– Поторопись, Чайкаа, – сказал напоследок Ганнибал. – Если ты не вернешься к исходу месяца, мы уйдем без тебя.
– Я вернусь вовремя, – уверил его Федор и покинул шатер главнокомандующего.
Когда он миновал охрану и отдалился от шатра Ганнибала на двадцать шагов, то заметил чуть в стороне слугу, расседлывавшего лошадь. Этот слуга проводил его долгим взглядом, а когда Федор внезапно обернулся, опустил глаза к земле. Командир седьмой спейры вспомнил разговоры о шпионах, сплюнул и направился к горевшим невдалеке кострам.
На следующее утро Акрагар вызвал его к себе и зачитал приказ о том, что Федору с его разведчиками необходимо немедленно покинуть зимний лагерь и отправиться на границу Умбриии для выяснения позиций римской армии. Сообщив это, Акрагар не смог сдержать скользнувший по его хитрому лицу улыбки. Она была мимолетной, но не укрылась от Федора. Командир седьмой спейры уже давно ощущал, что после смерти Магны командир полка перенес всю свою неприязнь на него. А периодическое общение недавнего простого пехотинца с самим главнокомандующим испанской армией вызывало у Акрагара профессиональную ревность.
Он был хорошим военным из знатного и богатого рода, но уж очень прямолинейным. И, кроме того, солдаты поговаривали, что Акрагар находился в дружеских отношениях с семейством Ганнона. Того самого сенатора, что много лет назад прославился своими победами над нумидийцами и мавританцами в Африке. Ганнон являлся сторонником новых завоеваний Карфагена на материке, а не за морем, и потому издавна косо смотрел на семейство Барка. Он строил козни еще против отца Ганнибала Гамилькара, а после его смерти с трудом выносил триумф молодого вождя, боготворимого армией не меньше его отца.
Его собственные военные успехи в молодости быстро сменились ошибками и поражениями. Чего стоил бунт наемников, вспыхнувший из-за неумелых действий и жадности Ганнона, решившего задержать жалование солдатам. Это был тот самый бунт, который как-то поминал в разговоре Летис. Мятежники даже осадили Карфаген и едва не взяли его. К счастью, вовремя вмешался Гамилькар, «злой гений» сенатора, возглавивший вместо него верную часть армии, разбивший наемников и с тех пор ставший признанным военным вождем Карфагена.
Ганнон отошел от управления армией, но не сошел со сцены. Он был богат, имел обширные сельскохозяйственные угодья и вес в сенате. Он затаил в завистливом сердце злобу к семье Барка и не упускал малейшей возможности отомстить.
Заседая в сенате, Ганнон, как мог, мешал молодому Ганнибалу реализовывать его планы относительно Рима, часто из-за собственной ненависти забывая, что разгром Рима вернет Карфагену власть надо всем западным бассейном Обитаемого моря и принесет несметные богатства. В сенате Ганнон возглавлял партию аграриев, уверенных, что идеи Ганнибала о войне за морем – опасная блажь, кроме всего прочего, дорого стоившая. И, когда он выступал в сенате, часто замалчивал то, что, отправляясь на завоевание Испании сразу после потери Сицилии, отец молодого вождя Гамилькар Барка снарядил армию на собственные деньги, не взяв ни одной золотой монеты из казны республики.
Часть этой истории рассказал Федору его друг Урбал, а кое-что случайно поведал Юзеф. Но Федор ничего не пропускал мимо ушей и не забывал услышанного, откладывая его в дальние закоулки своей памяти до лучших времен.
– Я выступаю немедленно, – отрапортовал Федор, сделав вид, что впервые слышит этот приказ от Акрагара. – На время выполнения задания я хотел бы оставить спейру под командой Маго. Это толковый солдат.
– Не возражаю, – кивнул Акрагар.
Выбрав временного преемника, он направился к своим солдатам. Сначала разыскал самого Маго, крепкого сообразительного парня из ливийцев, пополнивших спейру еще в Испании, и сообщил ему о назначении. Потом построил спейру и официально передал командование Маго, тут же распустив подразделение до момента своего ухода и приказав задержаться лишь разведчикам.
