– Убьют его, – тоскливо отозвался боец.
Громовержец испуганно вздрогнул. Техническая победа, которую ему присудили вчера, стала настоящей сенсацией Турнира. «Тиградком» посвятил оливковому уродцу целых три минуты в ежедневном отчете, букмекеры подняли на четверть пункта его шансы на победу, пронырливый Иголка сумел выудить деньги у добродушных и зажиточных приставников. Дикари радостно улыбались в лучах славы, и оставался всего один, правда, очень неприятный момент, о котором Красные Шапки предпочитали до сих пор не думать: собственно четвертьфинал. Через десять минут Громовержцу предстояло отправиться на бой.
– Не пущу! – упрямо выкрикнул Контейнер.
– Мля, хватит паниковать, – отрезал Копыто. – Пусть он выйдет на ринг. А потом мы откажемся продолжать бой.
– Ага, – заулыбался Иголка, – если успеем крикнуть.
– Главное, пусть Грэмми сразу же после гонга прыгает в угол. Подальше от соперника. – Уйбуй посмотрел на голема. – Прыгнешь?
Оливковый неуверенно кивнул.
– Объявляется четвертьфинальный бой Кубка Големов! – Маршал-распорядитель выдержал паузу. – В красный угол ринга вызывается Лунатик, мастер Баррага, официальный флаг – Темный Двор!
Зрители, едва дождавшиеся появления любимца, разразились радостными криками, приветствуя долговязые фигуры голема и его создателя.
– Надеешься, что Лунатик проиграет? – Захар Треми посмотрел на Мубу.
Хван покачал головой.
– Он возьмет Кубок Големов, в этом нет сомнений.
– Тогда что ты здесь делаешь? У нас сегодня финал командных боев.
– Хочу посмотреть на схватку, – серьезно ответил Муба, не отрывая взгляд от покачивающейся куклы. – Это единственное, что стоит между мной и Молотом Трех Драконов.
– Только это? – насмешливо прищурился масан.
– Только это. И я должен знать о нем как можно больше.
– Вряд ли этот бой много тебе скажет, – рассмеялся Захар.
– Почему?
– А ты не обратил внимания на то, с кем придется сражаться Лунатику? – Треми кивнул в сторону технического коридора.
– Меня это не интересова… – Муба посмотрел в указанном направлении, пару мгновений пытался осознать происходящее, затем прищурился и улыбнулся. – Глазам своим не верю!
– В синий угол ринга вызывается голем Громовержец, мастер неизвестен, официальный флаг – Красные Шапки.
Пыхтящий Контейнер, стараясь ругаться как можно тише, тащил Громовержца на ринг за цепь, прикованную к ошейнику голема. Но каждый шаг давался ему с большим трудом, даже несмотря на то, что Копыто, Иголка и еще два бойца толкали несчастного Грэмми в спину, не давая тому возможности вцепиться когтями в пол. Перепуганный голем, уверенный, что его обманули, предали и отдали на заклание, упирался всеми четырьмя лапами и жалобно верещал, периодически заглушая царящий в «Олимпийском» гул. Среди зрителей послышались легкие смешки. Минут через пять после начала церемонии Красным Шапкам удалось перекинуть Громовержца через ограждения ринга, и Гуго де Лаэрт откашлялся:
– Голем готов к бою?
– Еще как готов, – подтвердил Копыто, швырнув к ногам куклы пару ятаганов. – Можно начинать.
Оливковый монстр забился в угол, всем видом показывая, что скорее умрет, чем выйдет против Лунатика, длинная фигура которого подрагивала в противоположном углу ринга.
– Пусть он возьмет в руки оружие, – предложил маршал-распорядитель.
Но на несчастного Грэмми его слова не произвели никакого впечатления – маленькие глазки монстра были прикованы к длинным шипам герданов Лунатика.
– Возьмет он ятаганы, возьмет, – пробормотал Копыто, утирая пот. – Это у нас такая тактика… Мы заманиваем… Давайте, что ли, бой начинать?
Гуго пожал плечами и покинул ринг.
– Вперед, Громовержец! – заорали осы, Красные Шапки и примкнувшие к ним приставники. – Надери ему…
Поклонники Лунатика молчали. В победе долговязого они не сомневались, но происходящее сильно напоминало убийство, и это публике не нравилось.
