Ивона. – Так что там насчет необоснованного снобизма?
– Мы пришли, – сообщил эльф, меняя тему. – Дядя, можно зайти? Я бы хотел представить тебе…
Он уже успел приоткрыть высокую стрельчатую дверь, выполненную, как водится в эльфийских домах, из какого-то материала, на вид хрупкого, как безе… Поэтому звук падения тела на ковер отчетливо услышали оба.
– Надо же, какой впечатлительный, – пробормотал Виллеаден, разглядывая распростертого на ковре Мастера Рощ, – не замечал за ним раньше… Вот, – повернулся он к Ивоне, – я так и подозревал, что от берронцев добра не жди: не успела войти, а уже вывела из строя одного из лучших магов.
– Ден! – Ивона пристально, исподлобья, поглядела на эльфа. – А не пошел бы ты… и не принес бы холодной воды и тряпку какую-нибудь?
Как ни странно, Виллеаден кивнул и скрылся в недрах дома.
Кабинет Мастера Рощ представлял собой круглую комнату с высокими потолками (эльфы, судя по всему, вообще не понимали, как можно делать потолки ниже чем в три-четыре роста) и весьма аскетичной обстановкой. Хозяин кабинета, по неизвестной причине пребывающий сейчас в обмороке, тоже был высоким эльфом. Несколько необычное узкое лицо Алеседиона привлекало внимание еще и по причине: своей крайней (можно даже сказать – болезненной) худобы. «Да он, похоже, работает на износ, – сочувственно подумала Ивона. – Когда он в последний раз нормально ел?» Девушка стремительно огляделась в поисках подручных средств для оказания первой помощи, скользнула взглядом по немногочисленной мебели – и вдруг застыла, не в силах отвести глаз от стенной ниши. Там стояла статуя из розоватого мрамора, словно светящегося изнутри, выполненная, скорее всего, гномами. Молодая женщина, улыбаясь, одной рукой убирала с лица короткие волосы, а в другой держала опущенный к земле меч с гравировкой в виде переплетающихся ирисов. Лицо этой женщины Ивона знала подозрительно хорошо: она каждый день видела его в зеркале.
Что должен ощущать взрослый человек, впервые увидевший лицо собственной матери, Ивона не ведала, да и вообще сомневалась, что здесь уместно слово «должен». Наверное, каждый из тех немногих, кто оказывался в подобной ситуации, чувствовал что-то свое. Ивона не помнила свою мать: она видела ее в том возрасте, который не оставляет отчетливых воспоминаний; изображений же Зореславы в замке Олбрана не сохранилось. И вот сейчас рука эльфийского скульптора перекинула мостик через восемнадцать лет жизни Ивоны. Девушка стояла перед тенью, пришедшей из ее собственного прошлого, ощущая лишь смутную грусть и тоску от того, что так и не узнала этой красивой женщины.
«Зато, – сообразила Ивона секунд через тридцать, – это может служить подтверждением мнения Виллеадена, что Мастер Рощ действительно мой отец».
Она услышала какие-то звуки позади себя и обернулась.
Если у нее еще оставались сомнения в собственном родстве с Алеседионом, то у поднимавшегося с пола худощавого эльфа, судя по всему, никаких сомнений на этот счет не было: лицо его выражало смесь надежды и радости.
«Ах да, – вспомнила девушка, – эльфы же умеют на глаз оценивать степень родства. А уж тем более – эльфийские маги».
Никакие слова не были произнесены в первый момент: Ивона не могла подобрать подходящие, а эльфу они не требовались. И Ивона молча подошла к отцу и, уткнувшись лицом в ткань его рубашки, вдруг осознала, чего именно ей не хватало все эти восемнадцать лет. И расплакалась против своей воли. А эльф обнял ее и погладил узкой тонкокостной ладонью по волосам, не утешая, но и не разжимая объятий, пока девушка не выплакалась. В дверь заглянул было Виллеаден с графином воды, но Мастер Рощ взглядом попросил его выйти, и тот тактично удалился.
Спустя некоторое время – кто знает, прошел ли час или десять минут, – Ивона успокоилась в достаточной степени, чтобы говорить.
– Я действительно так похожа на… нее, как мне кажется? – спросила она, отстраняясь.
