— Пять мешков золота за сало с ридной Украины!!! — Кощей начал искать на себе волосы, чтобы заняться мазохизмом, и, не найдя таковых ни на одной из частей тела, принялся рвать злосчастный договор. — Где Яга?! Я ее лично, своими руками...
К счастью для ведьмы, в этот момент рядом с дверью с грохотом откинулся каменный блок, и в кабинет бессмертного злодея вкатился клубок тел. Кощей от неожиданности подпрыгнул.
— Ваше Бессмертие! Что за безобразие?! Они не хотят допускать меня до ваших светлых очей! А я так мечтал вложить деньги в ваше предприятие! Я чувствую, оно должно принести сумасшедшие дивиденды!
Моня ужом выскользнул из кучи-малы и спрятался за спиной Кощея.
— Как смеете не допускать ко мне инвестора?! — рявкнул на гномов бессмертный злодей.
— Так он наши денежки вложить хочет! — обиженно заверещали гномики.
— Вот это да... — Кощей почувствовал, что удача вновь повернулась к нему лицом, — гениально... Я б до такого хрен додумался... Так, мелкие, брысь отсюда! Готовьте деньги, а я пока с инвестором познакомлюсь поближе.
Гномики так расстроились, что даже блок за собой раствором не замазали, оставив очень удобные для подслушивания щели.
— Позвольте представиться: Шмунк Моисей Давидович. Для друзей просто Моня.
— Очень приятно. Кощей Бессмертный. Для друзей просто Ваше Бессмертие.
С официальной частью было покончено, и высокие договаривающиеся стороны приступили к делу.
— Так в какое именно предприятие вы собираетесь сделать вложение? — деликатно спросил Кощей. — У меня, знаете ли, их много, и везде крутятся солидные капиталы.
Он нагло врал. Капиталов у него уже не было, а надежды на успех единственного предприятия — стать властелином мира — таяли буквально на глазах. Он еще никогда не был так близок к полному финансовому и политическому краху.
— Ах, Ваше Бессмертие, я бы с удовольствием субсидировал их все! Но гномы такой прижимистый народ...
— Я помогу вам выбить из них капиталы, — пообещал Кощей. — Есть подозрение, что они занимались приписками, — бессмертный злодей мрачно посмотрел на книгу договоров, — и они мне за это заплатят!
— Ах, Ваше Бессмертие, — Моня закатил глазки, — чувствую, мы с вами завернем такой бизнес, что конкуренты будут в ногах у нас валяться, умоляя дать им мыло и веревку.
— Зачем?
— Чтоб удавиться от зависти.
— Прекрасная перспектива, — расплылся Кощей.
— Я так понимаю, мы их им дадим? — Моня радостно потер руки, чуя, что клиент созрел.
— Нет, мы их им продадим.
— Свои!.. — восторженно простонал инвестор, потом опомнился, тревожно оглянулся по сторонам.
— Что, что такое? — заволновался Кощей.
— Тсс… — Моня приложил палец к губам и тихо прошептал: — Хоть мы оба и принадлежим к народу избранному, предлагаю в целях конспирации на иврите не говорить. Возражений нет?
У Кощея, который на иврите ни бе ни ме, естественно, возражений не было. Он похлопал глазами, сделал вид, что все понял, и, пока инвестор его окончательно не запугал, поспешил задать вопрос:
— И что же нам предстоит предварительно сделать для того, чтобы в итоге начать торговать веревками и мылом, уважаемый Шмунк Моисей Давыдович?
Шмунк замахал руками.
— Моня, просто Моня!
— Пусть будет просто Моня. — Кощей Бессмертный соизволил благожелательно махнуть ручкой в ответ.
— Был я тут недавно у волхвов...
— Мерзкие старикашки! — Благожелательность Кощея как ветром сдуло. Бессмертное лицо начало наливаться кровью. — На всех столбах объявления расклеили!
— Да, — скорбно поддакнул Моня, — зарабатывать на вашей смерти без вашего согласия — верх наглости, я считаю. Только мы имеем на это право!
— Кто это мы?
— Мы! Народ избранный! В данном случае вы и я. На вашей смерти, Ваше Бессмертие, можно сделать сумасшедшие деньги! Это же беспроигрышный вариант! Доверьте это дело мне, и за какие-то жалкие девяносто процентов от прибыли...
— Что?!
— Тсс... — Моня на цыпочках приблизился к Кощею и зашептал в бессмертное ушко: — Финансового директора на оклад сажать нельзя: воровать начнет.
— Какого директора? — опешил Кощей.