– А ты говоришь, ничего интересного, – азартно прошептал Муба Захару. – Мне очень важно, как Лунатик поведет себя сейчас.
– Стукнет зеленую куклу по башке булавой и пойдет в раздевалку, – предположил масан.
Лунатик вопросительно посмотрел на хозяина. Мастер Баррага недовольно скривился, затем развел руками и тихонько бросил голему несколько слов. Лунатик вздохнул, передал герданы секундантам и двинулся к центру ринга.
– Баррага велел просто выбросить его…
Но впавший в истерику Грэмми не понял, что спасен. Он видел только одно – приближающуюся фигуру долговязого убийцы – и не собирался терпеливо ждать смерти. Оливковый попытался выпрыгнуть с ринга, но Красные Шапки были начеку, он швырнул в Лунатика ятаганы, тот увернулся и прибавил шаг. И тогда Громовержец издал протяжный вой и бросился вперед.
– Сейчас он его укусит…
Но так далеко мужество оливкового монстра не простиралось.
Какие именно навыки и умения вложил неизвестный мастер в Громовержца, так и осталось загадкой, но что особенно удалось производителю, так это инстинкт самосохранения. С этим качеством у Грэмми все было в порядке, даже с перебором. Оливковая молния проскочила между длинными ногами Лунатика, стремительно достигла противоположной стороны ринга, выскочила с него и юркнула в толпу.
– Лови!!
Среди публики возникло легкое оживление. Помощники маршала-распорядителя бросились за шустрым големом, но Грэмми оказался проворнее. Ведомый отчаянным страхом, он, под веселое улюлюканье публики, некоторое время метался по коридорам «Олимпийского», а затем, зажатый подскочившими рыцарями, выбросился в окно.
– Проклятье!!
– Разбился?
– К сожалению, нет.
Помощники маршала-распорядителя проводили взглядами улепетывающего в сторону жилых домов Грэмми.
– Сколько в нем магической энергии?
– Где-то на неделю, – робко сообщил подошедший Контейнер.
Гуго де Лаэрт сжал губы.
– Это нечестно, – попытался храбриться Копыто. – Лунатик его напугал. Это не по правилам.
– Все видели, что Баррага колдовал против нашего голема, – добавил Иголка. – Этим навам верить нельзя.
– С соревнований снять, – медленно, поскольку скулы свело от бешенства, произнес Гуго. – Наложить штраф, запретить участвовать в следующем Турнире… Не только им, но всем Красным Шапкам.
– Ну это уж круто… – начал было Копыто.
– А если ваш ублюдок попадет в руки челов, мы вас повесим.
Копыто замер с открытым ртом. Только теперь до него дошел весь ужас произошедшего: голем вырвался в город!
– Вызовите Службу утилизации, – пискнул Иголка.
– Мне плевать, кого вы вызовете! – рявкнул Гуго. – Марш отсюда, кретины! Ищите своего урода, где хотите!!
Красные Шапки опрометью бросились на улицу.
* * *
Московская медицинская академия им. Сеченова
Москва, улица Большая Пироговская,
7 сентября, суббота, 13.13
Чествование Екатерины Федоровны Хвостовой прошло необычайно тепло. Даже несмотря на то, что приглашали только желающих, в зале было полным-полно народу – авторитет старого врача был высок, и люди с удовольствием пришли выразить ей свое уважение. Студенты и преподаватели, врачи и пациенты, доктора наук и академики. Кресло, в котором сидела старуха, было завалено цветами, а проникновенные слова вызывали овации зала и слезы у виновницы торжества. Екатерина Федоровна была живой легендой русской медицинской школы, легендой братства Целителей, и ее юбилей стал праздником.
А какой же праздник без скандала?
– Я ничего не пропустил? – шепотом спросил Кабаридзе, осторожно прикрывая за собой дверь.
Реваз Ираклиевич появился последним, уже после того, как хозяин кабинета, вальяжный, пахнущий дорогим парфюмом профессор Исаченко, приступил к своей речи.
– Наконец-то собрались все, кого мы ожидали, – кисло прокомментировал Исаченко появление Кабаридзе.
– Рома, извини, – развел руками Реваз Ираклиевич и опустился на стул рядом с Володей Куриловым, педиатром из Морозовской больницы.
