- Так значит, ты и есть тот всесильный, хитрющий и злющий, что в беду попадающий и о помощи просящий?!
Псевдопоэтические потуги Карвабиэля натолкнулись на полное непонимание слушателей. Любитель пошутить выбрал не то место, не то время, не ту аудиторию и совершенно не те обстоятельства, чтобы расточать третьесортные, незамысловатые остроты.
- Всесильным я себя не считаю, как, впрочем, и хитрым. Зло - понятие относительное, что хорошо для одного, непременно погано для кого-то другого. О помощи никого не прошу, вы и сами не меньше меня в ней нуждаетесь. А то, что в беду попал, это еще не факт, - принялся флегматично рассуждать паренек, звеня тяжелыми цепями. - Если тебе, Карвабиэль, действительно не терпится прилепить ярлык на мой лоб, то считай меня божеством, не ошибешься!
- Да-а-а, - протянул Совер, качая головой. - Любишь ты себя, парень, даже очень любишь!
- Любовь - штука сильная, но существам типа меня как-то чуждая. Хотя, принимая во внимание, что я на самом деле единственный выживший экземпляр чудовищного эксперимента, из моего ответа можно смело исключить составляющую «типа меня». На данный момент в мире не существует второго, как я, значит, я уникален.
- Ты магу на уникальность свою намекни, авось он тебя не прирежет!
Карвабиэль упорно пытался осадить самоуверенное нечто, внешне похожее на подростка, но никак не мог найти нужных слов. Дело в том, что его слушатель мыслил в совершенно иных категориях, а то, на что обычные люди обижаются, было для него лишь пустым набором эмоционально окрашенных слов, в котором полностью отсутствовала логика.
- Так вы хотите выслушать мой рассказ или предпочитаете остаться в неведении? - поставил вопрос ребром Нивел, смотря как-то странно: вроде на собеседников, но в то же время как будто сквозь них.
- Мы слушаем тебя, внимательно слушаем, - кивнул головой граф Карвол и больно ткнул Карвабиэля локтем в бок, призывая напарника по кандалам закрыть рот до конца рассказа.
- Хорошо, но только вначале попросите своего друга вылезти из бочки. Во-первых, ему там ужасно неудобно, а во-вторых, мне кажется, пришла пора снять с нас кандалы. Убий все равно уже не заглянет в трюм.
- Какого друга, ты о чем? От боли совсем свихнулся? - не выдержал испытания молчанием Карвабиэль.
Совер хотел было тоже возразить, но с удивлением заметил, как крышка того самого бочонка, на котором несколько минут назад важно восседал Убий Мадериус, вдруг поползла в сторону.
- Намб, а ты здесь как оказался?! - громким возгласом поприветствовал Карвабиэль появление из бочонка своего командира.
- Не ори! - произнес Намбиниэль почти одновременно с Совером. - Как, как, просто. В городе беспорядки начались, я в порт подался, а тут вижу, эти мерзавцы тебя связанного на корабль тащат. Способ проникновения во вражеский стан потом обсудим. - Эльф воззрился на стоявшего поблизости графа. - Кстати, я тогда очень удивился, что ты живой и здоровый. Я сам твоей смерти не видел, врать не буду, но остальной компании ее наблюдать пришлось, весьма эффектное было зрелище, говорят.
- С распадом мышечных тканей и превращением их в черно-зеленую слизь? - поинтересовался Нивел, приветливо улыбаясь нахмурившемуся, настороженно смотревшему на него эльфу.
Мансоро не ответил. Не отводя глаз от болтавшегося под потолком Нивела, он снял цепь с крюка на потолке и помог пленникам избавиться от оков.
- Мог бы пораньше это сделать, вместо того чтобы в бочонке отсиживаться, - проворчал Карвабиэль, потирая затекшие кисти рук и натертые цепью плечи.
- Не мог, - ответил Мансоро, наконец-то прекратив пожирать недружелюбным взглядом Нивела и посмотрев на своего соратника. - Я и сейчас не уверен, правильно ли поступаю. В море шторм, не самый удачный момент для побега.
- Корабль не потонет, а в трюм пока никто не войдет, - уверенно заявил Нивел, продолжая улыбаться. - Может быть, господин Мансоро будет так добр и освободит и третьего пленника?
Граф Карвол сделал шаг вперед, но рука Намбиниэля властно легла на его плечо.
- Не надо, граф, так он нам не опасен. Вы не представляете, с кем имеете дело!
- Отчего же, - Совер был невозмутим, - господин Мадериус соизволил изложить нам основные вехи недолгого жизненного пути образца под номером семь. - Правда, мне почему-то кажется, что он и сам многого не знает. Нужно заполнить пробелы. - Успокаивающе хлопнув по плечу нервничающего эльфа, Совер спустил Нивела из-под потолка и начал отпирать замки кандалов.
- Остановитесь, граф, если вы его освободите, то я вынужден буду…
- За отсутствием под рукой мечей и иного благородного оружия они скрестили ржавые багры! - рассмеялся граф Карвол, отпирая гвоздем первый из проржавевших замков. - Прекратите переживать, Мансоро. Может быть, парень и был когда-то опасен, но сейчас он просто раненый мальчишка, беспомощнее нас с вами. Он хочет рассказать о себе, почему бы не послушать, или у вас есть иные предложения, чем заняться до окончания шторма? Ну что ж, мы можем усесться друг напротив друга и увлеченно трепаться о своих подвигах, естественно, по большей части привирая да приукрашивая. К тому же хоть я и не служу в имперской разведке, но о деяниях такой известной личности, как вы, мой друг, весьма наслышан. Да и до вас наверняка долетало несколько нелестных отзывов о моей персоне. Видите, как все отлично складывается? Вы обо мне знаете, я о вас многое слышал, а тут что-то новенькое, свеженькое под руку подвернулось. Кроме того, мне очень хочется узнать, что успел натворить мой двойник и куда бросить факел, чтобы этот проклятый манускрипт наконец-то сгорел. - Как, и вы тоже хотите его уничтожить?! - искренне удивился Мансоро такому неожиданному для него повороту событий.