– Действительно, похожа, – ответил эльф, бросив короткий взгляд на скульптуру. – И, в каком-то смысле, даже больше. Только Зореслава была златовласой, как вила, а ты… – Он протянул руку и взъерошил короткие серебристые волосы Ивоны.
– А меня в детстве из-за цвета волос многие считали эльфийкой… и из-за ушей – тоже.
Эльф, отступив на шаг, пристально разглядывал дочь.
– Восемнадцать лет, – проговорил он, – восемнадцать лет я думал, что ты погибла вместе с… ней. Знакомые эльфы, бывшие там, рассказывали, как ее похоронили, и как потом был бой едва ли не прямо на свежих курганах…
– Дядя мне говорил, – кивнула Ивона, – что с большим трудом разыскал меня два или три дня спустя через каких-то армейских знахарей, которые были знакомы с матерью. И опознал как раз по эльфийским волосам, – грустно улыбнулась она, а затем, взглянув на отца, спросила: – Как ты довел себя до такого состояния?
– Ты о чем? – удивился Алеседион и, усмехнувшись, добавил: – Ты спрашиваешь тоном «нельзя на восемнадцать лет оставить одного!».
– Точно! – поддержала Ивона. – Стоит пропасть на каких-нибудь восемнадцать лет, как ты уже бледный и истощенный и в обмороки падаешь! И незачем смеяться: это для меня восемнадцать – вся жизнь, а для тебя…
– А для меня, – перестав смеяться и став совершенно серьезным, ответил Алеседион, – это восемнадцать лет, в течение которых я работал так, чтобы попытаться забыть, что единственная мною любимая женщина ушла туда, откуда не возвращаются.
В дверь вежливо постучали.
– Благородный Мастер Рощ Алеседион! – раздался голос Виллеадена. – Ивона! Меня просили передать вам обоим, что обед подан. Если… вы уже готовы обедать, разумеется, – тактично добавил эльф.
– Ден, – обернулся к дверям Алеседион, – твой _дядя_и его _благородная_дочь готовы отобедать и скоро подойдут в трапезную. Так и передай.
* * *
Шпата поставили в конюшне Алеседиона, и две молоденькие эльфийки принялись приводить его в порядок, обмениваясь какими-то шутками на своем наречии и хихикая. Жеребец диковато озирался по сторонам, поглядывая на лошадей в соседних денниках. Одна из девиц обхватила морду Шпата обеими руками и, повернув к себе, перестала смеяться, пристально всматриваясь в глаза коня. Шпат фыркнул и вырвался, раздраженно мотнув головой.
– Хороший конь, – проговорила эльфийка, оборачиваясь к Ивоне, – но он покинет тебя в самую опасную минуту.
Ивона удивленно обернулась к Алеседиону.
– Пошли, – сказал эльф. – Не обращай внимания. Ринниэль – немного провидица, а провидицы, сама знаешь, всегда стараются предсказать что-нибудь плохое.
Спустя полчаса, уже при свете высоких свечей, горевших ровным золотистым светом, Ивона имела удовольствие свести близкое знакомство с системой водоснабжения Нареоль-Кверка. На постоялых дворах чистоплотные эльфы не отказывали путникам в бадьях и кувшинах с водой, но… Даже самая большая бадья не шла ни в какое сравнение с огромной мраморной ванной, в которой можно было растянуться во весь рост.
Ивона рассмеялась и взбила ногами пену. Кристально чистую воду из родников подогрели и добавили в нее каких-то ароматических веществ и травяных настоев. И теперь девушка с наслаждением вдыхала сложную смесь постоянно меняющихся, но неизменно приятных запахов, ощущая, как усталость покидает ее тело вместе со следами переживаний. Ивона, поддавшись настроению, подняла руку, стряхнув с нее хлопья душистой пены, и сотворила стаю разноцветных мотыльков, закружившихся хороводом по купальне. Снежно-белые, дымчато-серые с красным, металлически блестящие, рыжие с глазчатым рисунком, светло-зеленые и черно-желтые создания замелькали в свете свечей, а над ними с гудением принялся носиться особо крупный экземпляр желто-серой окраски с рисунком на спинке, подозрительно напоминающим череп.