— Финансового, — лучезарно улыбаясь, пояснил Моня, — в смысле меня. Поверьте мне, проценты и только проценты! Чисто из уважения к вам согласен на восемьдесят пять...
— Ну-у-у... это несерьезно, — развел руками Кощей. — Больше пятнадцати процентов — даже не заикайтесь!
Моня уважительно посмотрел на хозяина кабинета.
— А за идею?
— За идею могу накинуть еще пять...
Торг за проценты от смерти бессмертного злодея начал набирать обороты.
9
Клубочек-проводник вел лихую команду Алексея к цели. На этот раз он не петлял, не гонял кругами, честно обходил все болота и находил тропинки даже в самой дикой чащобе. Бояться ему было нечего. Самые несдержанные члены команды во избежание недоразумений были надежно привязаны к горячим скакунам, роль которых выполняли оборотни. На бурные протесты Васьки и Ары Алеша внимания не обращал. Он спешил. Рукоять меча побратима горела огнем, заставляя юношу понукать уже изрядно вымотанных «лошадок». Лес скоро кончился. Перед путниками раскинулась широкая степь без конца и края. Так далеко от дома Алеша еще не забирался. Редкие всадники, которых они обгоняли по пути, широко раскрывали свои раскосые глаза и испуганно шарахались в сторону при виде этой оригинальной четверки. И чем ближе они подъезжали к Искеру — первой цели своего путешествия, указанной в начертанной рукой Яги инструкции, тем этих всадников становилось больше. Кое-кто из них красовался на великолепных шибергамских конях, но, как наездники ни горячили их плетками, угнаться за оборотнями не могли. А вот наконец и Искер — грозный татарский городище, стоящий на черной сопке с высоким зубчатым тыном и островерхими крышами сторожевых башен. Алеша не сомневался: его побратим вляпался в неприятность именно здесь.
— Нам бы обличье сменить, — запаленно прохрипел оборотень под Вано.
Алеша опомнился. Действительно, вряд ли их ласково примут местные кадры при виде таких странных лошадок. Юноша свистнул клубочку, и тот послушно прыгнул к нему за пазуху. Вервольфы немедленно нырнули в лощину. Там, вдали от посторонних глаз, с них сняли отчаянно ругающихся Ваську и Ару, после чего волки с облегчением обернулись дюжими молодцами. Видок у них был, надо сказать, еще тот. Обветренные, исполосованные шрамами лица, не первой свежести рубахи, подпоясанные бечевой, серые, в многочисленных заплатках штаны, аккуратно заправленные в старые, потрепанные лапти, и в довершение картины — узловатые дубинки в руках.
— Н-да... — Алексей почесал в затылке. — Я так понимаю, основная профессия — работники ножа и топора?
— Не, дубинки, — честно признались оборотни.
— Ладно, пока работаете при мне — охранниками будете, а потом… лучше под руку не попадайтесь. Не уважаю ваш промысел. Как вас звать-то?
— Дема.
— Сема.
— Косьян.
— Демьян... это шоб с Демой не пугали.
— Ладно, Демы-Семы. Слушать меня как отца родного, без приказа ни с кем не задираться и помалкивать в тряпочку, — строго сказал Алексей. — За мной!
Выбравшись из лощины, разношерстая команда Алеши влилась в широкий людской поток, двигавшийся в сторону Искера.
— Чегой-то тут затевается, — пробасил Сема.
— Ага, — согласился Дема, — почитай, все улусы в Искер двинулись.
— Татарвы-то скока-а-а.. . — почесал в затылке Косьян.
— Не тока татарвы... вона — остяки топают, вогулы. Кажись, хан Хучум орду собирает, — встревожился Демьян. — Может, на Русь собрался?
— Не, — уверенно заявил Дема, — конных мало, опять же с семьями идут.
— Да вы никак патриоты — удивился Алеша, — места хорошо знаете?
— Забегали, — уклончиво хмыкнул Демьян.
Пока они вели эту неспешную беседу, радостно гомонящий поток внес их в городские ворота, протащил по узкой улочке и выплюнул на широкую площадь, в центре которой подле минарета стоял большой шатер, крытый цветным войлоком и коврами. Вокруг шатра — ограда, расцвеченная затейливыми узорами. На длинном шесте над шатром раскачивался белый конский хвост.
— Интересно, чему так узкоглазые радуются? — пробормотал Алеша.
— А ты у абыза поспрошай, — посоветовал Косьян, — вон, видишь, стоит? Их хану из Бухары прислали — проповедовать веру Магомеда. Они все знают.
Алеша, рассекая толпу, двинулся к одетому в черный, опоясанный белым платком халат худощавому старику, ориентируясь на его белоснежную чалму.