- Одна из главных задач Империи - поддержка порядка на ее огромной территории. Если крестьяне и горожане не будут жить спокойно, а провинциальная знать не прекратит мутить воду, теша свои жалкие амбиции и лелея свои неосуществимые мечты, то могущественное государство за каких-то десять-двадцать лет развалится на множество мелких, нищих, но независимых королевств. Говоря проще, многие провинции постигнет судьба Мурьесы. Первым очередь на мятеж занял ваш родной Сардок. Джабон слишком слаб, чтобы удержать власть, чтобы создать и отстоять свое государство, но достаточно силен, чтобы поднять смуту и устроить многолетнюю резню.
- Знаю, - прервал графа Намбиниэль, которому было весьма неприятно дискутировать на эту тему. - Хорошо, пускай Оно говорит, но это все равно не изменит его участь. Мы должны уничтожить не только древний рецепт, но и «стряпню» мага, пусть даже неудачную!
- «Неудачная стряпня», - медленно, нараспев, повторил Нивел, так же, как и остальные колодочники, потирая кисти рук, хотя это было для него абсолютно излишне. - Что ж, господа, весьма точное определение, если, конечно, беспрекословно верить бреду спятившего мага, но что, позвольте спросить, если эксперимент Убия был не таким уж и неудачным, что, если я и есть Деминоторес, так сказать, полностью доделанный?
Трое мужчин опешили. Их мыслительные процессы в этот миг были парализованы удачно зароненным зерном сомнений. Граф Карвол уже пожалел, что снял кандалы, в которых, возможно, была заключена магическая, сдерживающая чудовище сила. Однако тот, кто так долго прикидывался наивным, добродушным пареньком, не стал обнажать клыков, отращивать длинные когти или иным способом превращать свое худенькое тельце в грозное оружия убийства. Напротив, он был весьма миролюбиво настроен. Усевшись на бочонок, он пару секунд молчал, а потом начал свой рассказ; чрезвычайно интересный, познавательный и очень-очень печальный.
Два паруса захлопали под сильным порывом ветра, приветствуя поднятие своего младшего брата, немного косоватого, но все же родного. Моряки взялись за работу с неохотой, но властный голос Артура, сотрясший воздушное пространство в радиусе ста шагов изысканной бранью с уклоном в морскую тематику, живо призвал к послушанию боявшихся схватки недотеп. Тех же, кто был туговат на ухо, мгновенно вылечили тычки Джер и устрашающий скрежет зубов маленького, свирепого островитянина-людоеда, чью неблагодарную роль взялся играть Пархавиэль. Главное, что делать ему ничего не было нужно, только скалить зубы и переводить оценивающий взгляд с одного на другой кусок «ходячего мяса». Бурная фантазия изнуренных похмельем моряков делала за него остальную работу, рисуя красочные, но чересчур кровожадные картинки гномьих забав.
«Бродяга» начал быстро набирать ход. Рулевые послушались совета Артура и держались точно в хвосте грозной плавучей махины. Благодаря маневру стрелять по ним могли лишь три кормовых орудия, и то после первого залпа, поднявшего фонтаны воды в двадцати метрах перед бушпритом, одно из них окончательно вышло из строя. Выпущенный напоследок катапультой снаряд полетел вверх и при падении чуть ли не разворотил киль собственного корабля. Возгласы разочарованных моряков «Бродяги» внезапно оборвались, сменившись истошным криком «Ложись!».
Обычно Пархавиэль мгновенно реагировал на подобные сигналы, но в этот раз что-то замешкался, то ли сказалась качка, ослабившая организм, а заодно и замедлившая реакцию, то ли Зингершульцо слишком глубоко вошел в роль жестокого тугодума-островитянина, не знавшего, что за зверь такой эта «какапулька» и под каким соусом его едят. Пархавиэль не упал на палубу, а остался стоять, и поэтому собственными глазами увидел, как что-то огромное и жужжащее врезалось в мачту, укоротило ее на одну треть и, срывая верхний парус вместе с поперечными планками, улетело прямо в море, подняв гигантский столб воды, через миг обрушившийся на корабль фонтаном брызг.
- Чего разлеглись, наживка для акул?! - орал что есть мочи Артур на не спешивших подняться и взяться за работу матросов. - Одним парусом меньше, проще тормозить! Живей, живей, помороженные вы мои, руби ко всем чертям тросы, убирай паруса! Хлам с палубы - за борт!
Под хламом пират подразумевал расщепленный кусок мачты длиной с человеческий рост, сломавший при падении бортик, задавивший двоих моряков, одного сразу насмерть, и пробивший небольшую дыру в трюм.
Величественная корма военного фрегата загородила горизонт. Пархавиэлю было страшно подумать, сколько человек мог вмещать этот плавучий город. Всяко не менее тысячи, но, к счастью, хоть обезумевший маг Убий и штамповал подручных со скоростью баркатского фальшивомонетчика, бойко чеканившего сотню-другую имперских сонитов вдень, а все же более полусотни пиратов на корабле почему-то не разместил, одним словом, схалтурил.