Оставшихся он ознакомил с приказом выдвигаться на восток и велел всем кроме оружия захватить горное снаряжение – «кошки», веревки с крюками и прочее, уложив их в специальные мешки, так, чтобы никто не видел. Удивленные солдаты – знавшие, что на востоке находится дельта реки, а высокие горы постепенно сходят на нет – тем не менее, все выполнили в указанный срок. Приказ есть приказ. И после обеда семнадцать разведчиков при оружии, сменив также греческие шлемы на кожаные иберийские, уже маршировали к выходу из лагеря. У самых ворот Федору на глаза снова попался тот слуга, что возился вчера с лошадьми недалеко от шатра Ганнибала. Отвернувшись, командир разведчиков прошел мимо.
Вообще Федор, несмотря на то, что жил здесь уже долго, иногда удивлялся нравам этого времени. В военном лагере, выстроенном на вчерашней вражеской территории, помимо самих солдат Карфагена толкалось великое множество торговцев со своими товарами, поставлявших еду фуражиров и просто пришлых кельтов с оружием, желавших наняться в армию. Федор и в спокойной обстановке до сих пор с трудом отличал кельтов из одного племени от кельтов из другого. А в лагерной толчее и подавно было бы невозможно отличить кельта, находящегося на службе, от потенциального рекрута. Общей формы, как у римских легионеров, у них не существовало. Внешний порядок наблюдался только в испанских и африканских частях. Поэтому, при желании, сюда мог проникнуть римский шпион под видом любого из этих сословий. В воротах лагеря их, конечно, досматривали, но это не могло стать серьезной помехой для настоящих шпионов.
До самого вечера разведчики шагали по выходившей из лагеря дороге, вдоль берега реки на восток. Правда, Федор не сильно торопился. За это время их обогнало два нумидийских разъезда, проскакавших в том же направлении и несколько повозок с торговцами, распродавшими свой товар. На встречу также попалось множество повозок, не считая конных и пеших кельтов. Движение вокруг лагеря Ганнибала отличалось оживлением, словно вокруг и не было никакой войны. Впрочем, и для Федора, и для кельтов, и тем более для римлян, война уже давно являлась перманентным состоянием.
– Далеко идем, командир? – спросил его Летис, когда солнце стало опускаться за горизонт.
Выходя из лагеря, Федор не сказал ни слова об истинной цели похода ни солдатам, ни даже своим друзьям.
– Далеко, – отмахнулся Федор, рассматривая лесные склоны реки, вдоль которой они шли весь день. – Но сегодня мы, считай, пришли. Надо искать место под ночлег.
– А чего искать? – удивился Летис. – Вот здесь на берегу и заночуем. Дорога-то еще не закончилась, еще завтра по ней идти.
– Нет, Летис, – озадачил его командир разведчиков, – эта дорога для нас закончилась. До темноты мы должны перебраться через реку незамеченными и успеть найти укромное место для стоянки.
– Да зачем нам в воду лезть? – удивился здоровяк. – Чем тебе здесь не нравиться?
– Скоро все узнаешь, – отрезал Федор. – А пока выставь пару человек на дороге, а остальным – искать брод.
Часа через два они уже сушили одежду у костра в гуще леса на южном берегу. Никто не проезжал по дороге, когда они, спустившись с нее, вошли в реку и оказались на другой стороне. Никаких троп рядом не пролегало, и это Федора только радовало. Солдаты выстроили пару шалашей из веток и готовили ужин из прихваченного в дорогу вяленого мяса с бобами в специальном котелке.
Еды из походных «сублиматов», по расчетам Федора, должно было хватить, в лучшем случае, на пару недель. Палаток с собой они не взяли, зачем таскать лишнюю тяжесть, не годились они для быстрых переходов. Спасались от ночной прохлады шерстяными плащами да костром.
– Куда идем-то, Федор? – стал его подначивать Летис, когда друзья устроились под деревом в нескольких метрах от огня, ожидая почти поспевший ужин. – Расскажи, не темни.
– И зачем нам столько горного снаряжения в этих лесах? – добавил Урбал, ухмыльнувшись.
– Вы правы, – не стал дальше уходить от разговора Федор. – Мы идем не на юг.
– А куда? – не отставал Летис, между тем подставляя свою глиняную плошку солдату-кашевару, куда тот и плеснул горячей похлебки.
– Завтра утром мы повернем в обратном направлении и будем пробираться по лесам вдоль реки на запад, – ответил Федор.
– И надолго? – спросил Урбал.
– Надолго, – ответил Федор. – Уйдет не одна неделя. А может, и не две.
– А что там искать на западе? – удивился Летис. – Да и разве там есть горы?
– Есть, – Федор достал из-за пазухи карту, замотанную в специальную кожу, чтобы не промокла, и показал ее друзьям. – Нам вот сюда, до перевалов севернее Генуи.