– Браво! – из полутьмы, располагавшейся за пределами света свечей, раздался голос Алеседиона. – Моя дочь – маг и при том Охотница.
– Отец, тебе не говорили, что не годится подглядывать за купающимися взрослыми дочерьми? – делано возмутилась Ивона, опускаясь в ванну по подбородок. – И можно подумать, что ты не распознал во мне мага, хотя это с легкостью делают даже эльфы-полукровки.
– Увы, я до сих пор не имел удовольствия внимать каким-либо советам относительно взаимоотношений с дочерьми. Что же касается магических способностей, то их я, разумеется, разглядел, но оценить их уровень невозможно, пока не увидишь мага в действии.
– И ты доволен?
– Более чем. Хотя и не обольщайся – учиться тебе еще очень и очень многому.
– Можешь не сомневаться – не обольщаюсь. А теперь, если тебе хочется совета по практическому общению с дочерьми, будь добр, выйди и подожди, пока я оденусь.
– Хорошо, я подожду тебя в трапезной. – Эльф усмехнулся, а затем молниеносным движением выхватил из круговерти мотыльков «мертвую голову». – Когда искупаешься, не забудь развеять мотыльков. Первое правило мага: кончил колдовать – прибери за собой.
– Я запомню, – улыбнулась Ивона.
* * *
– Эй, корчмарь, подойди-ка сюда!
Корчмарь, пронырливого вида лысоватый мужичок в засаленном переднике, немедленно направился к дальнему столу. В «Расколотом жернове» сейчас сидели почти исключительно завсегдатаи, то есть местные мужики, среди которых выделялся лишь один посетитель – добротной кожаной курткой, высокими сапогами и… пристальным взглядом. Ну и, разумеется, длинным одноручным мечом, ножны которого человек прицепил к спинке стула. «Наемник, – подумал корчмарь. – Не шибко лучше, чем разбойник с большака, а все поденежнее да поблагороднее здешних пьянчуг».
– Чего изволите, господин наемник? – спросил он, приблизившись к столу.
– Господин наемник изволит для начала темного пива. Разумеется, – Сивер наклонился к корчмарю, чуть понизив голос: – в таком достойном заведении найдется пиво, _не_разбавленное водой из соседней канавы. А к пиву хорошо было бы снетков – это для начала. Потом копченой рыбки – форели, к примеру, картошки жареной с грибами, а на десерт… ну, там посмотрим. Есть это все у вас, почтеннейший?
С последними словами в руку корчмаря нырнула серебряная монета. «Почтеннейший» согласно кивнул.
– Токмо вот с форелькой проблемы будут, – сказал он. – Раньше-то мы ее от ельфов получали, от кверкских. А теперь от них и снега зимой не допросишься. Говорят, меж городами еще какая-то торговлишка идет. Но по-простому, как раньше, в базарный день – на нашей ли, на ихней стороне, – это нет.
– Во-во, – поддакнул кто-то из завсегдатаев, расслышав реплику корчмаря, – совсем нелюди в снобстве своем носы позадирали. Но слыхивал я скоро им эти носы-то опустят долу да уткнут ими в… За соседним столом хохотнули, но как-то неуверенно.
– Уважаемый, – обратился наемник к корчмарю, – не будете ли вы так любезны все же притащить мне поесть?
Корчмарь поспешно ретировался на кухню, и было слышно, как он гремит посудой и отвешивает подзатыльники нерасторопным помощникам.
– Что же, – подхватил тему наемник, поворачиваясь к завсегдатаю, – вы их нелюдями кличите, словно леших каких? Неужто в этих краях оседлых эльфов не живет?
– Дак вить, – слегка замялся мужик, – живут, куда ж без них! Да только это наши, оседлые. Иные хоть и не пьють, да в остальном – нормальные мужики, не то, что _те._Чтоб вы знали, господин наемник, кверкские-то здешних своих соплеменников еще больше, чем людей, не любят, за отступников держат. Э-эх, было б от чего отступаться!
Пивная кружка брякнулась на стол перед наемником. Клок поползшей сверху пены не удержался и упал на столешницу.