У компании авантюристов был план; дерзкий, простой и безотказный, хоть и рискованный. Трое отвлекают пиратов, трое удерживают «Бродягу», не давая трусливым торговым морякам поднять остатки парусов на обрубке мачты и сбежать, а тем временем Артур, которого пираты не трогали, проникает в трюм и открывает затычки, название которых Зингершульцо так и не удалось запомнить. Фрегат тонет, абордажная команда возвращается на шхуну, а они продолжают погоню. Действительно просто, если не принимать во внимание некоторых обстоятельств: ушедшую уже далеко барку, полсотни злобных созданий в обличье пиратов и надвигающийся шторм.
Разогнавшийся корабль начал постепенно сбавлять ход. Слишком медленно, чтобы избежать столкновения с грозно надвигающейся кормой. Катапульты сделали еще один выстрел, но, к всеобщему облегчению, «Бродяга» уже успел проскочить в мертвую зону обстрела. Оба камня, устрашающе гудя, пронеслись метрах в трех над палубой и погрузились в море на расстоянии в полкорпуса за кормой. Теперь оставалось лишь справиться с другой угрозой, избежать столкновения, означавшего верную смерть в морской пучине.
Повинуясь указаниям Артура, трое рулевых налегли на неподатливый штурвал и закрутили его направо. Когда до столкновения оставались считанные секунды, а Пархавиэль закрыл глаза и начал прощаться с растраченной впустую жизнью, произошло невозможное: шхуну резко развернуло вправо, последовал удар, от которого слетели за борт все бочонки, а путешественников, всех как одного, повалило с ног. Чудовищная сила инерции протащила все еще идущую с достаточно большой скоростью шхуну по правому борту фрегата, сметая с левой части ее палубы все надстройки, а потом вдруг ослабла и совсем умерла.
Пархавиэль вскочил на ноги, выхватил выскальзывающий из дрожащих рук меч и только потом открыл глаза. Команда «Бродяги» уже поднималась на ноги, Джер с баронессой тоже уже оправились от толчка, а по возвышающемуся над кораблем, как крепостная стена, борту фрегата бойко лезла вверх по канатам парочка мужчин, которым придется принять на себя основной напор толпы разъяренных пиратов. С палубы шхуны врагов не было видно, вверху маячили только их руки с кинжалами, пытавшиеся перерезать канаты. Оставшаяся на носу корабля Флейта жестоко пресекала попытки помешать подъему ее соратников, стреляя по рукам из раздобытого неизвестно откуда лука. Когда Анри и граф Гилион закончили подъем и, перепрыгнув через борт, вступили в бой, девушка неблагодарно выбросила в море уже сослужившее службу оружие и шустро полезла наверх, в который раз поразив гнома своей обезьяньей ловкостью и одновременно грацией движений охотящейся пантеры.
Когда и куда подевался Артур, никто из оставшихся на «Бродяге» сказать не мог. После столкновения его никто не видел, а строить гипотезы и вообще обсуждать эту тему у гномье-дамской команды не было времени.
К несчастью, предположение пирата оказалось верным. Как только начался бой и количество вооруженных захватчиков на палубе шхуны уменьшилось втрое (моряки по привычке считали женщину всего за полчеловека), седобородый капитан издал нечленораздельный, но грозный рык и, схватив давно облюбованный им обрубок перил, попытался вонзить его в спину Джер. Воодушевленные примером капитана матросы схватились за багры с топорами и стали поспешно наматывать на кулаки крепкие корабельные канаты. Пархавиэль понял, что волшебная маска островитянина-людоеда утратила свою силу и что в ближайшие четверть часа его ожидает весьма увлекательное занятие по битью небритых, пахнущих самогоном и рыбой рож. Преисполненный чувством праведного гнева и подсознательной ненавистью ко всему, что хоть чуть-чуть попахивало рыбой, гном крутанул меч и не спеша занял выгодную позицию на вершине лестницы, ведущей на кормовую надстройку, то есть к желанному штурвалу.
Джер тем временем легко увернулась от заостренной дубины, направленной ей в позвоночник, и подставила морскому волку подножку. Лоб капитана стукнулся о палубу, а по его затылку тут же прошелся обух топора, направленный руками неожиданно воспылавшей воинским азартом Карины. - Молодец, - похлопала Джер баронессу по плечу, - только топор нужно держать одной рукой, а не двумя, и вот так. - С едва различимой улыбкой на губах эльфийка перевернула топор лезвием вниз. - Пленные нам не нужны, от них одна морока. Очухается ведь, гад, и снова накинется. А сейчас давай-ка отправим его за борт!
Эльфийка уже взялась за ноги капитана, но тут же их отпустила, едва успев увернуться отлетевшего ей в грудь ножа. Трое рулевых ранее не принимали участия в схватке и не проявляли агрессивности, поскольку полностью сосредоточились на развороте судна под нужным углом, чтобы крепкий борт окончательно не разбил подталкиваемую к нему волнами шхуну. Но вот они вывернули штурвал и поспешили на помощь своему капитану. Один выбил из рук баронессы ногой топор, второй пытался насадить на багор Джер, а третий накинулся на Пархавиэля сзади.
Зингершульцо надежно обосновался на вершине лестницы и легко отбивал атаки не умевших достойно владеть оружием моряков, но предательский удар каблука между лопаток выбил гнома с удачно удерживаемой позиции. Выронив меч, Пархавиэль повалился в толпу, только по чистой случайности не налетев грудью на острие услужливо выставленного кем-то вверх багра.