– Нам дали секретное задание? – выдавил заинтригованный Урбал, соображавший куда быстрее медлительного Летиса.
– Да, – кивнул Федор. – Мы должны по римским тылам пробраться до перевалов и узнать, через какой из них лучше направить армию до побережья. Все, что найдем, пометим на этой карте.
– Интересно, – подмигнул Урбал своему другу, – кто тебе дал такое задание?
– Кто надо, тот и дал, – огрызнулся Федор. – О карте пока будете знать только вы двое. Если со мной что случиться, то один из вас доставит ее обратно в лагерь. Ну, а если и с вами что произойдет, тогда отдадите ее тому солдату, который останется жив.
– Веселое будет задание, – хмыкнул Урбал, принимаясь за еду.
– А по мне так в самый раз, – обрадовался Летис. – Все веселее, чем в лагере торчать. Надоело. А тут вокруг одни римляне, вот повеселимся.
– Ну да, – передразнил его Урбал, осторожно проглатывая горячую пищу. – Повеселимся.
Доев свою похлебку, Федор закончил рассказ.
– Завтра к вечеру начнутся уже пограничные места, где можно нарваться на римлян. Пока сможем, пойдем вдали от дорог, по пути много ущелий и лесов. Но кое-где придется выходить в обжитые места, а там работать под местных жителей. Надо бы легенду придумать и одежду раздобыть.
– Хороши местные жители, – произнес Урбал, подумав. – Семнадцать человек с мечами и щитами. С виду на римлян не похожи, да еще и языка никто не знает. Нас быстро поймают.
– Я знаю латынь, – сказал Федор. – Если попадутся римляне, сможем потолковать. Проблема только в том, что кроме них, можем нарваться и на местных, лигурийцев, а те вообще разговаривают по-своему.
– А откуда ты знаешь латынь? – удивился Летис.
– Выучил, когда плавал на корабле, – соврал Федор не очень убедительно. – Еще до войны. Давно было.
– Ладно, – ответил Урбал, не ставший заострять щекотливый вопрос, – как-нибудь разберемся. Главное не попасть в лапы к римским солдатам.
– Поставьте дозор и ложитесь спать, – приказал Федор, вставая и направляясь к шалашу. – Завтра начнем марш-бросок. Время пошло.
Глава третья По тылам
На следующее утро все семнадцать разведчиков быстро собрали свои нехитрые пожитки, закинули за спину щиты, несколько мешков с походным скарбом и снаряжением и быстрым шагом направились вдоль реки обратно вверх по течению. О том, что именно является конечным пунктом их вылазки, Федор солдатам не сказал, мало ли что их ждет в пути. Как командир он решил свести риску к минимуму. Идем себе вперед и идем. Зато, если кто из них попадется в плен к римлянам, то даже под пытками ничего не скажет, потому что не знает. Выдержит ли он сам пытку, если схватят его, Федор тоже не знал. Старался просто об этом не думать.
С рассветом над рекой поднялся туман. Пришлось передвигаться на приличном расстоянии от берега, поскольку рядом с водой сквозь плотную серую пелену разобрать что-либо не представлялось возможным. Маршрут Федор помнил в общих чертах. Конечно, у него была карта. Но этот чертеж показывал лишь основное направление, пока совпадавшее с движением вдоль реки. Любой попадавшийся лагерь требовалось обойти по кругу, чтобы не повстречать даже своих, а это означало удаление от единственного ориентира. К тому же дальше начинались неизвестные холмистые места, где вполне могли обитать местные жители. И не только кельты. Большая Фламиниева дорога, проложенная из Рима к побережью Адриатики, осталась у них за спиной. На том самом юге, куда они не дошли и где пока правили римляне. А в этих местах хороших дорог почти не встречалось, а мощеных и вовсе не было, лишь тропы разной ширины.
Раздумывая, как лучше добраться до перевалов, Федор вспоминал те времена, когда служил морпехом Тарента. Тогда они приплыли на корабле в Геную и, выгрузив снаряжение, двинулись с обозом в долину реки По через горы. Как казалось Федору, через те самые перевалы, к которым он стремился сейчас с другой стороны. За время того «римского» похода он довольно хорошо усвоил, что вдоль побережья и дальше шла отличная мощеная дорога, но вот вокруг самой Генуи и особенно на перевалах, хорошими дорогами и не пахло. Впрочем, это пока было даже на руку.