– Нелюди – они нелюди и есть, – подтвердил корчмарь. – Кто поймет, что у них на уме? Токмо, может, гномы попроще будут, к нашему брату поближе. А ельфы эти… сегодня он с тобой здоровается вежливо да квасок потягивает, а завтра, глядишь, порчу наведет.
– Так уж и порчу? – безразличным тоном поинтересовался наемник, отхлебывая пиво и подозрительно принюхиваясь к первому снетку.
– Ну аль еще чего. Ельфы-то, они ворожить горазды. Вон, в Семидырках, говаривают, тамошний ельф оседлый втихую все поля попортил – потравил!
– Это как же? – удивился наемник. – Ночами бегал по ним или катышем катался?
– Да кто его знает, – пожал плечами корчмарь, – может, и брешут все…
* * *
– Ты должна научиться видеть ауры живых существ – это доступно каждому Охотнику.
Они шли по аккуратной тропе, среди высоких побегов отцветшего уже борца и зеленых фонтанов папоротников. Дорожка петляла, огибая деревья и следуя формам рельефа, как и положено приличной лесной тропе, но при этом была безукоризненно ровной: ни случайные камни, ни выпирающие корни, ни промоины не препятствовали небрежной ходьбе двух спутников. Нити и ручейки магии, постоянно ощущаемые Ивоной в кверкских лесах, сплетались здесь в подобие паутинного купола, накрывающего обширный участок леса.
Эльф понимающе кивнул в ответ на вопрос дочери.
– Мы в одной из священных рощ, защищенных собственной магией. В моей вотчине, – усмехнулся он. – В основе каждой такой рощи лежит либо магический артефакт, либо естественная магическая аномалия. Деревья некоторых пород способны работать как амулеты-накопители, а высаженные определенным образом, еще и создают потоки сырой магии, которые и сплетаются в «паутину», защищая рощу. Кстати, – вернулся он к прежней теме, – ты ведь видишь и некоторые заклинания, и наиболее мощные магические потоки…
– Здешние я только ощущаю – примерно как движение воздуха при сквозняке.
– …Значит, ты должна видеть и ауры живых организмов. Это свойство мага жизни. Вот стихийные маги зрительно воспринимают магическую основу той или иной элементали – ауру камней, например.
Они остановились на небольшой полянке, на которой торная тропа пересекалась с муравьиным трактом. Шестиногие труженики, не обращая внимания ни на что, кроме приближающейся осени, деловито сновали туда-сюда, перетаскивая какие-то необычайно нужные им предметы в свои катакомбы.
– Ну я же при тебе вчера несколько раз пыталась, – вздохнула девушка, рассеянно глядя на муравьев, – и ничего путного не увидела.
– Ты – потенциально сильный маг, и с немалым для твоего возраста практическим опытом. Возможно, ты просто пока не смогла понять принцип…
– Ты мне вчера так и не смог доходчиво объяснить, как именно это делается.
– А я даже и не знаю, как тебе это объяснить, _дочь. –_Эльф каждый раз будто пробовал это слово на вкус. – Ну не учил же тебя никто видеть или слышать! Вспомни, как ты научилась зрительно воспринимать заклинания?
– Не помню. Как-то само пришло. Может, я не Охотница и мне это не дано? – отозвалась Ивона, пытаясь разглядеть ауру ползавших перед ней муравьев.
– Сама рассказывала – в тебе распознал Охотницу даже полуэльф, так что поверь старому отцу. – Эльф состроил гримасу, призванную изобразить, насколько он стар, хотя Ивона знала, что его сто пятнадцать лет по эльфийским меркам едва выходят за понятие «юность». – Давай попробуем так, – продолжал Алеседион, – смотри на объект, а потом постарайся, закрыв глаза, представить его перед собой. Да, и вот еще что: попробуй проделать все это, держась… вот за это дерево. – И он указал на невысокое дерево с толстым изогнутым стволом и раскидистой кроной, уже заметно пожелтевшей.
Ивона вздохнула, подумав, что новообретенный отец, похоже, хочет взять реванш за прошлые годы и научить взрослую уже дочь хотя бы чему-нибудь. Она покорно протянула руку и коснулась толстой потрескавшейся коры. Удивительно, но кора оказалась очень приятной, бархатистой на ощупь, от нее по пальцам и предплечью немедленно стало распространяться приятное тепло. Похоже вел себя амулет из зуба дракона, но от него сила накатывала стремительной волной, распространяясь по всему телу за считанные секунды; сейчас же она текла неторопливо, как свежий мед, медленно-медленно проникая во все клетки организма. Девушка сделала глубокий вдох и закрыла глаза, стараясь сохранить перед мысленным взором картину леса.