Бой на палубе фрегата протекал тоже не гладко. Хоть искусственные создания и не владели оружием так же умело, как настоящие морские разбойники, но зато брали числом и безрассудством: они рьяно атаковали, редко уходили в защиту, а порой и специально подставлялись под удар, отвлекая на себя внимание противников. При таком раскладе выдержать натиск было просто невозможно, но авантюристы, к счастью, вовремя догадались разделиться и затеять увлекательную игру в кошки-мышки, бегая по палубе между мешками и катапультами и сбивая преследователей с толка хитрыми маневрами. Никто из троих не надеялся победить, они должны были всего лишь немного продержаться, а потом отступить на пришвартованную к правому борту фрегата шхуну, если она, конечно, к тому времени окажется на месте.
Парочка пиратов, дежуривших у штурвала фрегата, не заметила, как на бортике за их спинами появилась рука, а затем и локоть. Бывшему командиру абордажной команды легендарного «Шельмеца» не нужно было веревки с абордажным крюком на конце, чтобы вскарабкаться на чужое судно. Крюк, цепляемый за борт, обычно только вредил, выдавая присутствие веревки и поднимавшегося на ней врага. Артур всегда любил скрытность и полагался только на цепкость пальцев, гибкость своего тела да крепость привыкших к тяжелой работе и ратному делу рук. Пираты и глазом не повели, как бывший товарищ уже стоял за их сутулыми спинами. Убивать похитителей облика его друзей не было смысла. Они просто дежурили у штурвала и не принимали участия в схватке. Артур засунул нож обратно за пояс и как ни в чем не бывало прошел мимо часовых, которые не только на него не набросились, но даже не повернули голов в его сторону.
Под лестницей, возле двери на нижние палубы, пират натолкнулся на раненого Анри. Кровь стекала из раны на плече великана, но тот держался, оборонялся от атак сразу шестерых противников. Артур хотел было прийти на помощь, но вовремя заметивший его благородный порыв Фламер интенсивно замотал головой, подавая знак: «Не дури, занимайся своим делом!» Кому-то достаются почести и слава, кто-то тешит свои задиристые кулаки в драке, а кому-то достается сырой, темный трюм, по которому снуют вечно голодные корабельные крысы. Расположение помещений внутри фрегата было стандартным, ничем не отличалось от корабля, на котором когда-то давно плавал пират, только палуб было немного больше да полы чище, хотя кое-где и валялись обрывки промасленных тряпок да раздавленные сапогами остатки еды. Возле двери в трюм высилась горка из мертвых тел, одетых в форму имперского флота. Подручные мага вели себя, как заправские свиньи, ни один нормальный пират не стал бы плавать на корабле с «мертвым грузом», как из-за чувства брезгливости, так и из-за вполне обоснованной боязни подцепить какую-нибудь болезнь. В практике Артура бывали печальные случаи, когда пьяный пират перерезал глотку своему собутыльнику и прятал его тело на корабле. Потом, проснувшись поутру, он, конечно же, обо всем забывал. Корабль уходил в плавание и не возвращался. Потом, уже через несколько лет, его сгнивший остов находили либо выброшенным на пустынный берег, либо застрявшим на мели, а от команды оставались одни лишь кости скелетов. Следов боя не было видно, и рождались легенды, одна поразительнее другой: о морских чудовищах, о мстящих душах замученных купцов и о всевозможных проклятиях, наложенных на команду злыми колдунами да бродячими магами.
В трюме было темно и невообразимо пусто. Видимо, фрегат не собирался в скором времени покидать порт, и команда еще не успела запастись продовольствием. Деревянные, тщательно просмоленные переборки делили корабль на множество отсеков, сводя возможность пойти ко дну от случайной пробоины почти к нулю. Кингстонов не было, как, впрочем, и воды, обычно всегда просачивающейся в трюм. В отличие от пиратов, военные моряки не привыкли чинить корабли где попало: на отмели, под открытым небом, где не было ни специально оборудованных для поднятия корпуса из воды доков, ни мощных гидравлических помп.
Задача осложнилась, но Артур быстро нашел альтернативное решение. Если заполнить хотя бы три из десяти отсеков, притом находившихся по одному борту, то корабль потеряет ходовые качества, а возникший крен не позволит пиратам воспользоваться катапультами. Надвигающийся шторм завершит начатое дело. Уже имевший три-четыре пробоины корабль наверняка перевернется.
Найдя топор, Артур принялся за работу, благо ему никто не мешал, кроме почуявших беду крыс, которые запищали и забегали под ногами с удвоенной скоростью.
Если тебя все время называть дураком, то, как бы ты ни разубеждал себя, а все равно поглупеешь. Писаная красавица будет считать себя замарашкой, а везунчик - полным неудачником. Сила коллективного убеждения велика и действует не только на людей. Матросы с «Бродяги» были сами виноваты, когда с опаской косились на пухлые губы Пархавиэля и не всегда тихо шептались, что он людоед. Зерно неприязни глубоко запало в голову гнома, оно взрастило стебель антипатии к выдумщикам-морякам и вскоре принесло весьма жестокие плоды.
