Сказав это, ибериец развернулся и стал подниматься по тропе между скал. Его солдаты последовали за ним. А пехотинцы с «Удара молнии» – Федор, Урбал, Летис и малознакомый им боец – присев на край шлюпки стали дожидаться остальных морпехов. Среди них оказался командир спейры, рослый африканец, которого звали Магна. За неимением другого командира, он принял на себя командование объединенными силами спасшихся после битвы морпехов и повел их в лагерь, куда они прибыли через пару часов. Вместе с Федором и компанией из погибшего флота Адонисла здесь набралось человек восемьдесят морских пехотинцев.
Когда они прибыли в лагерь, стоявший у подножия горы, то обнаружили, что он почти пуст. В нем оставалось для охраны лишь несколько сотен пеших воинов-иберийцев и кельтов. Да еще примерно триста иберийских всадников. Вся армия уже ушла на север, а Ганнибал, похоже, не сильно опасался римского нападения с тыла, словно знал, что его не будет.
Охрана препроводила морпехов к пустому бараку, где они смогли немного отдохнуть и поесть – еду им принесли туда же. А затем, едва пехотинцы закончили обед, в барак неожиданно явился сам Ганнибал в кирасе почти черного цвета, богато украшенной золотым орнаментом. Его сопровождали пять неизвестных Федору военачальников в не менее богато отделанных доспехах. Кто это такие, морпех не знал, а объяснить было некому.
Увидев вождя, которого все знали в лицо, солдаты вскочили со своих мест. Ганнибал поднял руку в знак приветствия и, выйдя на середину широкого барака, громко спросил:
– Мне доложили, что Адонисл погиб. Кто из вас видел смерть моего флотоводца?
Летис, узрев перед собой вождя армии, от удивления потерял дар речи. Федор толкнул его в бок, но сын владельца гончарной мастерской продолжал молча смотреть на Ганнибала, так и не издав ни звука. Урбал тоже молчал. Тогда Федор решил спасти ситуацию и сказал, нарушив затянувшуюся тишину:
– Мы втроем это видели, – он указа на Летиса и Урбала, стоявших рядом.
– Как он погиб? – спросил Ганнибал, строго глянув на Федора.
– Его убили римляне из «Скорпиона», стрелой в спину – пояснил Федор и добавил. – А капитана корабля зарубили мечом.
Ганнибал ненадолго замолчал, словно обдумывая что-то.
– Вы с честью выполнили свой долг, – снова заговорил военный вождь Карфагена, – и хотя флот разбит, вы все равно настоящие герои. Мы проиграли морское сражение, но выиграли время. Римляне не смогли помешать нам пройти этот важный перевал, а теперь уже поздно.
Он сделал несколько шагов и остановился, скрестив руки на груди, словно принимая решение.
– Армия уходит дальше, – заявил Ганнибал, – у меня нет свободных судов, чтобы отправить вас в Новый Карфаген. И я тороплюсь. Поэтому вы отправитесь в поход на Рим вместе со мной. Вам выдадут новое оружие и доспехи. Если так случиться, то я снова отправлю вас служить на корабли. Но теперь, – он обернулся в сторону одного из военачальников, бородатого крепыша, – вы солдаты сухопутной армии и поступаете в распоряжение Атарбала, командира моих африканцев. С этого дня вы будете исполнять все, что он вам прикажет.
Закончив свою короткую речь, Ганнибал развернулся и вышел наружу, придерживая ножны меча. Полководцы последовали за ним. Лишь сам Атарбал задержался, чтобы узнать, есть ли среди спасшихся морпехов командиры. Отозвался только Магна.
– Ты будешь командиром этой спейры, – подтвердил его полномочия новый начальник, – немедленно следуй ко мне в шатер. Там я сообщу тебе, что ты должен будешь делать завтра.
Когда Атарбал, наконец, покинул барак в сопровождении Магны, Федор выдохнул и мысленно подытожил случившееся за последнее время: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Получалось, что он теперь снова должен отправиться в италийские земли. Да не просто на прогулку, а с экспедиционным корпусом Ганнибала, мечтавшего покорить или уничтожить ненавистный Рим. Чем это дело закончилось через шестнадцать лет, Федор отлично помнил из прочитанного в прошлой жизни, но его подобный конец совершенно не устраивал. Идти просто на бойню совсем не хотелось. Но в глубине души вдруг родилось какое-то смутное предчувствие, что раз уж он появился здесь вопреки здравому смыслу, то, значит, бывают на земле и другие чудеса. Кто знает, чем закончится этот поход великого Карфагенянина. И если Федор теперь служил Карфагену, а судьба снова отправляла его в римские земли, то морпех решил как-нибудь применить свои исторические познания в предстоящем походе на благо армии финикийцев. Авось, поможет.
Одно беспокоило его во всем этом сильнее, чем своя собственная судьба – Юлия. Что же будет с ней, если Ганнибал победит? Вернее, что будет с ними? Любовь к юной римлянке, дочери сенатора Марцелла, внезапно вспыхнувшая в его сердце, заставила Федора бежать из Рима в Карфаген сразу после их единственного свидания. Что сталось со знатной девушкой, ответившей на чувства простого легионера вопреки воле отца, собиравшегося скоро выдать ее замуж, он не знал, но очень хотел бы знать. Тем более, что обещал Юлии никогда не забывать о ней. Да он и не мог. Она снилась ему по ночам такой, как в день их последнего свидания – в изящной вышитой узорами столе[5 - Стола – верхняя одежда римлянок. Похожа на очень широкую тунику с большим количеством складок.] с яркими платиновыми волосами, уложенными в вычурную прическу. Он видел словно наяву ее узкое личико, обрамленное пышной короной волос, и умный взгляд серых глаз. Помнил запах этих волос и тепло юного тела.
Об их краткой связи в Карфагене не знал никто, включая благодетеля Магона. Федор решил не рассказывать даже ему о своей личной жизни у римлян, только о службе. Зато знал об этом отец Юлии, сенатор Марцелл, и запросто мог задушить дочь своей собственной рукой. С него станется. Тот еще зверь. Матерый. Никого не прощает. И Федор боялся даже подумать о том, что Юлии уже нет в живых. В любом случае, он собирался как-нибудь разузнать о судьбе римлянки во время похода и надеялся, что судьба ему подскажет, что делать. А пока выбор оставался невелик: следовать за Ганнибалом.