Мягкий солнечный свет пробивался сквозь опущенные веки, на его фоне мельтешили расплывчатые пятна, какие видишь, когда глаза устают. Картина леса никак не хотела воспроизводиться в привычном виде.
– Ну как? – раздался голос Алеседиона, и одно из наиболее ярких пятен вдруг зашевелилось и сдвинулось.
Ивона, которая только что хотела открыть глаза и заявить, что ничего не получается, замерла.
– Пошевели-ка еще раз рукой, – попросила она.
Яркое лилово-оранжевое пятно вновь зашевелилось, порождая медленно затухающие светящиеся шлейфы, и Ивона начала различать в нем детали: сперва – руки отца, а затем и подробности окружающего мира. Девушка стояла и завороженно смотрела, как из бессмысленного мельтешения пятен и полос лепятся образы листьев и ветвей, воспринимаемые как мерцающие голубоватые или серебристые контуры, как капельками крови перемещаются по этим ветвям паучки и прочие насекомые, оставляя позади себя смазанные, постепенно исчезающие следы. «Так вот, – подумала она, – что означает – смотреть широко закрытыми глазами!»
Она все-таки открыла глаза. Алеседион стоял перед ней, довольно улыбаясь.
– Видимо, – сказал он, – тебе для приобретения какого-то нового навыка необходим своего рода энергетический толчок. Этот феллодендр отлично способен накапливать магическую энергию и делиться ею – разумеется, с теми, кто может ее забрать.
Ивона обошла вокруг феллодендра, глядя на его перистые листья и касаясь пальцами упругой толстой коры. Затем, закрепляя приобретенную способность, вновь прикрыла глаза.
Дерево нарисовалось голубым контуром, видимое до мелких подробностей. Девушка прикоснулась к нему кончиками пальцев – дерево отозвалось яркой вспышкой в точке касания. Ивона отступила на пару шагов – и вскрикнула от неожиданности: внутри древесного ствола просвечивал чей-то шевелящийся силуэт – на этот раз зеленоватый. Было видно, что это _нечто_обладает вполне антропоморфными пропорциями, но детали разглядеть не удавалось: фигура выглядела размытой и полупрозрачной, что не мешало ей быть живой.
– Там что-то есть, – сказала девушка эльфу, открыв глаза и рассматривая ствол феллодендра в поисках потайной дверцы, – точнее, кто-то.
– Вот как? – Эльф на мгновение прикрыл глаза. – Там дриада, дух и хранительница этой части рощи. Не видела никогда, что ли?
– Никогда, – честно созналась Ивона, вновь пытаясь разглядеть дриаду. – Что-то она слишком живая для духа…
– Ну что тут поделаешь, – развел руками эльф, – такая уж у них особенность. Мир, Ивона устроен так, как он устроен.
Дриада осторожно выглянула из ствола дерева, а затем вышла из него целиком. Интересно, что аура ее при этом нисколько не поменялась (Ивона проверила), зато тело, эфемерное и полупрозрачное обрело плотность материального существа, как только дриада отделилась от древесного ствола. Внешне она выглядела теперь как молодая женщина – с той лишь разницей, что ее кожа, не прикрытая никакой одеждой, и каскад длинных шелковистых волос, и внимательные глаза были окрашены в различные оттенки зеленого.
– Доброго фотосинтеза тебе, Мастер. Ученицу нашел? – поинтересовалась дриада, опершись рукой о ствол феллодендра и глядя на озадаченную Ивону с легкой усмешкой.[8 - Фотосинтез, если кто не знает, – это образование в растениях органических веществ под воздействием солнечного света. Для дриад, живущих не только в дереве, но и за счет дерева, этот процесс, очевидно, представляет определенную важность.]
– Не ученицу, Бархат, – добродушно ответил эльф, – присмотрись-ка повнимательнее.