Оказавшись на палубе под ногами недружелюбно настроенных субъектов, готовых не только истыкать его баграми, но и вусмерть запинать ногами, Зингершульцо, как и подобает порядочному гному, стал отчаянно бороться за свою жизнь, используя все, чем одарила его матерь-природа, в том числе и крепкие, острые зубы. Гном крутился под ногами матросов волчком, уворачиваясь только от ударов багров, топоров, а также прочего тяжелого корабельного инвентаря, и игнорируя болезненные, но не смертельные удары кулаков и пинки. Жертва оказалась виновата сама, слишком медленно, даже лениво пнув гнома по лицу. Обросшая грязными, слипшимися волосами голова «разжиревшего угря» уклонилась от удара стопы и впилась зубами в голую ступню. Несчастный взвыл, обезумевший от ярости гном не только прокусил ногу до кости, но и оторвал от нее здоровенный кусок мяса. В процессе избиения возникла пауза. Одни обомлели от удивления, а других сбил с ног заметавшийся по палубе пострадавший. Пархавиэль воспользовался моментом, вскочил на ноги и, вырвав топор из рук растерявшегося матроса, занял удобную позицию, прижавшись спиной к поломанной мачте.
Замешательство быстро сменилось ненавистью, но что может сделать неполный десяток не имеющих достаточного опыта драк моряков с одним вооруженным гномом? Пархавиэль продержался в одиночку целых пять минут, успев ранить троих, сам же получил только небольшой шрам на лице. Ржавый крюк багра лишь слегка скользнул по щеке, оставив навеки отметину об этом нелепом бое.
Расправившись с тремя рулевыми и все-таки вытолкнув за борт очухавшегося и напавшего на нее сзади капитана, Джер поспешила на помощь гному. Эльфийка устала, поэтому ее стиль боя не отличался гуманизмом. Лезвие кинжалов вонзалось в спины и вспарывало животы с поразительной легкостью, а их хозяйка не задумывалась о том, что подло, а что только нечестно. Джер ужасно хотелось спать, а значит, побоище нужно было завершить как можно быстрее.
Жалкие остатки команды попрыгали в воду, надеясь добраться до берега вплавь. В принципе это было нелегко, но вполне возможно, шхуна не очень далеко удалилась от берега. - Эй, как там тебя… Парх, кажется? - задыхаясь, произнесла Джер, ища, куда лучше присесть. - Полезай на фрегат, там туго приходится, а я все… скисла!
Как только спина девушки нашла опору, ее глаза тут же закрылись, руки ослабли, а голова бессильно наклонилась набок. Из разреза куртки вяло сочилась кровь. Кто-то из матросов все-таки успел ткнуть ее багром в грудь.
Потратив на раздумья пару секунд, Пархавиэль поспешил к канату. Угроза предательского отплытия корабля была ликвидирована, остатки команды «Бродяги» покинули судно и добирались до берега своим ходом. Джер он помочь ничем не мог, к тому же над ней уже заботливо хлопотала баронесса, продолжавшая упорно избавляться от, видимо, не понравившегося ей платья, нещадно раздирая его на перевязочные лоскуты. Здесь гному уже нечего было делать, он поспешил туда, где кипел настоящий бой, где был настоящий противник, а не тщедушные увальни, одним словом «бродяги».
Бойкая пляска меча была жестко встречена финтом абордажной сабли, затем последовал укол - глубокий, рассчитанный, точный. Флейта покачнулась и сделала шаг назад, скрывшись от противника в узкую щель между двумя стопками пыльных тюков. Девушка почувствовала, как под левой грудью засвербила боль, кончик абордажной сабли лишь слегка погрузился в плоть, но причинил сильные страдания. Порез был неглубоким, но обширным, с рваными краями, из открытой раны вытекала кровь, а вместе с ней девушку покидали и силы. Высокий темп боя не оставлял времени на перевязку ран. Флейта только нашла укрытие, чтобы перевести дух, а кто-то неугомонный уже начал раскидывать мешки, стремясь в погоню за ней.
Не став дожидаться, пока в щели покажется раскрасневшаяся рожа преследователя, Флейта собрала остаток сил, вскарабкалась наверх и оглядела поле сражения. Пираты окружили ее компаньонов и прижали к левому борту. Сопротивление продолжалось, но должно было скоро затухнуть. Граф Гилион устал и еле стоял на ногах, Фламер тоже не был свеж и полон сил, тем более что в данный момент ему приходилось сдерживать основную массу противников, а возле горы тюков стояло с десяток пиратов, поджидавших, когда мышка, то есть она, спустится вниз. Нужно было отступать, притом срочно, но возможности прорваться к ряду катапульт по правому борту не было. Вдруг шум боя заглушил чудовищный скрежет, фрегат стал заваливаться, а незакрепленные на палубе предметы стали скатываться к левому борту, как раз туда, где проходило сражение.
«Пора!» - подумала Флейта, сильно оттолкнувшись ногами от начинающей разваливаться стопки мешков, и ловко перепрыгнула на ограждение правого борта, с которого сиганула в воду.
«Все, отвоевались!» - подумал Анри, запустив в ряды наседавших противников меч, и, схватив в охапку сопротивляющегося Гилиона, спрыгнул с ним за борт. Проплыть под днищем корабля показалось ветерану куда проще, чем пробиться с боем к правому борту.
«Слава вам, Силы Небесные! Они догадались!» - обрадовался только появившийся из трюма Артур и с облегчением наблюдавший за хитрыми отходными маневрами его немногочисленной абордажной команды.
«Кажется, опоздал!» - тяжело вздохнул Пархавиэль, докарабкавшийся уже почти до вершины начавшего вдруг заваливаться борта.