— Уважаемый абыз, не подскажете, что здесь происходит?
— Неверная собака! — взвизгнул старик. — Не можешь отличить почтенного муллу от абыза, а...
— Можно, я его зарэжу? — спросил с плеча своего друга Ара, выдергивая кинжал.
Старик дикими глазами посмотрел на пернатого джигита, деловито пробовавшего остроту заточки на волосах кунака. Кинжал был острый. Лезвие смахнуло черную прядь, просвистев рядом с ухом Вано.
— Ара, зачэм тэбэ этот старый, выживший из ума ишак? — начал урезонивать друга колдун, пытаясь засунуть его к себе за пазуху.
Ара активно сопротивлялся:
— Нэт, я хочу его зарэзать!
Мулла взвизгнул и ринулся в сторону шатра. Пробиваться было трудно. Толпа была очень плотная, и, что интересно, она, как и Ара, активно сопротивлялась. Ему ставили подножки, исподтишка давали пинка, смыкались крепкой стеной и к шатру не подпускали.
— Они все знают, — Косьян вздохнул, — но не говорят. А еще их тут не любят.
— За что?
— Да тут народишко школам поклоняется, а эти гады их разбивать заставляют...
— Идала бей, не страсна, — вступил в дискуссию старый круглощекий татарин, притиснутый толпой к команде Алеши, — мы идала палка бьем, када ахота плахой.
— А что страшно? — тут же начал мотать на ус Алексей.
— Чик-чик эта... которая детка делать. Наса улуса чик-чик делай не хосет.
— Обрезание! — дошло до Алеши. — Ну а тут-то сейчас что происходит, зачем столько народу со- гнали?
— Праздник, аднака. Хана Хучума сказала: сначала казнь, потом праздник. Хана Хучума бочка кумыс дает.
— Одну?
— Адна, адна, — закивал татарин.
Алеша посмотрел на море голов.
— Упьетесь. Кого казнят-то?
— Русска батыра...
Алеша ринулся вперед. Его верная команда, усердно работая локтями, копями и клювами, поспешила следом, и, только пробившись в первые ряды, они увидели приговоренных. Царевич Елисей лежал на земле, привязанный за руки и за ноги к четырем коням. Рядом валялся Вервольф Вольфович. Лапы его были намертво прикручены к четырем вбитым в землю колышкам, морда плотно завязана шелковым платком, чтобы не гавкал и не осквернял слух правоверных мусульман и прочих идолопоклонников, не успевших проникнуться духом истинной веры и прелестями «чик-чик». Около него суетился толстый палач, деловито смазывая бараньим жиром гладко оструганный, заостренный с одного конца кол, периодически примеряя его к хвосту главы оппозиции Лысой Горы.
— От, блин! — Мозг Алеши усиленно начал шуршать извилинами. Юноша прекрасно понимал, что шансов справиться со всей этой толпой у него нет, но сдаваться не собирался.
Полог шатра распахнулся, и четыре накачанные фигуры с натугой вынесли на площадь громадный, высокий трон, отделанный резьбой из моржовой кости, малиновым бархатом и золотом. На троне восседала сухонькая, сгорбленная фигурка великого хана Хучума. Как только трон опустился на землю, из-за него неспешно вышел седобородый досточтимый ахун — главный советник хана. Слуги поспешно расстелили у подножия трона ковер, на который он с достоинством и уселся.
Хан махнул ручкой:
— Мурза Чангул, огласи приговор.
Из толпы приближенных вышел еще один седобородый старец в пестром халате, развернул свиток и трубным голосом провозгласил:
— Правоверные! Этот неверный, русский батыр Елисей, четырежды оскорбил нашего великого хана, наместника Аллаха на земле, да продлятся его дни!
— Чьи дни?! Аллаха или хана?! — дерзко выкрикнул Алеша.
— При чем здесь Аллах?! — возмутился мурза. — Хана, конечно!
— А-а-а... — Алеша понимающе кивнул, проверяя, как катана выходит из ножен.
Елисей приподнял голову, посмотрел на брата. Глаза царевича стали круглыми.
— Не надо, уходи, — одними губами, еле слышно прошептал он.
— Вах! — загомонила толпа.
— Четырежды!
— Первое оскорбление, — дождавшись, когда толпа угомонится, продолжил мурза, — залез в его конюшню и попытался украсть любимого коня хана, чистокровного аргамака шибергамских кровей, по преданиям выведенного далекими предками хана из элитных пород арабских скакунов...