Дриада сощурила пронзительно-зеленые, как только что развернувшиеся листья, глаза и посмотрела на Ивону долгим взглядом, от которого девушка почувствовала себя раздетой.
– А мне казалось, – Бархат вновь обратилась к эльфу, – ты плакался, что у тебя никого не осталось из родных. Но, насколько я могу судить, это не призрак Зореславы.
– Нет, это моя вполне живая дщерь. И, как ты можешь заметить, тоже маг-Охотник.
Дриада поморщилась.
– Не люблю я этого слова! Эти всё людские обозначения…
– Почему людские? – удивилась Ивона. – Это же калька с эльфийского.
– Эльфы, люди – все едино, – отмахнулась Бархат. – Но действительно не в словах дело. Просто мне, никого в прямом смысле не поедающей и не отнимающей жизни ради продолжения своей, претит лексикон плотоядных существ. Ладно, была рада познакомиться – и счастливо оставаться.
– И все-таки как она это делает? – спросила Ивона, когда дриада растворилась в своем дереве.
– Она не может долго сохранять материальное воплощение: несколько часов, не более. Внутри древесного ствола дриада лишена физического тела, а то, что от него остается, способно пропускать сквозь себя энергетические потоки растения и за счет этого поддерживать подобие жизни. Они и сами признают, что, в сущности, являются паразитами деревьев.
– Разве они живут во всех деревьях?
– Нет, отнюдь не во всех – хотя бы потому, что далеко не все древесные породы могут поддерживать их существование.
– А как дриады стерегут священные рощи? – продолжала задавать вопросы Ивона, пытаясь представить противодействие, на которое способно полуэфирное существо.
– Ну, например, Бархат, – улыбнулся Алеседион, – взяла привычку жаловаться мне на все, по ее мнению, предосудительные события, которые здесь происходят.
* * *
Вдоль балюстрады, изящной и воздушной, как и многие постройки эльфов, тянулась шпалера поздних роз. Шипастые ветви уже покачивали кроваво-красными плодами, но одновременно на каждом кусту еще оставалось по нескольку махровых цветков самой удивительной расцветки – от нежно-розовых, переходящих на концах лепестков в карминный, до фиолетово-черных с желтоватыми прожилками. Такой цветовой гаммы у роз Ивона раньше нигде не видела.
– А, – усмехнулся отец в ответ на ее вопрос, – вот для этого я и нужен. Ну не только, конечно, для этого, но и для подобных фокусов в том числе.
– Это магия?
– В каком-то смысле. Черты всякого живого существа определяет особое вещество наследственности. Мне, как Мастеру Рощ, доступны заклинания, способные это вещество находить, распознавать и в определенных пределах изменять. Я опознал тебя как свою дочь, а Виллеадена – как сына своей сестры, когда вы еще даже не подошли к двери моей комнаты. И это нетрудная задача. В принципе, всех своих знакомых я могу опознать, например, подержавшись за ту же дверную ручку, за которую брались они, оставив на ней невидимые глазу частички своей кожи или капельки пота. Могу также, подержав в руках горсть семян, заклинанием отнять всхожесть у тех, которые не имеют нужного мне свойства.
Даже, – продолжал эльф, – могу сделать так, чтобы у взрослых растений проявились некоторые, ранее невидимые, наследственные черты. Правда, только у растений. – Он указал на куст, покрытый бордовыми цветами, за исключением двух веток: одну из них украшали чайные розы очень насыщенного цвета, а на второй цветы были снежно-белые.
– И ты можешь вырастить любое растение в мгновение ока?
Алеседион рассмеялся.
– Нет, этого никто не может. Если ты такое где-нибудь видела, то это была иллюзия. Я могу заставить растение использовать свои собственные ресурсы, многократно ускорив идущие в нем процессы. Например, такой вот куст можно при обильной подкормке и правильном поливе вырастить недели за две. За несколько минут можно вырастить небольшую травинку, какой-нибудь мятлик. На большее ни у одного мага просто не хватит сил. Тут нужно столько энергии, сколько содержится разве что в мощном драконьем пламени, способном прожечь крепостную стену.
– Скажи, – задала Ивона давно занимавший ее вопрос, – а почему «Охотники»? Почему магов, имеющих дело с живыми существами, вы называете именем тех, кто призван отнимать жизни?