Вначале мимо него, размахивая руками и что-то крича, пролетела Флейта, затем через несколько секунд ее примеру последовал Артур. С облегчением констатировав, что хоть в чем-то ему да повезло и что ратные подвиги на сегодня закончены, Пархавиэль быстро заскользил по канату вниз. Экстренных способов спуска гном не одобрял.
Минуты через три на очищенной от команды палубе «Бродяги» собрались все, включая Анри и Гилиона, сумевших удачно проделать опасный подводный путь. Потерь не было, за исключением ранений различной сложности, но это было не в счет. Совместными усилиями авантюристам удалось кое-как поднять единственно уцелевший парус и беспрепятственно отплыть от борта накренившегося фрегата.
К всеобщему удивлению, пираты позволили им уйти. Никто не пустился в погоню, никто не стрелял по ним из арбалетов и луков и не спрыгнул на палубу их корабля. Отважные авантюристы, впрочем, как и захватившие военное судно пираты, не могли знать, что несколько дней назад капитан фрегата «Ровера» написал письмо начальнику порта с требованием немедленно заменить ослабшие крепежи катапульт. Болты, которыми крепились орудия к палубе, не выдержали продолжительной стрельбы, а потом еще и сильного крена. Огромные и тяжелые боевые механизмы покатились по палубе, сметая или давя все, что попадалось у них на пути, в том числе и призраков джентльменов удачи.
- Я не соврал, мне действительно жаль Убия. В принципе он далеко не худший из людей, что мне доводилось встречать. Корыстный, амбициозный, вздорный, трусливый, пресмыкающийся и заискивающий перед теми, в чьих руках сила и власть, готовый торговать совестью, чтобы выжить, в общем, типичный имперец, хотя искренне ненавидит и страну, в которой живет, и тех, кто ею правит. Когда в руки таких людей попадает могущество, они превращаются в самых жестоких тиранов, заставляют подданных пресмыкаться еще больше, кланяться еще ниже, чем делали это они. Грустно это все, ох как грустно!
- Давай потом погрустим, ближе к делу! - поторопил пустившегося в философствования подростка Мансоро.
Намбиниэль сам не любил спешки, но никак не мог избавиться от ощущения, что вот-вот в трюме появится маг со своими творениями, и великая загадка прошлого, на пороге открытия которой они сейчас находились, так и останется неразгаданной.
- Ты был прав, когда отдал свиток в руки Мадериуса, он хороший ученый, - не обращая внимания на замечание, продолжал свою речь Нивел. - Ученые движут человечеством, как, впрочем, и любой другой цивилизацией. Только они осмеливаются ставить под сомнение догмы и прописные истины, они попирают правила жизни и пишут вместо них новые, от этого, кстати, сами и страдают. К настоящему ученому слава всегда приходит посмертно, современники их и не понимают, и боятся, как зараженных чумой.
Юноша был опечален, и, наверное, именно поэтому по его щеке вдруг пробежали разноцветные разводы, хотя, возможно, сказывалась близость морской воды, отнимающей много сил и затрудняющей сохранение существом привычной внешней формы.
- Но ученые не всесильны, они только исследуют этот мир и многое в нем не могут понять. Наталкиваясь на новое явление, они пытаются измерить его привычными мерками, силой впихнуть в выстроенную уже ранее систему ценностей.
- Хватит заливать, к делу давай! - не вытерпел заумствований Карвабиэль.
- Ладно, для таких недотеп, как вы, скажу проще! - На лице Нивела вдруг выступили багровые прожилки. Юноша сердился, а его кожа, над цветом которой он ослабил контроль, была чем-то вроде индикатора эмоций. - После первого неудачного эксперимента Убий понял, что совершил ошибку. Он догадался, что причина несоответствия результата ожиданиям крылась в том, что мир за много веков изменился, но подошел к проблеме узко, слишком «профессионально», греша на изменение состава ингредиентов смесей. «Вишня сейчас совсем не та по набору компонентов, чем плоды внешне точно такого же дерева, растущего лет двести-триста назад на том же самом месте…» - процитировал Нивел слова мага, сказанные при беседе с эльфами в Баркате, притом юноше удалось точно скопировать и голос мага, и его интонации. - Принцип подхода был правильным, но последующее сужение круга поиска и зацикливание на химическом составе веществ привели исследование совсем не к тем результатам. Спросите извозчика, что движет миром? Он не задумываясь вам ответит, что цены на овес. Купец неустанно воздает хвалы свободной торговле, король заботится лишь о славе и власти, а жрица любви… ну, вы все взрослые, вы все понимаете, что для нее центр мироздания. Чтобы понять причину ошибки, Мадериусу нужно было ненадолго отвлечься от колб с растворами и просто внимательно посмотреть по сторонам. Даже название манускрипта было переведено на эльфийский неправильно, не в том значении, которое изначально вкладывали в него уркалы. Магу надо было понять основополагающее различие между уркалом, эльфом и человеком, а уж только потом приниматься за работу.
- И в чем же оно? - Мансоро заинтересовал ход мыслей существа, теперь уже не казавшихся слишком абстрактными и не относящимися к делу.