Федор решил по возможности наносить на карту самые примечательные ориентиры и длительность пути, чтобы потом командиры финикийцев в дороге чувствовали себя уверенно.
– Эх, нам бы проводника, – раздумывал вслух Чайка, когда они обошли очередной лагерь и, пройдя еще полдня вдоль реки с то и дело попадавшимися на ней лодками кельтов, снова свернули в лес, оставив позади несколько кельтских деревень.
– А может, возьмем кого из местных, – Летис кивнул в сторону деревень.
– Может, и возьмем, – задумчиво проговорил Федор, разглядывая в наступавших сумерках поляну у ручья, где они собирались становиться на второй ночлег, – но, не сегодня. Пока еще с направлением мне все понятно. Сами разберемся.
На следующее утро он решил, что пора менять курс. Русло реки все сужалось, местность становилась все выше, а им, судя по карте, нужно было резко поворачивать на юго-запад. В сторону моря. Приметив один из притоков, Федор некоторое время вел свой отряд вдоль него, а затем обогнул встречную деревеньку и снова углубился в лес. Все бойцы относились к этому походу, как к очередному приключению. Все считались добровольцами, силком Федор никого в разведчики не тянул. Поэтому в его подразделении подобрались сплошь лихие парни, воевавшие не только ради денег, как все наемники, но и за интерес. Для них не существовало большего удовольствия, чем сотворить римлянам какую-нибудь серьезную каверзу. А то, что им предстоит нечто подобное, они и сами догадывались, хотя командир и не посвящал их пока в детали.
– Запоминайте дорогу, – говорил им Федор на привале, – мы идем далеко. Всякое может случиться, так что, возможно, кому-то из вас придется добираться до лагеря самостоятельно.
Бойцы молча переглянулись, а потом принялись вертеть головами, осматривая окрестные холмы. Один из них встал и сделал на приметном дереве зарубку.
– Молодец, – похвалил его Федор, – настоящий охотник.
На третий день местность сильно изменилась. Путь пошел вниз, лес стал редеть и все больше спускаться в долины. Появились проплешины и даже небольшие луга на склонах, а вершины прорезавшихся невысоких хребтов попадались кое-где абсолютно лысые. К счастью, обжитых мест было по-прежнему немного. Заблаговременно примечая селения, карфагеняне обходили их, но теперь им часто приходилось двигаться в сумерках, чтобы их не заметили. Долго так продолжаться не могло. И на шестой день, к полудню, они вышли на широкую проселочную дорогу, поросшую с обеих сторон лишь редкими кустами. По всему чувствовалась, что впереди обжитая долина – на холме виднелось несколько крестьянских домов – обходить которую стороной представлялось довольно трудным и долгим.
– Все остаются здесь, в ложбинке, – приказал Федор, – а я с Летисом и еще двумя бойцами схожу в деревню, осмотрюсь. Урбал, остаешься за старшего.
Сбросив щиты, четверо карфагенян, пригнувшись, устремились по оврагу вверх, а затем вдоль кустов подкрались поближе к деревне. На окраине паслось стадо овец, разомлевший под солнцем пастух дремал на пригорке. К счастью, собак при отаре разведчики не заметили и смогли пробраться незамеченными к изгороди большого дома, стоявшего на единственной улице селения, у самой дороги. Кроме него, в деревне стояло еще пять ветхих домов, разбросанных далеко друг от друга и окруженных распаханными огородами, по краям которых виднелись изгороди из прутьев, во многих местах развалившиеся на части. Вдоль дороги и по всей деревне, вперемешку с деревьями, росло много высоких кустов, что помогло лазутчикам оставаться до поры, до времени незамеченными.
– Небогато живут, – сделал вывод Федор, спрятавшись за деревом и рассматривая пустынную и пыльную улицу, – да и с населением здесь туговато. Человек десять, от силы, наберется.