– Ты ничего не пропустил, старик, – пробормотал тот. – Рома едва начал: только пару слов и сказал.
– По какому поводу собрались?
В зале Кабаридзе произнес короткую речь, посвященную научным достижениям Екатерины Федоровны, вручил ей огромный букет от Центра Бакулева и еще один, не менее огромный, лично от себя, пообщался со старыми знакомыми и уже собрался покинуть академию, когда ему сообщили, что Роман Исаченко собирает Целителей в своем кабинете. Для чего – осталось тайной.
– А тебе не говорили? – удивился Володя.
– Друзья! – нахмурился Исаченко.
Курилов тут же замолчал.
– Теперь я могу продолжить?
– Теперь – да, – подала голос Екатерина Федоровна. – Мы слушаем.
Исаченко откашлялся.
– Друзья, я не хочу и не буду перечислять законы братства Целителей. Я скажу больше – это не законы. Это наши принципы. Не устав и не кодекс – суть нашей жизни. Именно они делают нас Целителями, они, а не наше мастерство, как может кто-нибудь подумать. Мы знаем, что среди челов… Извините. Мы знаем, что среди людей были и есть хорошие врачи, великолепные врачи, чей талант не уступает нашему. Мы относимся к ним с уважением, мы всегда подадим им руку и поможем советом. Мы не откажем, но мы – другие. Мы – Целители. И мы должны об этом помнить. То, что происходит сейчас, подрывает принципы. Разрушает важнейшие этические нормы, являющиеся сутью нашего общества, и в конечном счете приведет к упадку братства.
– Не слишком ли далеко ты смотришь? – В задавшем вопрос враче Реваз узнал Георгия Качинского, Целителя из Санкт-Петербурга. – В конце концов, ничего страшного не произошло. Пока.
– Я смотрю на происходящее так, как привык смотреть, – жестко ответил Исаченко. – Так, как требуют мои принципы. И я абсолютно уверен в том, что говорю: мы не можем равнодушно взирать на то, как рушатся устои братства!
– А они рушатся?
Роман осекся и несколько мгновений недоуменно смотрел на Екатерину Федоровну, он явно не ожидал от старухи такой реплики.
– Что вы имеете в виду?
– Устои рушатся?
– Да.
– Тогда какие же это устои? – Екатерина Федоровна пожевала губами, но никто не смел перебить самого старого участника собрания. – Что это за принципы, которые так легко разрушить?
– Любые принципы очень легко разрушить, – усмехнулся Исаченко. – Они ценны именно до тех пор, пока соблюдаются. Только тогда в них есть смысл.
– Любые принципы ценны тогда, когда в них есть смысл! – громко произнесла старуха. – В наших принципах есть смысл?
Среди Целителей пробежал тихий ропот.
– Я не ожидал услышать от вас такое, Екатерина Федоровна, – пробормотал Исаченко. – Ваши слова только подтверждают…
– Они ничего не подтверждают, – отрезала старуха. – Ты сказал много хороших и правильных слов о нас, о братстве и о принципах. Но прежде чем мы приступим к дальнейшему обсуждению, я хочу услышать ответ на свой вопрос.
– На какой? – сдался Исаченко.
– В чем смысл принципов братства?
– Мы лечим людей, – пожал плечами Роман.
– Это делает любой врач, – буркнул Реваз.
– Но мы делаем это лучше, – заметил Качинский.
– Лучше всех это делают эрлийцы, – махнула рукой Екатерина Федоровна.
– Мы не хуже!
– Но и не лучше, – улыбнулась старуха. – Ты говорил, что некоторые челы из Тайного Города не уступят нам в мастерстве врачевания. Ты говорил, что мы другие, так чем мы отличаемся?
– Нашими правилами!
– Но в чем их смысл? Ты пытаешься обвинить Олесю, а сам не в состоянии внятно объяснить, что она нарушила.
– Олесю обвиняют? – встрепенулся Реваз, но на него не обратили внимания.
– Олеся нарушила древние принципы Целителей! Этого достаточно!
– Для чего? – устало поинтересовалась Екатерина Федоровна.
– Чтобы изгнать ее из братства.
– Да что здесь происходит?
Реваз схватил Володю за плечо, но тот, увлеченный перепалкой, лишь отмахнулся.
– Слушай!