- Вначале был тот, кто создал этот мир. Кто он таков и какова его среда обитания, не спрашивайте, не знаю. Он не всесилен и поэтому похож на купца, которому приходится тщательно взвешивать каждый шаг и внимательно следить за доходной и расходной сторонами своих операций. Его прибыль, его, так сказать, торговый интерес - энергия наших мыслей: мы постоянно думаем о чем-нибудь, наши мозги работают, и в результате их трудов образуется некая субстанция, вам не заметная, но крайне необходимая для нашего творца весь мир - огромное поле, на котором кто-то, по вашим меркам всесильный, регулярно собирает урожай. Сначала мир населяли лишь неразумные твари, хотя термин «неразумный» весьма относителен и некорректен. Любое животное разумно, поскольку оно мыслит и имеет мозг, вырабатывающий энергию. Однако проблема в том, что затраты на содержание огромного поголовья неразумных тварей были чрезвычайно высоки, а энергии от них поступало крайне мало. Ну, к примеру, как виверийское пиво: у пивовара уходит центнер хмеля на варку всего одного бочонка, да и вкус, честно говоря, поганый.
- Знаем, - поморщился Карвабиэль, которому явно приходилось пробовать иноземную отраву.
- Неэффективность технологии - основная причина появления в мире разумных существ, а последующая смена цивилизаций - всего лишь усовершенствование механизмов и технологических процессов. Вы только взгляните на себя! - Нивел обратился сразу ко всем мужчинам. - Между вами не так уж и много внешних различий, главные особенности скрыты внутри. - Существо похлопало пальцем по собственному виску. - Непохожие друг на друга типы мышления обусловлены лишь тем, что скрытые в ваших черепных коробках механизмы работают немного по-разному. Создателя не устраивал низкий уровень получаемой прибыли от животных, нужен был более эффективный механизм, и он создал легендарных уркалов. Они были чрезвычайными индивидуалистами, понятие «общество» для них вообще не существовало. В голове каждого уркала была сокрыта целая вселенная, вырабатывающая мощный энергетический поток. Животные стали играть лишь второстепенную роль, роль пищи для производителей энергии мысли. Доходная часть божественного производства резко возросла, но значительно увеличились и расходы. Каждый уркал походил на карету, способную развить хорошую скорость, везя большой груз, но которую нужно было постоянно поддерживать в надлежащем состоянии: менять колеса, рессоры и прочие части. Когда купцу удается повысить доходы, его мысли движутся уже в ином направлении, он хочет снизить расходы. Уж слишком быстро стала развиваться цивилизация уркалов, слишком быстро истощались ресурсы: исчезали животные, вырубались леса, мир засорялся шлаками.
- А где же они теперь, эти шлаки? - скептически заметил граф Карвол, пока еще не до конца доверявший рассказчику.
- Среди них вы сейчас и живете, что для уркала отходы, для вас - нормальная среда обитания. Но дело не в этом, а в том, что уркалы вымерли, а их место заняли эльфы, более экономичные создания. Один эльф производит в два-три раза меньше энергии, чем уркал, но в то же время потребляет раз в двадцать меньше природных ресурсов, поэтому и популяция эльфов была в несколько раз многочисленней.
- Ну и чем же мы, эльфы, не угодили твоему Создателю? - усмехнулся Мансоро, в душе веривший Нивелу, но чувствующий себя оскорбленным, жалким, неодушевленным предметом или домашним скотом. - Почему он решил заменить нас на людей?
- Ну почему же моему и почему не угодили? - развел руками Нивел. - Вы хорошо отработали свой век, но на смену вам пришли более совершенные механизмы.
- Ага, опять старая песня о человеческом превосходстве! - возмутился Карвабиэль, все-таки любивший свою эльфийскую половину больше, чем человеческую.
- Ничего подобного, скорее у присутствующего здесь человека есть повод обижаться, а не у вас.
Нивел посмотрел на Совера, ожидая возмущений с его стороны, но тот только махнул рукой. За свою жизнь граф Карвол выслушал столько гадостей, что одной больше, одной меньше, не имело значения.
- Человек более совершенен и универсален с точки зрения Создателя, но не нас, живущих в этом мире. Человеческий мозг вырабатывает чуть меньше энергии, чем эльфийский; их организмы потребляют приблизительно одинаково продуктов окружающей среды, но зато Создатель изобрел новый способ сбора энергии, позволяющий значительно экономить и время, и усилия. Если раньше энергия поступала от каждого индивидуума в отдельности, то устройство человеческого мозга позволяет создать, так сказать, некий искусственный накопитель, коллективный разум, мощный и многофункциональный энергетический агрегат. Ведь разбойнику гораздо проще ограбить одного богача и отобрать у него сразу тысячу сонитов, чем напасть на сто бедняков и забрать у каждого лишь по пять жалких монет.
- А почему по пять, а не по десять? - удивился сторонник точных расчетов Карвабиэль.
- Потому что деньги к деньгам, а мозги к мозгам, - пошутил Совер, даже не догадываясь, как он прав.
- Именно так, граф, оно и есть. Коллективный разум накапливает в себе энергию как ныне живущих, так и ушедших поколений. Он сам способен мыслить, и поэтому Создатель переложил на него ряд рутинных, вспомогательных функций. Дальновидный кузнец, купивший у гномов гидравлический молот, реже появляется в кузне и совершенствуется в мастерстве, позабыв о тяжелой, определенно нужной, но чрезвычайно утомительной работе. Коллективный разум людей регулирует численность популяции, заботится об ее здоровье и защите от внешних врагов.
- Ага, навроде нас, - хмыкнул Мансоро.
- Эльфы уже давно перестали представлять для человечества угрозу, и ты это прекрасно знаешь, Намбиниэль, - с искренним сочувствием в голосе произнес Нивел. - Вы морально устаревшие, но еще работающие механизмы, вам позволено спокойно дожить свой век. Прошу не обижаться, такова уж жизнь. У любого создателя весьма прагматичный, потребительский подход к своим творениям, достаточно посмотреть, как господин Мадериус обращается со мной.