На случай, если придется переодеваться и «работать» под римлянина, предусмотрительный Федор прихватил с собой часть римских денег, из тех, что Ганнибал пожертвовал ему после победы при Треббии. К счастью, среди них нашлись не только золотые монеты, но и медные ассы[22 - Жалование у римского легионера появилось и стало постоянным примерно в 406 году до н.э. До этого времени за службу не платили. В описываемый период жалование составляло 2 обола в день, – это 1200 ассов или 120 динариев в год. В целом, денежное хозяйство в Риме начало активно развиваться позднее, чем в соседней Греции и Малой Азии, – примерно в третьем веке до н. э. Первой римской монетой был – _асе,_медная монета весом в 1 римский фунт (327,45 г). Позднее вес монеты был уменьшен. Примерно с 235 г. до н. э появляются в обращении серебряные монеты _дидрахмы_. А затем, примерно в 213 году до н.э., и знаменитый _денарий_– серебряная монета в 4,55 г. Свои золотые монеты Рим получил в 220 году до н.э., в том числе достоинством в 60,40 и 20 ассов. _Аурей_лишь при Цезаре превратился в основную золотую монету.], которыми легионерам выплачивали зарплату – вряд ли с крестьянами стоило расплачиваться золотом. Глядя на царившую вокруг бедность, Федор прикинул, что на одну золотую монету мог бы скупить все дома в этой деревне.
Тем большим оказалось его удивление, когда он заметил породистую лошадь с раззолоченным седлом, привязанную у входа в большой дом. Присмотревшись, Федор решил, что это деревенский трактир, а лошадь принадлежит кому-то из приезжих. У местных крестьян на такое седло за всю жизнь денег не наберется, не то, что на лошадь.
– Наверное, там внутри заезжий римский всадник, – поделился Чайка догадкой с Летисом. – Может, даже посыльный с донесением.
– Так давай, зайдем в гости, – предложил Летис, – спеленаем его и вытрясем все секреты. Если это трактир[23 - Трактир – (от латинского tracto – угощаю), гостиница, постоялый двор с рестораном.], так заодно и выпьем, а может, и поедим. У меня давно в желудке урчит от этой похлебки.
– Подожди, – укорил его Федор, – может быть, он там не один.
– Ну и что? – удивился Летис. – Даже если их там десяток, мы справимся. Я один за кусок мяса сейчас готов порвать в клочья дюжину римлян.
Но в этот момент спор разрешился сам собой. Дверь со скрипом растворилась, и на пороге возник невысокий римский всадник в дорогой кирасе. В руках он держал шлем с красным гребнем из перьев. Вслед ему неслись женские крики и мужская ругань на латыни.
– Оставляю ее вам! – крикнул всадник, отвязав лошадь и забираясь в седло. – Мне не нужна эта деревенская курочка. Она подстать таким грубиянам, как вы. Когда закончите с ней развлекаться, вернетесь в лагерь. А я должен быть в Генуе до наступления темноты.
С этими словами офицер дернул поводья и поскакал по дороге в сторону, противоположную той, откуда пришли финикийцы.
– Отлично! Значит, эта дорога ведет в Геную, – заметил вслух Федор. – Мы не сбились с пути.
Но его отвлекли новый женский крик и отборная брань. Кричала девушка, а ругались явно римские солдаты, скорее всего, решившие пустить ее по кругу, не спрашивая на то ее желания. Проститутка, которыми полнились бордели в римских городах и крупных селениях, не стала бы так орать. Это больше смахивало на изнасилование.
– За мной, – решился Федор. Выхватив фалькату из ножен, он перемахнул изгородь и быстро преодолел несколько метров дороги, отделявших его от распахнутой двери в трактир.
Ворвавшись внутрь, он увидел то, что и ожидал. В полутемном помещении стояли несколько грубо сработанных столов и табуреток. В углу виднелась низкая стойка, за которой на полках располагались бутылки и кувшины с вином. А прямо посередине, на столе с остатками еды, четверо римских легионеров насиловали молодую крестьянку, показавшуюся Федору девчонкой лет пятнадцати. Разорвав на ней платье, двое держали ее за руки, третий – за шею, чтобы не царапалась и не кусалась. А четвертый, стянув с девчонки и с себя исподнее, вовсю шевелил бедрами.
В тот момент, когда Федор ворвался в трактир с фалькатой в руке, к римлянам подбежал тщедушный старик в застиранном хитоне, видно, местный кабатчик, и схватился за край кожаного панциря насильника с криком:
– Отпусти мою дочь!
– Пошел вон! – огрызнулся бородатый легионер, не отрываясь от процесса. – А то я потом займусь твоей женой…
Но старик не отставал, продолжая кричать, и тогда легионер, взмахнув рукой, наотмашь ударил его по лицу. Старик отлетел, споткнулся о стул и с грохотом упал под стойку. Римляне громко засмеялись.