– Ну, как тебе такой поворот? – толкнул его в бок неожиданно повеселевший Урбал, оторвав от воспоминаний.
– Ты о чем? – не понял Федор.
– Я о том, что нам предстоит поход, о котором сложат легенды, – заявил он. – Мы идем на Рим. И, может быть, мы с тобой прославимся в этом походе, а наши имена попадут в свитки историков. А потом, спустя столетия, люди прочтут о нас в библиотеках Карфагена.
– Я так далеко не заглядывал, – честно признался Федор и посмотрел на Летиса. – А ты что думаешь обо всем этом?
– А мне все равно, – ответил здоровяк, отряхивая еще влажную тунику от крошек после недавнего обеда. – Я пойду за Ганнибалом хоть по морю, хоть по суше. На корабле, конечно, быстрее, но и на земле можно повоевать. Главное, чтобы дали кинжалы.
– Думаю, тебе не откажут, – заметил на это Федор, – особенно, если ты им продемонстрируешь, как ты их кидаешь.
Этим вечером они заночевали в полупустом лагере. Римские корабли ушли, не высадив десанта. А наутро началась новая жизнь. Морпехам, потерявшим во время боя и бегства амуницию, по приказу Атарбала выдали новую. Таких солдат оказалось немного, всего семеро. Четверо – из состава спейры погибшего Софоникса и еще трое, выловленных ими из воды по пути к берегу, – с другой квинкеремы. Все остальные морпехи, служившие под началом Магны на триере, свое оружие и доспехи сохранили. Ее капитан погиб в бою, часть морпехов тоже. Гребцов с разбитого корабля отправили служить в осадный обоз, благо дел там хватало. А из остальных сформировали спейру тяжелых пехотинцев, добавив в нее еще пятьдесят финикийцев и ливийцев, оставшихся после осады Сагунта без своих подразделений.
У морпехов с триеры были свои темно-синие панцири и короткие прямые мечи. А вот Федору и его товарищам, вместо таких панцирей выдали кожаные доспехи коричневого цвета, обшитые на груди пластинами из металла. Хорошо хоть шлемы им достались нормальные, железные, греческого образца, а не из кожи, как у иберийских пехотинцев. Федор на прочность его, конечно, не проверял, но тот факт, что у иберийской пехоты не усматривалось на теле, кроме туники, никаких панцирей и кольчуг, наводил его на мысль, что они легко могли служить Ганнибалу расходным материалом, как легковооруженные велиты у римлян. Правда, иберийцев было несравнимо больше. И не только пеших.
Единственной вещью синего цвета, предоставленной ему, оказался круглый щит с массивным умбоном. Такие же щиты вручили и всем остальным пехотинцам, оставшимся без амуниции. Пополнившие ряды новой спейры финикийцы и ливийцы были одеты и вооружены так же, как и Федор. Так что получалось, что морпехи Магны теперь немного выделялись из общего ряда своими панцирями, овальными щитами и прямыми мечами. Тем более, что Федору в качестве оружия выдали не привычный испанский меч-гладий[6 - Многие солдаты армии Ганнибала пользовались прямым остроконечным мечом, который позже обрел бессмертие, после того как его взяли на вооружение римляне. Они так и называли его gladius hispaniensis – испанский гладий. Но боле популярным оружием среди испанцев была изогнутая фальката. ], а ту самую изогнутую и слегка тяжеловатую фалькату, что он уже видел у пехотинцев в лагере возле Сагунта. Это было надежное оружие с клинком примерно в полметра.
Немного помахав приобретением в воздухе и сделав несколько рубящих движений, Федор остался доволен новым оружием, оценив его возможности. Круглый щит оказался значительно легче римского скутума, он даже годился для замаха, хотя и прикрывал не половину тела, а только треть. Зато фальката весила значительно больше меча, и от ее удара не спасала практически никакая защита. Кроме того, фалькатой можно было не просто колоть и рубить, а рубить «с оттягом», благодаря изогнутой форме более широкого в передней части клинка.
Федору дали также кинжал с отдельными ножнами. Сначала он решил прикрепить их к широким ножнам фалькаты, как это делало большинство воинов в испанской армии Ганнибала, но потом надумал повесить на пояс.
Летису, кроме аналогичного вооружения, к его большой радости тоже выдали кинжалы работы местных кельтских кузнецов. К тому же сразу два, о чем он специально попросил. Не удержался. Он хотел выклянчить еще два, но на этот раз ему отказали. Однако, та пара, что уже находилась у него в руках, была добротной работы и доставила вчерашнему морпеху настоящее удовольствие. Длинные прямые лезвия. Каждый в узких ножнах. Едва заполучив их в свое распоряжение, Летис тут же стал доводить до нужной кондиции и без того острые, на взгляд Федора, клинки.
Урбал удовольствовался одним кинжалом, как и все. Тяжелая фальката ему тоже пришлась по вкусу.
– Надежное оружие, – рассудил Урбал, взвесив его в руке.
Теперь спейра под командой Магны насчитывала сто тридцать бойцов, имела седьмой номер и входила в состав двадцатой хилиархии двадцатитысячного корпуса тяжелой ливо-финикийской пехоты, которым командовал полководец Атарбал[7 - Атарбал – имя также широко распространенное среди финикийцев, как, например, Ганнибал и Ганнон. Во времена Первой Пунической Войны жил флотоводец Карфагена с подобным именем. В данном случае Атарбал, – личность вымышленная.]. Федор впервые слышал о таком подразделении, но Магна, его новый командир, во время коротких привалов утреннего марш-броска, когда они, преодолев перевал и оставив море за спиной, догоняли основную армию, охотно объяснил «иностранцу» с далекого севера, что хилиархия – это соединение примерно в тысячу воинов. Иногда больше. Оказалось, что Ганнибал мог менять в зависимости от родов войск и просто по своему усмотрению численный состав хилихарий и спейр. Например, спейра кельтов в этом войске могла содержать не сто с лишним, а двести или даже двести пятьдесят воинов.
Федор, с одной стороны, этому был рад, но, с другой, не мыслил армию без дисциплины и боялся увидеть в скором времени разброд и шатание. Особенно среди кельтов. Тем не менее, никакого разброда и шатания в войске не наблюдалось. В этом он скоро убедился, когда морпехи настигли, наконец, растянувшийся по горной дороге осадный обоз, охраняемый многочисленными иберийскими всадниками.