– Так сложилось исторически. Многие связанные с магией названия восходят корнями к тем временам, когда эльфы (да и не только эльфы, а вообще – все Разумные), с одной стороны, полностью зависели от природы, с другой – вели с ней непрерывную борьбу. Никто тогда больше Охотников не знал об окружающем мире и о том, как в этом мире выжить. И те, кто объединял на этом поприще знания и опыт с магическими способностями, пользовались заслуженным уважением соплеменников. Позже задачи этих магов изменились, но название осталось.
Глава 7
УСМИРЕНИЕ НЕЖИТИ
К Семидыркам вел мостик, переброшенный через небольшую вертлявую речку с песчаным дном. Вполне надежный мостик, с настилом из хороших, не гнилых досок, но не обремененный перилами. Видимо, местные считали, что ежели кто до такой степени на ногах не держится, то лететь недалеко, да и дно мягкое. Сивер, чуть наклонившись вбок, глянул на прозрачную речную воду, но одноименных селу существ в ней не обнаружил, заметив лишь потрепанные листья, ежистые плодики стрелолиста да стайку пескарей, обследовавших чей-то рваный сапог.
За речкой дорога взбиралась на невысокий косогор, первым делом проходя мимо деревянного храма, чью коническую крышу венчал восьмиконечный солярный знак. Возле дверей храма собралась небольшая толпа, относительно прилежно внимавшая священнику в белой рясе. «Когда-то белой», – поправился Сивер: ряса явно пережила уже и первую, и вторую молодость и заметно посерела от стирок. Священник что-то вещал, иногда указывая руками то на небо, то на солярный знак, то на деревню – похоже, решил прочесть проповедь на свежем воздухе, пользуясь погожим днем. Толпу вокруг пастыря составляли десятка три мужиков, некоторые – с жердями и вилами в руках, одна бабе с коромыслом, пацаненок лет восьми-девяти, старательно ковырявший в носу, и пегая коза, меланхолично объедавшая лебеду под стеной храма. Наемник жестом подозвал ребятенка.
– Это что же здесь происходит? – поинтересовался он, свешиваясь с седла.
– А, это-то? – Пацаненок с серьезным видом продолжал вести в носу рудные разработки. – Это пастырь наш призывает на эльфийского колдуна иттить.
– Колдуна?
– Ну дак, – пояснил с важным видом ребятенок. – Раньше-то не знали, что он колдун. А как недавно стал кто-то про его сородичей хульные слова говорить, так он, видать, осерчал. Ну и вызывает из лесу страховидло, которое посевы топчет да огороды.
– А почем же известно, что это эльф страховидло вызвал? – спросил Сивер.
– Так ведь ясное дело – только у него одного никогда ничего не страдает, а, насупротив, растет в три силы. А вот нынче чудище в храмовых землях погуляло. Это уж, пастырь наш говорит, не просто разбой, а святотатство!
– Эй, Афаний. – Окликнули пацаненка из толпы. – Ты че там болтаешь со всеми проезжими?
– Да вот господин наемник… Ай! – Словоохотливый ребятенок, получив подзатыльник, поспешно ретировался.
– Мы тут, милсдарь, – обратился к Сиверу рыжий мужик, – решили нелюдя поучить.
– Так уж и нелюдя? – прищурился Сивер.
– Я уж не знаю, – сказал мужик, перекладывая вилы из руки в руку, – что вам Афаний наплел, да токмо мы – народ терпеливый и убыток молча сносили. Но святотатство сносить не намерены – да еще от нелюдя, веры истинной не разумеющего.
Сивер спокойно сидел в седле, глядя на мужика. Еще несколько селян и баба с коромыслом, перестав слушать проповедь, повернулись к наемнику.
– Вы, господин наемник, ежели подсобить нам хотите, – сказал один из мужиков, – так милости просим присоединяться, а ежели нет – так и поезжайте, куда ехали, не ваше здесь дело.
– А все-таки объясните мне, добрые селяне, почем вы знаете, – не унимался Сивер, – что именно эльф оседлый тому виной? А уж после этого я решу, поехать мне своей дорогой или вашей.
– Так ведь потравы… – начал было рыжий обладатель вил.