Впрочем, тут в глазах тех, кто держал девчонку, проступило удивление. Они заметили Федора и еще трех солдат с оружием в руках за его спиной, появившихся на пороге трактира, словно ниоткуда. Доспехи на солдатах не оставляли сомнений в том, что это не их сослуживцы, зашедшие пропустить по стаканчику. Но эффект неожиданности еще не прошел, и они молча пялились на Федора и его спутников.
– Эй ты, ублюдок! – произнес Федор на латыни, обращаясь к насильнику и стараясь оставаться спокойным, хотя желваки уже заиграли на его скулах. – Тебе же ясно сказали, отпусти девчонку.
Услышав за спиной грозный голос, легионер от удивления перестал вилять бедрами и обернулся. Соображал он быстрее, чем те, что держали девушку. Но у него был существенный недостаток – отсутствие штанов. Впрочем, это его не смутило. Выпростав наружу свое достоинство, он потянулся за лежавшим на соседнем столе мечом. Остальные трое сделали то же самое. Почувствовав свободу, несчастная девушка с криком вырвалась из волосатых рук и, залившись слезами, подскочила к отцу, что лежал на полу без движения.
Федор дал ей убежать, а легионеру-насильнику дотянуться до меча. Оружие остальных лежало дальше. Когда они бросились к ножнам, им наперерез устремились бугай Летис и два других бойца.
– Летис, не повреди доспехи, они нам еще пригодятся! – крикнул Федор перед тем, как здоровяк набросился на ближайшего римского легионера и резким выпадом проткнул ему горло.
Сам Федор, взмахнув фалькатой, нанес удар в голову полуобнаженному римлянину. Но тот оказался неожиданно проворным и ловким. Он пригнулся, отступил, а потом сам бросился на Чайку, сделав обманное движение телом. Но промахнулся. Командир разведчиков выбил у него из рук меч и нанес мощный удар коленом в голову пригнувшегося солдата. Голозадый римлянин упал навзничь на тот же стол, где только что насиловал дочь трактирщика. Из его сломанного носа струилась кровь. От удара на какое-то время он перестал соображать.
Тем временем Летис и остальные карфагеняне быстро расправились с безоружными римлянами. По просьбе Федора они берегли доспехи, поэтому всем троим перерезали горло, словно свиньям. Четвертый был оглушен, но еще жив.
– Кто ты? – спросил Федор, когда тот пришел в себя и замычал от боли.
– Я Авл Бородатый, – прохрипел римлянин, сплевывая кровь и пытаясь приподняться, – передний центурион десятой манипулы пятого легиона из армии Сципиона. А ты кто?
– А я Федор Чайкаа, командир седьмой спейры африканской пехоты армии Ганнибала, – ответил Федор.
– Вы карфагеняне?! – изумление центуриона выплеснулось через край. – Откуда вы здесь?! Ведь ваша армия далеко.
– Я спешил, – ответил Федор, – я знал, что за таким ублюдком, как ты, Авл, надо приглядывать.
– Какое тебе дело до бабы? – вновь осмелел Авл, бросив беглый взгляд по сторонам. – Она моя. Я за нее заплатил.
– Он врет! – закричала в ярости девушка, державшая голову отца, еще находившегося в беспамятстве. – Они ограбили нас. А потом этот захотел взять и меня с собой в лагерь, но я сопротивлялась.
– Все ясно, – закончил допрос Федор. – Ты захотел сделать из нее проститутку. Потешиться, а потом продать в бордель. Ты не центурион, Авл, ты – дерьмо. Мне попадались римские солдаты, при убийстве которых я испытывал гордость, потому что побеждал таких врагов. А тебя я убью с омерзением.
– Хватит болтать! – Авл вскочил на ноги. – Карфагенский ублюдок!
Решив, что он и так слишком долго говорил, Федор снова ударил римлянина. На сей раз рукоятью фалькаты в зубы, вернув его на место. А затем в ярости рубанул с плеча тяжелым клинком, лишив центуриона-насильника его мужского достоинства на глазах рыдающей девушки. Отсеченный детородный орган упал на грязный пол, а кабак огласился душераздирающим воплем. Римлянин дернулся, вскочил, пробежал несколько шагов, но тут же упал и скоро затих в луже крови.
– Собаке собачья смерть, – как-то отстранено заметил Федор.
В этот момент из угла послышался стон. Старик пришел в себя и открыл глаза, со страхом взглянув на склонившегося над ним Чайку.
– Кто вы? – наконец проговорил старик на латыни, но бывший морпех Тарента уже давно научился отличать настоящий римский выговор от других наречий. Латынь являлась для старика таким же чужим наречием, как и для Федора.