Правда, первые, увиденные им части испанской конницы показались Федору немного странными. Нет, они четко держали строй и одеждой походили на тех пехотинцев, которых он видел ранее на берегу и в лагере: белая туника, отороченная красной полосой, на голове колпак из жил, украшенный гребнем из конского волоса. За спиной круглый щит бордового цвета, в руке у каждого – копье, а на боку – уже знакомая Федору фальката. Странным было то, что они ехали по два человека на одной лошади, восседая в одном широком седле.
– У них, что, лошадей не хватает? – не удержался Федор от вопроса, когда Магна разрешил короткий привал, и морпехи уселись прямо на камни у обочины неширокой дороги.
– Почему не хватает? – удивился командир спейры. – Лошадей достаточно. Просто во время боя один, а то и оба спешиваются.
– Интересная конница, – только и сказал Федор, стараясь быстрее отдышаться.
Пока они рысцой обгоняли обоз, Федор насчитал не меньше сотни различных метательных орудий, большинство из которых оказались не полевыми, а осадными. Основную массу везли разобранными на возах, но попадались и иные, самые легкие, поставленные на деревянные колеса, их тянули за собой упряжки коней или быков. По всему было видно, что Ганнибал готовился к серьезной войне, где предстояло не только уничтожать легионы пехотинцев, но и брать города.
Обогнав грандиозный обоз и пехотные хилиархии иберийцев, они к обеду настигли африканские части, в составе которых им предстояло совершать свой путь дальше. Заняв свое место в колонне, определенное порядковым номером хилиархии и спейры, Федор перешел на шаг и смог, наконец, отдышаться, привыкая к другому ритму. Когда морпех пришел в себя, то стал смотреть по сторонам, впитывая новую информацию. А посмотреть было на что.
С двух сторон дорогу сжимали высокие коричнево-желтые скалы, а впереди поднималось облако пыли, почти перекрывая видимость. Люди, даже в большом количестве, так пылить не могли. Приглядевшись, Федор увидел впереди целое стадо из нескольких сотен боевых слонов, устроивших на горной дороге настоящую пыльную бурю. Животные резво шли вперед, размахивая бивнями из стороны в сторону. На каждом слоне сидел погонщик, позади него виднелась притороченная к спине благородного животного кабинка с крышей и деревянными бортиками, за которыми могли легко укрыться сразу несколько солдат-лучников.
Федор долго и с интересом разглядывал эти ходячие «танки» античности. Неожиданно один из слонов заревел, заставив Федора вздрогнуть. Морпех даже инстинктивно дернулся, толкнув шагавшего рядом Урбала.
– Ты чего? – поднял голову тот. – Слонов испугался?
– Немного, – кивнул Федор, – с непривычки. Подумал, вдруг он взбесится и на нас бросится. Потопчет всех.
– Не успеет, – успокоил его Урбал.
– Почему? – искренне удивился Федор. – Кто же его остановит? Летис, что ли, со своими кинжалами?
Летис, шагавший позади Федора, не расслышал издевки товарища.
– Почему Летис? – Урбал снисходительно улыбнулся. – Хотя, если он прицелится…
Житель Керкуана поднял руку и указал на ближайшего слона.
– Видишь, у каждого боевого слона на шее сидит махут, погонщик.
– Вижу, – подтверди Федор, – ну и что? Да слон его одним ударом хобота расплющит.
– Не расплющит, – возразил словоохотливый Урбал. – Махут дрессировал этого слона много лет. Слон его слушается.
– А если он все же взбесится? – не унимался Федор. – От зажигательных стрел, например.
– Ну, если боевой слон взбесился, – терпеливо объяснял Урбал, – и погонщик его не может успокоить, тогда, чтобы не потоптал своих пехотинцев, придется применить металлический клин.
– Какой клин? – не понял Федор.
– У махута на такой случай имеется при себе специальный клин, – не торопясь, рассказывал Урбал. – Довольно длинный, чтобы проникнуть глубоко.
– Ну… – начал понемногу догадываться Федор.
– Так вот, если слона уже не успокоить, – спокойно закончил Урбал, – махут просто вобьет этот клин одним ударом ему в затылок, чтобы обезвредить животное. Каждый погонщик этому специально обучен. Ведь если слон впал в бешенство, то надо спасать людей.
– Гуманно, – заметил пораженный предусмотрительностью местных полководцев Федор, припоминая, что против слонов в античных войнах, с целью испугать животных и направить их на своих солдат, применяли не только зажигательные стрелы. Был один греческий гений (Федор читал о нем), который разработал прототип противотанкового минного поля. В землю вбивались железные клинья, связанные цепями и закрепленные так, чтобы наступающий слон разодрал в кровь свои нежные ступни. Ведь этот исполин хоть и толстокожее животное с мощными бивнями, но ступни у него – самое уязвимое место. Греки не только изобрели подобное замечательное средство борьбы с могучей наступательной противника, но и успешно испытали его в боях, изувечив немало животных.
Федор присмотрелся к погонщику ближайшего слона, как раз объезжавшему очередное препятствие и ненадолго попавшему в поле зрения морпеха при развороте животного. Чайка действительно заметил у него на боку длинный металлический клин. На некоторое время Федору стало жалко слонов. «Это до первого случая, – тут же поправил себя он, отогнав размягчающие мысли, – пока слон не попер на меня самого».
К вечеру они прибыли в походный лагерь, точнее, целую систему лагерей, растянувшуюся по широкой долине на несколько километров и вопреки правилам не огороженную высоким частоколом. Удивленному Федору, прихваченному Магной с собой, в составе команды из двадцати солдат для получения палаток со склада, находившегося в дальнем конце лагеря, командир объяснил, что они передвигаются все еще по своей территории.
– Вот через пару дней, когда дойдем до реки Ибер, – пояснил Магна, поправив меч на боку, – будем уже строить лагеря регулярно. Да и с миром нас никто через Пиренеи не пропустит. Придется повоевать.
– А что там, за этой рекой? – искренне удивился Федор, припоминая, что до Рима еще далеко, и легионов поблизости размещаться не может.