— Я так думаю, что из смеси бульдога с носорогом может получиться только Конек-горбунок или дворняжка! — Алеша явно нарывался, игнорируя отчаянные знаки побратима.
Мурза недовольно взглянул на наглеца, однако сдержался и продолжил:
— … но великий хан его прощает!
— Вот это другое дело! — обрадовался Алеша.
Мурза, решив, видать, на реплики Алеши не обращать внимания, поделился сокровенным:
— Сами понимаете, все с этого начинали: и Тимур, и наш великий хан... по молодости...
— Это мы понима-а-аем!
— Да-а-а...
— По молодости-то...
— Второе оскорбление: научил свою собаку таким страшным словам! Она нашему хану такого наговорила! Я даже повторять боюсь! Одно только слово «валюнтаризьм» чего стоит...
— В моем ханстве, — проскрипел Хучум, — попрошу не выражаться!
— Прости, о великий! — Мурза стукнулся лбом о землю. — Вырвалось! Так хочется узнать, что ж это такое — валюнтаризьм?!
Вервольф, придушенно повизгивая, начал извиваться на земле. Ему явно не терпелось пояснить, но мешала повязка, плотно стиснувшая челюсти.
— Продолжай. — Хан недовольно махнул ручкой.
Мурза вскочил и с энтузиазмом заорал во всю глотку:
— Хан и на этот раз его прощает, ибо глуп отрок и неразумен, а потому — что с него взять, тем более с его собаки?! Третье оскорбление: этот русский батыр с одного удара поверг лучшего воина хана, но и это не страшно. Сами знаете, Дебил-оглы всем уже надоел...
— Да!
— Да!
— Да!
— А вот четвертое оскорбление самое ужасное... — Мурза сделал многозначительную паузу. Все затихли. — Он узнал великую тайну хана!
— У-у-у!!!
— О-о-о!!!
— Казнить!
— Казнить!
— Интересно, что за тайна? — задумался вслух Алеша.
— Уи-и-и...
— Он не знает! — загомонила толпа.
— Не знаю, — подтвердил Алеша.
— У хана большой гарем есть!
— Женщин много!
— Девушек!
— Уи-и-и… какой женщин! Пери! — наперебой начала пояснять толпа.
— Ну и что? — продолжал допытываться Алеша.
— Что — ну?! — возмутилась толпа. — Старый стал. Не понимаешь, да? Ничего с женщин сделать не может. Только сказки рассказывает...
— А-а-а... — дошло до Алеши, и извилины в его голове перестали скрипеть. План спасения был готов.
— Казнить! — бушевала меж тем толпа.
— Казнить!
— Казнить!
— Спокойно, господа абызы, абрызы, абреки, казбеки и как вас там еще называют, не знаю! — смело выступил вперед юный прохвост и начал привычно ездить по ушам. Язык у него уже работал отдельно от мозга, но делал все, что надо, как и всегда в экстремальных ситуациях. — Слушайте меня, мудрого мага и звездочета, гениального лекаря, прибывшего специально к великому хану Хучуму с рецептом самопальной виагры, от которой застонут в экстазе все женщины знойного Востока. В очередь прошу не становиться. Препарата мало. Только для узкого круга лиц. Для хана и его придворных. У тебя много вельмож? — требовательно спросил он Хучума.
— У-у-у... О-о-о... — От волнения великий хан начал заикаться. — Многа! Уй многа-а-а... Киязьки, тайджи, мурзы, ахуны, муллы, карачи... никому не дам! Мне! Все мне хочу! Я тебя, табиб, озолочу!!!
— Это кто табиб? — не понял Алеша.
— Это ты табиб, — прошептал стоящий рядом Демьян, — по-ихнему, значит, лекарь.
— А-а-а...
— Хочу! Хочу! Озолочу! — все никак не мог успокоиться хан.
— Не волнуйтесь, папаша, в вашем возрасте это вредно. Все будет! Насчет «озолочу» поговорим отдельно, но прошу учесть: препарат нужно снабдить колдовской силой, а для обряда мне потребуется сердце и печень вот этого неверного, — он показал на Елисея, не обращая внимания на его выпученные от изумления глаза, — и поганый язык вот этого осквернителя Корана. — Указующий перст переместился на вервольфа.
Глава оппозиции нечистой силы Лысой Горы изогнулся всем телом, пытаясь дотянуться до сапога Алеши, чтобы от души его тяпнуть, но мешали колышки, к которым были привязаны лапы, и туго перетянутая шелковым платком пасть.
— Согласен!!! Мурзы мои, режьте!!!
Русанов Владислав
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор
Маккарти Кормак
Флинт Эрик