– Мы солдаты Карфагена, отец, – не стал обманывать старика командир разведчиков. – Но мы пришли не для того, чтобы тебя убить.
Федор помолчал, изучая морщинистое лицо старика.
– Ведь ты не римлянин, – добавил он, закончив свои наблюдения.
– Я лигуриец, – прохрипел старик, медленно поднимаясь и потирая ушибленную голову с запекшейся на виске кровью. – Моя родина Генуя. Мой отец был мелким торговцем, держал лавку на берегу и ходил по морю в соседние города за товарами. Я унаследовал его дело. Но Геную несколько лет назад захватили солдаты Рима, и им теперь принадлежит все. А я перебрался в деревню, думал, здесь будет спокойнее. У меня ведь жена и дочь.
Посмотрев на растерзанную одежду дочери, он заплакал. А дочь, прикрывшись руками, словно только сейчас заметила, что на ней почти нет одежды, вскрикнув, убежала через заднюю дверь.
– Нам нужна твоя помощь, – прямо сказал Федор, оглянувшись на стоявших за спиной солдат.
– Вы спасли мою дочь, – медленно ответил старик. – И хотя я боюсь Ганнибала не меньше, чем римлян, я ваш должник.
– Не бойся, отец, – успокоил его Федор. – Если на этой земле воцарится власть Карфагена, это будет лучше, чем та власть, при которой ты живешь сейчас. В Карфагене уважают купцов и не насилуют их дочерей.
Старик осторожно поднял голову и, посмотрев в глаза Федору, произнес.
– Теперь мне все равно. Я ненавижу римлян. Чего вы хотите от меня?
– Скажи мне, – начал Федор, увидев, что старик немного пришел в себя, – есть ли здесь поблизости еще римские солдаты?
Прежде чем ответить, старик устало опустился на скамью у стола и налил себе вина из полуразбитого кувшина в чашу. При этом он долго не мог оторвать остекленевшего взгляда от мертвых римлян, плававших в лужах собственной крови. Два бойца из отряда Федора уже сняли с них целехонькие панцири и сложили на дальний стол. Доспехи удалось снять, почти не запачкав, хотя кое-где на них высыхали пятна крови. Сейчас финикийцы занимались тем, что раскладывали ножны с мечами и кинжалами, а также поднимали с пола разбросанные по углам шлемы легионеров. Похоже, те слишком торопились получить свою часть наслаждения от дочери деревенского трактирщика.
– Вы можете взять все, что хотите, – сказал старик, указав на стойку.
– Можешь выпить, – перевел Федор стоявшему рядом Летису, кивнув на кувшины с вином. И предвосхищая его вопрос, добавил. – О еде поговорим чуть позже, когда я расспрошу старика.
Не очень довольный таким ответом, Летис все же подошел к полкам, взял ближайший кувшин и стал пить из него взахлеб, даже не потрудившись найти чашу.
– В одном дне пути стоит римский легион, – ответил, наконец, старик, – но оттуда есть прямая дорога на Геную, поэтому они редко бывают в нашей деревне, и я почти ничего на них не зарабатываю. Вот сегодня явились эти четверо, а потом богатый римлянин на коне, он очень спешил. Это были мои первые посетители за неделю.
Видимо, израсходовав много сил на эти слова, старик снова заплакал. Федор подлил ему вина. Он ощущал себя не самым лучшим образом, но выбирать не приходилось. В любой момент сюда мог заявиться конный или пеший отряд римлян.
– А ближе, отец, ближе кто-нибудь еще есть? – переспросил Федор.
– Нет, – старик отрицательно замотал головой. – Ближе никого из римлян нет.
– А здесь, в вашей деревне?
– У нас только крестьяне да пастухи, – отмахнулся старик, – римские солдаты иногда вставали у меня на постой, но это случалось очень давно. Когда через эти места шла отступавшая армия консула. Тогда они забрали всю еду, но расплатились за нее.
– Что он говорит? – вмешался заинтригованный Летис. – Здесь есть еще римляне? Может, нам пора уже убираться отсюда?
– Говорит, что в деревне нет, – перевел Федор, – но, в одном дне пути стоит целый легион.
– Это далеко, – обрадовался Летис. – Может, тогда заночуем здесь? Поедим, отоспимся.
– Нет, – отрезал Федор. – Не так уж это далеко. Отправь одного солдата за Урбалом и остальными, пусть приведет их сюда. Мы можем здесь немного отдохнуть и поесть, но все равно надо убираться отсюда до наступления темноты.