Магна изумленно посмотрел на Чайку, но все же ответил, очевидно, приняв во внимание историю его появления у финикийцев:
– Там кончаются владения Карфагена.
«Интересно… – размышлял Федор, вместе с другими солдатами закидывая на повозки большие кожаные палатки, в которых им предстояло спать в походе, напоминавшие более шатры на пятнадцать человек. – Это что же получается? Для того, чтобы напасть на Рим со стороны суши, придется захватить все земли и государства, находящиеся на пути к нему? Однако! Ганнибал по мелочам не разменивается…»
Он стал последовательно вспоминать все, что располагалось между Испанией и Италией, куда вела пара очень старых дорог, точнее, два торговых маршрута, прозванные еще древними греками «путями Геракла». Сначала пунктир дорог шел через Пиренеи, затем мимо болотистых прибрежных земель через Рону, или Родан, как эта река сейчас называлась у римлян, в сторону греческой Массалии. За Массалией главная дорога разделялась еще на два ответвления. Один из них, как помнилось Федору, шел вдоль лигурийского побережья в сторону Генуи, где он уже успел побывать дважды. На этом пути жило множество кельтских племен, основавших свои города и укрепленные поселки. А второй заворачивал в Альпы, где тоже жили кельты. Там их селилось великое множество, все эти племена отличались воинственностью и далеко не всегда дружили даже между собой. Какой дорогой поведет Ганнибал свою армию, и договорился ли он предварительно с кельтскими вождями, Федор не знал.
Для начала предстояло миновать все горные племена, что живут здесь по обе стороны Пиренеев и посматривают на Рим в ожидании помощи против Ганнибала. А потом уже думать про Галлию, исконные земли кельтов[8 - Народ, о котором идет речь, кельтами называли греки. Но римляне именовали его по-своему: галлами (Galli). Как и страну, из которой они пришли. ], именуемые так римлянами. До них оставалось пока далеко. В конце концов, он не командир корпуса, хилиархии или даже спейры, а простой солдат. Стратегия сейчас не его забота.
Но окружающее не переставало его живо интересовать. Проходя рядом с повозками через лагерь огромной армии, раскинувшийся на всю долину, Федор с интересом рассматривал многочисленные и непохожие друг на друга подразделения, собранные здесь из разных концов обширных владений финикийской республики.
Изредка он расспрашивал Магну, откуда пришли и как называются те или иные солдаты. И, слушая ответы командира спейры, Федор начинал думать, что Ганнибал не стремился к излишнему единообразию в армии, на первый взгляд представлявшей собой многочисленное собрание разных народов, одетых и вооруженных по-своему, и этим сильно отличавшейся от римской, где все были «на одно лицо».
Каждым подразделением, собранным из кельтов или нумидийцев, командовал собственный вождь на своем родном языке. Солдаты из десятой хилиархии иберийцев могли абсолютно не понимать, о чем говорят их сослуживцы из пятой хилиархии ливийцев. А объединенное командование у карфагенян, скорее всего, осуществлялось только на батальонном уровне. Как Ганнибал ухитрялся управлять всей этой разношерстной массой, новобранец седьмой спейры двадцатой хилиархии африканцев Федор Чайка пока не понимал. Но, видимо, вождь Карфагена отлично знал, какие пружины в этом механизме надо приводить в движение, чтобы он работал бесперебойно. И он, судя по всему, работал.
Вечером, когда морпехи установили огромный шатер и, уставшие после первого дня похода, улеглись спать, Федор поделился своим сомнениями со всезнающим Урбалом. И с удивлением услышал от него, что верховные военачальники финикийцев считают, будто солдаты, не знающие языков друг друга, никогда не смогут составить заговор и поднять серьезное восстание против власти Карфагена.
– Из тех же соображений, говорят, Ганнибал, перед походом отослал многих иберийцев из Испании в Африку, защищать столицу, на которую могут напасть римляне, – вполголоса сообщил Урбал, – а сюда вывез ливийцев, поменяв их местами.
В принципе, Федор был с этим согласен, но управлять такой массой «иностранцев», наверняка, являлось делом не самым легким. С одной стороны, не знаешь, какой язык учить. Но с другой, в иноземный отряд тебя точно служить не отправят. Будешь тянуть лямку только со своими, с теми, кого понимаешь. Так что особых проблем именно для него не существовало.
Глава четвертая За рекой Ибер
Как и обещал Магна, корпус африканцев достиг берегов реки Ибер, по которой походила граница владений Карфагена в Испании, через пару дней, ближе к полудню. А когда Федор, Летис и Урбал увидели эту реку своими глазами, половина финикийской армии уже находилась на другом берегу.
Весь предыдущий день они шли вниз, спускаясь с гор, и к полудню следующих суток почти оказались на равнине. Ибер в этом месте был довольно широк и плавен, огибал невысокие прибрежные холмы, поросшие редкими деревцами. К своему удивлению, Федор увидел не просто сотни лодок и плотов, предназначенных для переправы огромной армии Ганнибала, но и довольно широкий мост, выстроенный инженерными частями в самом узком месте реки. По нему сейчас переходила Ибер первая хилиархия африканцев под командой Атарбала. Тяжелая испанская конница и слоны были уже на другом берегу, а осадному обозу только предстояло туда попасть. Параллельно мосту сновали в обоих направлениях многочисленные лодки, перевозя легкие пехотные части, выстроившиеся у временных деревянных причалов в ожидании своей очереди.
Увидел Федор чуть в стороне и небольшую флотилию бирем с морпехами на борту – Ибер оказался судоходен в этой части для небольших кораблей. Всего насчитывалось восемь бирем, охранявших переправу с воды. Заметив на реке суда, все морпехи, словно по команде, переглянулись, сожалея о том, что вынуждены идти пешком. Но вслух никто не высказался. Приказы Ганнибала не обсуждались.
К счастью, африканцы Атарбала должны были пересечь Ибер по мосту, и долго ждать не пришлось. Организация инженерного дела находилась на должном уровне. Этого Федор не мог не заметить. Да и прочность моста не вызывала сомнений, раз уж по нему уже провели слонов. Единственное, чего не понимал Федор, – почему никто их не атаковал на переправе, ведь, по сути дела, они уже вторглись в чужие земли. Но, присмотревшись, увидел многочисленную конницу, маячившую в нескольких километрах впереди, у холмов, предвещавших очередную гористую область прямо по курсу. Там же располагалось несколько подразделений легкой иберийской пехоты, прикрывавшей переправу армии Ганнибала, по большей части уже втянувшейся на вражескую территорию и устремившейся вперед, не встречая пока сопротивления от местных племен.