– Изгнать из братства? – Старуха покачала головой. – Но объясни мне, Рома, чем она, изгнанная, будет отличаться от нас?
– Она сможет вести себя так, как захочет, – процедил Исаченко. – Не позорить Целителей и не подчиняться нашим правилам.
– Каким правилам?
– Мы против насилия.
– Мы не общаемся с воинами, – добавил Володя.
– Мы не лечим раны, – вставил Качинский.
– Но в чем смысл этих правил? – с грустью спросила Екатерина Федоровна.
– Они делают нас Целителями.
На глазах старухи выступили слезы.
– В чем их смысл, Целители?
– Мы отрицаем войну, – тихо произнес Кабаридзе. – Войну и насилие в любых проявлениях. Мы боремся за жизнь и отрицаем тех, для кого жизнь не является главной ценностью.
Эти простые слова заставили присутствующих замолчать.
– Я рада, что это сказал именно ты, Реваз, – так же тихо, но не глядя на профессора, проговорила Екатерина Федоровна. Она тяжело вздохнула. – Когда-то давным-давно величайшие врачи людей объединились в братство Целителей с наивной верой, что смогут повлиять на умы соплеменников. Они верили, что, может быть, не сразу, через годы, через века, но люди прислушаются к их словам.
– Карло Тольдо сожгли за то, что он отказался лечить раненого императора, – пробормотал Исаченко.
– Правильно, – согласилась старуха. – Но Тольдо взошел на костер не за себя и не за братство.
– За принципы.
– В которые он верил. И которым следовал до конца. – Екатерина Федоровна жестко посмотрела на Романа. – Ты всегда следовал принципам братства?
– Я никогда не лечил боевые раны. – Исаченко вскинул голову.
– А почему?
– Это запрещено.
– А ты веришь в то, что этот запрет сможет остановить войны на планете?
– Возможно, когда-нибудь…
– Ты веришь?
Исаченко замолчал и отвел глаза.
– Я много думала о нас, – после паузы продолжила старуха. – И не только из-за Олеси. Вы знаете, как я отношусь к этой девочке, но она лишь искра. Она показала, в каком упадке находится братство. Слово «Целитель» стало торговой маркой, знаком качества. Все знают, что в братстве собраны лучшие, и приходят к нам.
– Приходят не все, – заметил Качинский. – Ни один воин не будет просить помощи у Целителя.
– Но воины не исчезли.
– И не исчезнут, – буркнул Исаченко.
– Если ты веришь в это, – улыбнулась Екатерина Федоровна, – то как ты смеешь обвинять Олесю?
– Я обвиняю ее ради того, чтобы не исчезли мы, Целители! – Роман взял себя в руки и уверенно перешел в наступление. – Да, мы противопоставляем себя солдатам и наемникам! Мы отрицаем войну и насилие! Мы не знаем, сколько будет длиться это противостояние, но оно должно быть! Пусть кто-то теряет надежду на успех. – Он холодно посмотрел на старуху. – Или разочаровывается в наших принципах. Но мы им не изменим!!
В братстве Целителей не существовало иерархии, но роль неформального лидера была весьма заманчива: этот человек вел переговоры с Великими Домами, координировал учебу, научные разработки и, самое главное, имел решающее слово при приеме новых членов. Екатерина Федоровна была первой уже много лет. Реваз знал, что она планировала воспитать лидера из него, но отказался. Потом появилась Олеся… Даже несмотря на старую историю, ее авторитет среди Целителей оставался высоким. Уж не поэтому ли Исаченко стремится изгнать Старостину из братства?
«Что же натворила Олеся?»
– Мы не можем обвинять разочаровавшихся: верить или нет – личное дело каждого. Но мы не имеем права бросать тень на всех Целителей!
– Хороший бизнес должен быть прикрыт хорошей идеей. Ты неплохо зарабатываешь, Целитель.
– Мы никогда не работали за харчи.
– Ты помогаешь только тем, кто может себе это позволить. – Екатерина Федоровна всю жизнь проработала в обычной больнице и имела право на такой тон.
– Я стараюсь помогать всем.
– Один день в неделю? Очередь к тебе растягивается на месяцы.
– Невозможно помочь всем.
– Невозможно помочь всем, невозможно остановить войны.
– Зато я не нарушаю принципы.