– А жаль, – огорчился здоровяк. – Я бы здесь задержался. Когда еще можно будет посидеть в трактире, пусть и таком захудалом.
Но, оглянувшись по сторонам, он заметил:
– Впрочем, ты прав. Здесь слишком много дохлых римлян. Аппетита не будет.
Летис подозвал одного из солдат, разбиравших трофейную амуницию, и приказал сходить за остальными разведчиками.
– Только веди их осторожно, там же, где мы шли, – напутствовал его Летис. – Не светитесь на дороге. Римлян здесь пока нет, но за всеми крестьянами не уследишь. Может, кто решит донести.
Однако, все прошло нормально. Карфагеняне провели в деревне почти час, отдохнули и даже немного перекусили. Трупы римлян по приказу Федора солдаты унесли в поле и там закопали. В самой таверне жена кабатчика, потрясенная происшедшим, навела порядок, смыв с пола кровь. За это время старик рассказал, что проходящая через деревню дорога ведет прямиком к лагерю римского легиона, но незадолго до него есть развилка. С нее начинается другая дорога, ведущая к перевалам. Там почти нет селений, и потому ей редко пользуются. А к развилке можно добраться еще до темноты.
– Дальше пойдем так, – решил Федор, переодевшийся в доспехи бородатого центуриона, – я, Летис и те двое, что сопровождали нас утром, отправимся прямо по дороге, переодевшись римлянами.
– Какой из Летиса римлянин? – не удержался Урбал, разглядывая мощную фигуру друга. – Да на него и ни один панцирь из римских не налезет. Давай, лучше я пойду.
– Нет, – отрезал Чайка, – Летис справиться. А ты будешь командовать оставшимся отрядом.
– Я пойду с вами, – вдруг заявил старик, словно поняв, о чем говорят карфагеняне. – Мне здесь больше оставаться нельзя. Ни мне, ни моей семье. Если римляне узнают, что у меня в таверне убили четверых солдат, то нам конец.
– Я бы мог рассказать, как добраться до лагеря Ганнибала, – произнес Федор, – чтобы вы смогли найти там убежище. Но это очень далеко. Ты не дойдешь.
– Ничего, – упавшим голосом ответил старик. – Вы ведь идете в сторону Генуи? Мы отправимся с вами до развилки дорог, а там спрячемся в горах. В одном из горных селений у меня есть родня. Какое-то время поживем там, пока не решим, как быть дальше.
– Ты знаешь дорогу к перевалам? – поинтересовался Федор.
– Да, – ответил старик. – Я ездил через них несколько раз.
– Хорошо, отец, – кивнул Федор. – У тебя есть телега?
– Есть, – ответил он, мелко закивав головой. – У меня есть телега, эта таверна и еще стадо овец. Это все мое имущество. Можете забрать его себе.
– Мы не будем его забирать, – снова возразил Федор, – но, пожалуй, используем. Кто пасет твое стадо?
– Сосед-пастух, которого я нанимаю. А когда денег нет, я сам, жена или дочка.
Вспомним о дочери, стрик снова тихо заплакал. А Федор повернулся к сидевшему рядом Урбалу.
– Мы пойдем по дороге рядом с телегой, на которой поедет семья старика. Так безопаснее, меньше внимания привлечем. Три наших солдата переоденутся крестьянами и погонят стадо вдоль дороги. А ты, Урбал, с оставшимися будешь двигаться следом, по холмам и оврагам, понесешь оружие с одеждой. В телеге все это везти нельзя. Мы возьмем оружие римлян. Если старик верно оценил расстояние, и нам не попадется по пути отряд легионеров, мы доберемся до развилки дорог еще до наступления темноты. Оттуда начинается подъем в горы.
– А если нарвемся на римлян? – поинтересовался финикиец.
– Попробую с ними договориться, – ответил Федор. – А если не выйдет, то ты либо спасешь нас, либо успеешь уйти.
– К чему эти сложности? – удивился Урбал. – Пошли все вместе.
– Хочу проверить, сойду ли я за римлянина при встрече с легионерами, – ухмыльнулся Федор. – В дальнейшем может пригодиться. Да и холмы кругом почти без леса, большой отряд будет заметен. Поэтому на день разделимся. А заодно надо проводить старика с семьей до безопасного места. Он, похоже, хочет идти туда же, куда и мы. Заодно послужит проводником.