Скоро и седьмая спейра двадцатой хилиархии африканцев оставила реку позади.
– Ну что же, – озвучил это событие Федор, толкнув Урбала в бок, – Ибер перейден. Назад дороги нет.
– Да, – подтвердил сын торговца конями, – значит, скоро начнется бойня.
– Ты уверен? – усомнился Федор. – Пока что-то тихо.
– Это потому, что передовые отряды, наверняка, отогнали иллергетов подальше от побережья Ибера, – пояснил всезнающий Урбал, – но это ненадолго. Весть о приближении Ганнибала скоро разнесется по всем предгорьям, и на нашем пути возникнет не одно войско местных племен.
Когда солдаты отошли на несколько километров от переправы, Федор заметил у дороги с десяток трупов, одетых в черные кожаные рубахи. Здесь явно случилась скоротечная схватка с небольшим отрядом горцев. Все убитые были длинноволосыми и бородатыми, как кельты. Только не носили боевой раскраски. Попадались и мертвые африканцы.
– А кто здесь живет? – поинтересовался Федор.
– В этих местах и вдоль моря, там, куда направляются наши передовые части, живут иллергеты, – ответил Урбал, – а в нескольких днях пути, уже высоко в горах, стоит Илерда, их главный город. А вон там, – он махнул рукой влево, в сторону далеких скалистых гряд, из которых брал начало Ибер, обитают васконы. Сильное и многочисленное племя. Еще дальше бероны. А за ними, до самых истоков Ибера в Кантабрийских горах, еще много других племен, не считая самих кантабров.
– И что, все они будут с нами воевать? – задал вопрос Федор.
– А я откуда знаю? – просто ответил ему Урбал, но тут же добавил. – Думаю, что просто так они нас не пропустят. Они очень воинственны. Да и Ганнибал не тот вождь, что оставит у себя в тылу такую угрозу своим коммуникациям. Ведь если мы пойдем на Рим, оставив все, как есть, то иллергеты и васконы тотчас начнут грабить наши обозы.
– А договориться с ними никак нельзя? – осведомился морпех, тщетно пытаясь отыскать в глубинах своей памяти хоть какие-нибудь знания о племенах, перечисленных Урбалом. Но все названия абсолютно ни о чем не говорили Федору. Единственное, что ему удалось припомнить, это то, что васконы, кажется, являлись предками знаменитых даже в двадцать первом веке басков, обитавших все в тех же местах. И это обстоятельство уже само по себе означало немало. Да и остальные племена, наверняка, не отличались тихим нравом, раз их до сих пор никто не смог покорить.
– Если бы Ганнибал смог, то договорился бы, – ответил Урбал, – но, судя по этим трупам иллергетов, переговоры закончились довольно быстро.
– Короче, мы тут застряли надолго, – подытожил Федор, настороженно всматриваясь в ближайшие холмы, между которыми петляла колонна африканцев, прикрытая с двух сторон конным и пешим охранением.
– О чем вы тут болтаете? – вступил в разговор Летис.
– Я говорю, скоро будет весело, – кратко передал ему суть разговора Федор, указав на новую порцию трупов, валявшихся у дороги.
– Это верно, – кивнул Летис, погладив ножны своих кинжалов, – скорей бы.
До самого вечера никаких столкновений не случилось. Во всяком случае, спейра Федора Чайки в них участия не принимала, хотя морпех видел многочисленных разведчиков из нумидийской конницы, проносившихся со скоростью ветра вдоль строя основных частей в сторону ближних холмов. Вскоре, перед наступлением темноты, африканские части вошли в укрепленный частоколом, но еще не достроенный до конца лагерь. Его возводили все те же инженерные части и, по первым наблюдениям, возводили достаточно капитально. Похоже, Ганнибал приказал обосноваться здесь надолго. Лагерь находился на вершине высокого каменистого холма, у основания которого проходила дорога, соединявшая переправу со страной иллергетов, – еще незнакомых Федору горцев.
Приказав одному из своих помощников по имени Цербал руководить расстановкой палаток, привезенных в обозе, Магна отправился к Атарбалу на срочное совещание командиров спейр. Цербал, как уяснил себе Федор, был правой рукой командира спейры, то есть чем-то вроде опциона, лейтенанта у римлян.
Расставив палатки и отужинав в специальном бараке копченым мясом с овощами, морпехи с разрешения Цербала залегли спать в своем шатре, не дождавшись возвращения командира спейры с затянувшегося совещания. Возблагодарив Баал-Хамона за то, что их опять не поставили в караул, Федор и его друзья с удовольствием растянулись на своих походных лежаках, сколоченных из длинных досок. Ночных нападений не случилось, но всю ночь им мешал спать шум топоров и молотков, раздававшийся во всех концах лагеря.
А наутро, после плотного завтрака, стоя в строю и получая указания от Магны, Федор не узнал лагеря. Он вырос почти вдвое и теперь вмещал в себя по самым скромным подсчетам никак не меньше сорока тысяч солдат, причем половину из них составляли африканцы Атарбала. Еще не до конца достроенный лагерь занимал весь холм и представлял собой вытянутый четырехугольник высокого частокола с выдававшимися вперед угловыми полукруглыми бастионами, на которых уже установили метательные машины. Кроме этих бастионов в стены были встроены четыре больших башни с воротами, снабженные навесными мостами, и еще несколько наблюдательных башен поменьше. Вокруг всего лагеря тянулся ров глубиной не менее двух метров. Внутри обширный лагерь, состоявший из тысяч шатров, палаток, бараков и конюшен, разгораживался таким же частоколом на несколько зон, отделявших африканцев от кельтов и других частей. Все необходимое от форума до святилища Баал-Хаммона присутствовало в нем так же, как и в лагере, запомнившемся Федору у Сагунта.
«Если враг даже прорвется в эту твердыню, – размышлял Чайка, осматривая окружавшие его строения, – то ему придется брать лагерь по частям. Его никогда не захватить одним ударом».
Седьмая спейра, как и вся двадцатая хилиархия африканцев была расквартирована у восточной стены, неподалеку от нумидийской конницы. Топот коней этих неистовых обитателей пустыни слышался постоянно, даже минувшей ночью, вперемешку со стуком топоров. Видно, разведка Ганнибала, не теряя времени, пыталась собрать максимальное количество сведений о врагах, с которыми скоро предстояло столкнуться.
Но, как вскоре выяснилось со слов Магны, большая часть армии во главе с Ганнибалом еще вчера ушла вперед, атаковав и рассеяв войско иллергетов. Сегодня они уже должны были достичь Илерды и осадить ее. А здесь, в лагере, командовал младший брат вождя финикийцев Гасдрубал. И он приказал трем африканским хилиархиям Атарбала, среди которых числилась и двадцатая, выступить сегодня же на запад, вверх по течению реки Ибер, с тем, чтобы провести разведку боем в ближайших землях иллергетов. Для выполнения задачи Атарбалу придавалось несколько метательных орудий, пятьсот нумидийских всадников, две сотни балеарских пращников и еще одна хилиархия кельтов. Другой корпус, вдвое превосходивший силы отряда Атарбала, отправлялся в сторону моря с целью подчинить все земли, лежащие в дельте Ибера и дальше вдоль морского побережья, раздвинув при этом владения Карфагена вплоть до города Тарракона.
Получив приказ Гасдрубала, предводитель африканского корпуса немедленно распорядился выступить в поход. И почти пятитысячная армия под его личным командованием выдвинулась из лагеря вдоль пологих холмов долины Ибера. Еще две трети его африканцев были распределены между корпусами, атаковавшими Илерду и отправленными в Тарракон. Оставшиеся несколько тысяч солдат смешанного ливо-финикийского корпуса под командой Гасдрубала вместе с хилиархиями кельтов и частями испанской конницы охраняли базовый лагерь армии, где находились слоны, обозы и запасы провианта.
Покинув лагерь, Атарбал выслал вперед две сотни нумидийских конных разведчиков – одних по дороге вдоль берега, других в сторону ближайших холмов – и, поставив первой хилиархию кельтов, усиленную пращниками, разместил за ней две тысячи африканцев и обоз с продовольствием. Замыкала колонну двадцатая хилиархия под командой Акрагара, в центре которой вышагивал Федор Чайка со своими друзьями.
Придерживая одной рукой ножны кинжала, а другой бившую по бедру фалькату, закинув за спину крепившийся на ремне круглый щит, морпех осматривался по сторонам. Дротиков им не полагалось, для этого имелись две первые спейры, состоявшие сплошь из копейщиков, в чьих руках Федор с удивлением заметил на построении не только по два коротких пилума для метания, но и еще один длинный, с зазубренным наконечником, сделанный целиком из железа. Разглядывая это массивное, почти трехметровое копье, Чайка поинтересовался на первом же привале у друзей, как оно называется.
– Это саунион, – ответил ему Летис, щурясь на солнце, – я как-то тренировался его метать. Но мне не очень понравилось. Слишком тяжелый, хотя пробивает любой щит.
– Я слышал, что бойцов в первую и вторую спейры специально набирают покрепче, – сообщил Урбал и предложил Летису, оглядев его массивную фигуру. – Может, тебе тоже туда попроситься?
– Зачем? – не понял шутки Летис. – Я больше люблю клинки и кинжалы. Копье при случае тоже сойдет, но вообще это не для меня.
До обеда все шло хорошо. Небольшая армия, по численности равнявшаяся римскому легиону без учета союзников, продвигалась вдоль берега полноводного Ибера, на чьих просторах ее сопровождало две биремы охранения с морскими пехотинцами. Но стоило дороге чуть забрать в сторону, нырнув за холмы, а горам подступить к самой реке, сузив вдвое долину, как состоялся первый контакт с иллергетами. Едва биремы охранения пропали из вида, а обоз втянулся в зажатую с двух сторон долину, как послышался грохот падающих камней. Вскинув голову, Федор заметил, что справа по крутому склону на них катятся валуны, поднимая тучи пыли. А еще выше, по гребню скалы, выстроились сотни одетых в черные кожаные рубахи солдат, потрясавших мечами.
Удар пришелся в самый центр замыкавшей колонну хилиархии.
– Расступись! – крикнул Магна, углядев опасность.
Но пехотинцы и так уже разбегались в стороны, пытаясь увернуться от подпрыгивавших на каждой кочке камней. И все-таки увернуться удалось не всем. Разогнавшись до огромной скорости, валуны, словно гигантские шары в знакомом Федору по прошлой жизни боулинге, на бреющем полете врезались в шеренги солдат, оставляя после себя кровавые следы. Один из таких камней угодил в шеренгу морпехов, вмиг размазав по дороге пятерых финикийцев, служивших под началом Магны еще на триере. Это случилось так близко, что Федор услышал даже жуткий хруст перемалываемых костей и треск раздавленных черепов. В мгновение ока на земле образовалась каша, среди которой только по темно-синим, залитым кровью доспехам можно было опознать тела пяти погибших солдат. И подобные широкие борозды от больших камней пролегали в порядках африканцев еще в десятке мест. Камнями помельче убивало одного-двух солдат, калеча одновременно еще нескольких.
Когда внезапный камнепад прекратился, а пыль немного осела, то на изумленных солдат обрушился сверху целый рой стрел. Послышались новые стоны.
– Поднять щиты! – рявкнул Магна. – Построиться в шеренги!
Седьмая спейра, потерявшая во время каменного схода человек двадцать, выполнила приказ незамедлительно. Федор едва успел вскинуть щит, как в него со стуком впилось сразу две стрелы. Стоявшего рядом пехотинца стрела поразила в шею. Еще одного прямо в глаз. У Летиса отскочила от шлема. Рядом раздались крики других командиров. И пока в остальных поредевших спейрах, а именно в пятой и шестой, спешно наводили порядок, ожидая атаки, иллергеты с воплями уже бежали вниз по склону горы, черной лавиной накатываясь на выстроившихся внизу африканцев.
Но и карфагеняне не забыли своей выучки. Где-то во главе двадцатой хилиархии раздалась команда Акрагара, и перед строем пятой и шестой спейры, мгновенно оказались копейщики из второй. Перехватив одной рукой тяжелые саунионы, а в другой зажав по два пилума[9 - Воины армии Ганнибала использовали в бою короткое деревянное копье для метания с металлическим наконечником, – пилум. Предположительно пилум, как и меч-гладий, был перенят римлянами и взят на вооружение после Второй Пунической Войны. Однако, нельзя утверждать с полной уверенностью точные сроки этого события. Поэтому в данном альтернативно-историческом повествовании римляне уже имеют пилум среди своего вооружения.], они растянулись длинным строем и ждали, пока первые ряды иллергетов добегут до самого низа. И едва это произошло, и между разъяренными горцами и копейщиками осталось не более тридцати метров – пыльный воздух рассекла короткая команда, и в иллергетов полетели копья.
Первая шеренга нападавших полегла на месте. Ничто не могло противостоять удару тяжелого копья, пущенного умелой рукой. Федор своими глазами видел, как саунион прошивает тела в доспехах, и часто вместе со щитами, выставленными для прикрытия. Не дожидаясь новой команды, заранее заученными движениями, солдаты-копейщики произвели еще пару бросков, с близкого расстояния уложив пилумами не один десяток горцев, а затем, сделав свое дело, мгновенно просочились назад в просветы между выстроенными спейрами.
Несмотря на то, что первую спесь с горцев сбили, ярости у них еще хватало. Федор перехватил покрепче фалькату, еще ни разу не пущенную им в дело, и вперил взгляд в бежавших на него солдат противника. Иллергеты в черных доспехах наступали по всему фронту одновременно, но не плотной массой, а просто толпой. Такая тактика была Федору уже знакома. Так бились многие «дикие» народы. И он заранее знал, что более организованные карфагеняне победят. Но, видев однажды атаку кельтов, еще на службе у римлян, привык откладывать самовосхваления на потом. Те кельты наступали вообще без доспехов, почти голые, и сумели покосить своими длинными мечами все организованные и хорошо вооруженные манипулы легионеров. И если бы не вовремя подоспевшая подмога, то победа была бы за ними. Точнее полный разгром. «Не надо недооценивать ярость», – решил тогда Федор. И сейчас он отгонял в сторону все подобные мысли, сжимая фалькату и прикрывая плечо и бок круглым щитом.
Федор стоял в первой шеренге. И уже ясно видел распаленные лица иллергетов. В отличие от кельтов их вооружение состояло из коротких мечей, которыми они размахивали одновременно со щитами, такими же круглыми, как и у карфагенян, но чуть меньшего размера.
Наконец, черная лавина достигла первых рядов карфагенян и захлестнула их, потеснив в нескольких местах. Но тут же откатилась. И началась мясорубка. Федор схватился с длинноволосым воином – шлемов иллергеты не признавали – с ходу обрушившим на него сразу несколько ударов меча и один раз попытавшимся толкнуть его щитом. Морпех, удивленный скоростью горца, едва не перепрыгнувшего через него с разбега, все же удачно прикрылся щитом и увернулся от удара. А затем, не долго думая, взмахнул рукой сам и снизу вверх полоснул фалькатой по груди раскрывшегося на мгновение бойца. Удар морпеха прошел с трудом – все же это оружие было для него еще тяжеловатым и непривычным – но слегка задел доспех, распоров его верхний слой. Горец вскрикнул и шарахнулся назад. Федор, перейдя в атаку, нанес сильный удар сверху, раскрошив легкий щит иллергета, а затем, отбив ответный удар, нанес еще один. На этот раз тяжелый клинок фалькаты, рассек ключицу и вошел в плоть нападавшего, словно в мягкое тесто, едва не отрубив руку.
– Хороший клинок, – Чайка сплюнул застрявший на зубах песок, глядя, как горец, выронив меч, рухнул ему под ноги.
Рядом упал еще один. Это Летис, обезоружив своего противника, поразил его резким выпадом в голову. Тот вскинул руки и залившись кровью, завалился, испустив дух.
– Ты прав, – крикнул Летис, поймав взгляд Федора, – отличный клинок!
Урбал бился со своим горцем в нескольких метрах поодаль, но кто из них победил, морпех не успел увидеть. На него напал еще один иллергет, в ярости вращавший мечом над головой. Первым ударом он заставил Федора отступить на несколько шагов, вторым присесть, а вот третьего он нанести не успел. Сделав движение рукой на себя, словно выкашивая траву серпом, Федор полоснул его фалькатой по ноге и глубоко рассек ничем не защищенную икру, из которой тут же выплеснулась кровь. Взвыв от дикой боли, воин выронил щит, но и не подумал отступать. Вместо этого он подпрыгнул на здоровой ноге и наотмашь рубанул мечом по голове Федора, и морпех от неожиданности не успел защититься. Удар пришелся по касательной, снеся часть плюмажа на шлеме, но голова осталась цела. Чайка с трудом распрямился и сделал ответный выпад, проткнув тело раненого острым клинком. Тот плотно уперся обеими ногами в землю, словно перестал ощущать боль, затем харкнул кровью и, словно нехотя, завалился на спину.
Поразив врага, Федор отскочил от поверженного тела, прикрылся щитом и бросил взгляд по сторонам. Урбал метким ударом все же расправился со своим противником, не смотря на то, что в пылу схватки остался без щита. Летис, слегка раненый в руку, яростно атаковал сразу двух иллергетов. Одного он проткнул так же, как и Федор, а второму рассек череп сильнейшим ударом сверху.
– Солдаты! – разнесся крик Магны, вдруг оказавшегося в десяти шагах от друзей. – В атаку!
И седьмая спейра с устрашающими воплями перешла в наступление, отбросив оставшихся в живых нападавших к самому подножью горы. Недавние морпехи Карфагена – хотя, по мнению Федора, бывших морпехов в природе не существует – сплотив ряды, обрушили могучий удар своих клинков на врага, быстро рассеяв его и без того разрозненные порядки. То же самое предприняли остальные спейры по всему фронту, обратив оставшихся иллергетов в бегство. И лишь загнав врага обратно на склон, карфагеняне прекратили преследование. Военачальники посчитали, что враг разбит, предоставив завершение боевых действий копейщикам и нумидийской коннице.
В карабкавшихся вверх по склону иллергетов снова посыпались дротики, разя их наповал. А тех, кто успевал избежать летучей смерти, выпущенной из рук метателей, на своих быстрых конях настигали конные нумидийцы и добивали копьями. Уйти смогли только несколько десятков лучников, засевших на самой вершине горы.
– Чертовы горцы, – выругался Летис, вытирая свой клинок о доспех одного из мертвецов, облаченного в черную кожу, и поглядывая на раненное предплечье, из которого сочилась кровь, – только попадитесь мне еще раз. Уложу не меньше десятка.
– Успеешь, – заметил на это Урбал, – они еще не один раз постараются устроить нам подобное.
Спустя полчаса разгром противника был завершен. Когда по приказу Акрагара все командиры спейр построили своих солдат после боя и провели перекличку, подсчитав потери, выяснилось, что больше всего досталось пятой спейре. Она не досчиталась тридцати шести человек, львиную долю которых задавило камнями еще до боя. Основные потери в других спейрах тоже имели причиной камнепад, устроенный иллергетами. А от рук самих горцев погибло не более сотни человек во всей хилиархии. Получалось, что если нападавшим, использовавшим внезапность, удалось убить не больше спейры солдат армии Ганнибала, то сами карфагеняне в этом бою уничтожили целое племя иллергетов. Не меньше пятисот человек. Хотя в момент атаки казалось, что их бегут тысячи. Особенно отличились в бою Летис и Федор, пожалованные за храбрость благодарностью Магны.
Посчитав мертвых и погрузив раненых на телеги обоза, замыкающая колонну хилиархия снова заняла свое место. А спустя пару часов был получен приказ Атарбала становиться на ночлег. Лагерь разбили на холме, вблизи реки, в том месте, где биремы сопровождения смогли подойти к берегу.
На сей раз Федор вместе с Урбалом и Летисом, которому помог забинтовать руку, впервые принял участие в строительстве лагеря. Двадцатой хилиархии поручили возвести западную стену походного лагеря. Они втроем выкопали в каменистой почве несколько метров траншеи и забили в нее выструганные колья, привезенные в обозе. Частокол получился не выше человеческого роста, но это было лучше, чем ничего. Римляне, насколько знал Федор из своего опыта, строили такой же, если лагерь ставился на одну ночь.
Ему эта работа оказалась вполне знакома, а вот его друзья не могли привыкнуть к мысли, что после недавнего боя их еще и заставляли вколачивать колья. Это, похоже, случилось впервые за период их недолгой службы в морской пехоте, временно сменившейся службой в пехоте обычной.
– Наш новый военачальник Атарбал мог бы захватить с собой и строителей, оставшихся в лагере, – бурчал себе под нос Летис, потирая раненную руку.
– Действительно, чего нам здесь корячиться, – вторил ему изможденный Урбал, перехватывая очередной кол и мечтательно добавляя. – Эх, если бы мы плыли сейчас на корабле, вот было бы здорово.
Федор помалкивал, слушая жалобы друзей. У Гасдрубала на строителей, вероятно, имелись свои виды. Наверняка, ему не хватало инженерных частей на все задачи, внезапно возникавшие перед воинством Карфагена. Они только вчера вторглись в чужие земли, и у огромной армии уже обозначились более важные направления ударов, а то, в котором проводилась разведка боем силами солдат Атарбала, являлось, скорее всего, второстепенным.
Так они и вкалывали до самой темноты, посматривая на две биремы с морпехами, вытащенные на берег неподалеку от лагеря.
После горячего ужина, приготовленного им в специально выстроенном бараке, солдаты завернулись в свои походные шерстяные плащи и улеглись спать, возблагодарив в очередной раз Баал-Хамона за то, что их ко всему еще не поставили в караул, выпавший на долю третьей и четвертой спейры. Ночь прошла спокойно, и на лагерь, в котором скопилось почти пять тысяч человек, никто не осмелился напасть. Хотя бы на сегодня с иллергетами было покончено.
Глава пятая Перевалы
На следующее утро Атарбал решил поберечь свои силы и побольше разузнать о врагах, прежде чем двигаться дальше. Вчерашнее нападение научило его осторожности. Он приказал продолжить разведывательные действия малыми силами, не дожидаясь, пока враг устроит новую засаду. Основную часть солдат – три хилиархии, включая кельтов, – он оставил в лагере с обозом. А той, где служил Федор, приказал прошерстить ближайшие к лагерю горы, там нумидийцы еще вчера обнаружили небольшие посты у перевалов, что могло означать только существование селений иллергетов.
Почему он выбрал именно побывавшее в бою и понесшее потери соединение, Федор не понял, но пришел к выводу, что, видимо, героизм арьергарда во вчерашнем бою произвел на их военачальника впечатление. И Атарбал решил выковать из двадцатой хилиархии самое закаленное подразделение своих африканских пехотинцев. Акрагар – командир полка, как называл его Федор, – в свою очередь продублировал боевую задачу подчиненным ему офицерам. И уже непосредственное начальство спейры на рассвете следующего дня довело ее до солдат.
– Нужны разведчики, – заявил Магна, стоя перед строем седьмой спейры, поднявшейся по команде ни свет, ни заря. – Есть добровольцы?
И тут Федор, не ведая причины, толкнувшей его на подобные действия, шагнул вперед. Тотчас рядом с ним оказались Летис и Урбал.
– Отлично! – заявил Магна. – Вы пойдете первыми. Надо скрытно подняться в горы и разнюхать, что замышляют иллергеты, спрятавшиеся за перевалами. Задача понятна?
Все трое кивнули.
– Ты будешь старшим, – приказал Магна, посмотрев на Федора.
Но, после недолгого размышления, командиру спейры показалось, что для выполнения боевой задачи троих слишком мало, и он «добил» новоиспеченный взвод разведчиков еще десятком человек.
Еще толком не рассвело, и речной туман не успел слишком оторваться от поверхности воды, а они уже пробирались меж камней, закинув за спину щиты. Старались ступать осторожно, чтобы ненароком не вызвать осыпь, наделавшую бы много шума. Следом за ними, на расстоянии километра, очень медленно продвигалась вся седьмая спейра, а за ней еще две, готовые в любой момент прийти на помощь, если начнется бой.
– Слушай, Урбал, – обратился Федор к другу, когда они в очередной раз переводили дух за большим камнем, ежась от холода, – а кто живет с той стороны реки? Тоже эти… как их… иллергеты?
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Лондон Джек
Акунин Борис
Посняков Андрей
Корнев Павел