- Ладно, ты многое наболтал: и о человечестве, и об эльфах, и об уркалах, которых никто никогда не видел, но не ответил на интересующие нас вопросы. Кто ты сам таков, что замышляешь и где манускрипт?! - Совера было трудно сбить с толку и отвлечь путаными речами от главной цели беседы.
- Вы же не знали всего того, что я «наболтал». Как не умеющему читать и писать объяснить, что такое грамматика? - развел руками Нивел, по чьему лицу уже начинали бегать разноцветные круги, зигзаги и прочие фигуры. - Теперь вы знаете основы, теперь вы поймете, что… - с губ Нивела слетел целый ряд чуждых любому современному языку гортанных звуков, -…хоть и был переведен, как»Деминоторес», то есть как «пронзающий время и пространство», но на самом деле это раздражающее слух слово уркальского языка обозначает нечто другое, скорее уж «обновляющий сам себя». Древние уркалы действительно нашли способ путешествовать и во времени, и в пространстве, но совершенно не так, как вы себе это представляете. Они не призывали никакого сказочного джинна, они дублировали сами себя, обновляли, то есть подлечивали, свой поврежденный организм. Как я уже сказал, уркалы были индивидуалистами, каждый из них имел собственный энергетический канал. Если уркал получал ранение или заболевал, то это непременно отражалось и в исходившей от его мозга энергии. Он просто копировал структуру потока до начала болезни и переносил ее в настоящее, только изменив направление, оказывая обратное воздействие на мозг, который в свою очередь быстро приводил к стопроцентной идентичности исходящую и входящую информацию, подстраивая организм под обновленные данные и устраняя, таким образом, телесные повреждения. Потерянные конечности всего за несколько часов вырастали заново, лысина обрастала волосами, простуда оканчивалась через час, от силы два, после появления первых симптомов. Убий сделал все правильно, но уркалов больше нет, нет и отдельных энергетических каналов, есть только коллективный разум человечества, к которому никогда не поступали такие запросы. Естественно, разум начало будоражить, он судорожно пытался сообразить, как среагировать на некорректно введенные данные, да к тому же еще на чужом языке. Наверное, я чересчур мудрено объясняю? - вдруг спросил Нивел, огорченно взирая на каменные, сосредоточенные лица слушателей, переставших вдруг неуместно шутить и подгонять его. - Но я и так утрирую и упрощаю до безобразия, проще уже нельзя, некуда!
- Нет, что вы, нам все понятно, - ответил за компанию Мансоро, проникшись уважением к сидевшему напротив него существу, пытавшемуся буквально на пальцах объяснить им, необразованным дикарям, как устроен мир. - Только очень горько осознавать, что именно моя глупость привела к страшным, необратимым последствиям. Я догадывался, что делал что-то не то, но, к сожалению, испугался слишком поздно…
- Покуда существует рецепт, всегда найдется кто-то, кто захочет им воспользоваться: в корыстных или благих целях, не важно, миру от этого ничуть не легче. Но неужели ты действительно думаешь, что как-то смог навредить коллективному разуму? Неужели полагаешь, что всего лишь семь странных, несуразных сигналов смогли расстроить работу почти идеального, саморегулирующегося организма? К сожалению, мне очень сложно вам это объяснить. О некоторых моментах я вообще не решаюсь говорить, они еще долго будут оставаться за гранью вашего понимания, но все-таки осмелюсь привести наглядный пример, хоть и не совсем точный. Когда ящерицу ловят за хвост, она его отбрасывает, а потом отращивает заново. Примерно то же самое произошло и во время экспериментов Мадериуса. Коллективный разум локализовал пораженные чужеродным сигналом участки и избавился от них.
- Так, выходит, ты и есть?.. - Соверу первому открылась истина.
- Да, я тот самый несчастный хвост, щепка, отлетевшая от дерева при ударе топора, маленькая песчинка, случайно отколовшаяся от камня, - со слезами на глазах рассмеялся Нивел. - Я не чужак из иного мира, я даже никогда не жил, я всего лишь крошечная часть энергетической субстанции, как-то сумевшая выжить и адаптироваться к вашей агрессивной, враждебной для меня среде. День моего рождения был всего несколько месяцев назад, когда я впервые ощутил себя личностью и присвоил себе имя какого-то бедного баркатского малыша, которого мамаша слишком громко звала домой и требовала, чтобы он перестал пускать кораблики в сточной канаве. Убий прав, я Оно, я нечто, многое умеющее, обладающее информацией, которая не поместится ни в одной библиотеке. Я часть огромного месива, состоящего из обрывков мыслей миллионов людей, как живых, так и давно уже умерших, но знаете что, господа… - Нивел тяжело вздохнул и почему-то уставился на плывущий под ногами обрывок рыбацкой сети. - Я не помню, что было «там», но «там» мне было хорошо, а здесь, здесь очень паршиво, - честно признался Нивел и вдруг позеленел.
Убий говорил правду. Морская стихия отрицательно влияла на структуру инородной ткани. Деминоторес уже не мог поддерживать форму Нивела и постепенно превращался в маленького человечка, которых очень любят лепить из глины детишки, но только не коричневого, и не серого, а болотно-зеленого цвета.
- В вашем мире меня постоянно преследует боль. Каждая клетка собранной мною материи противится искусственному объединению, но это не самое страшное. Телесные мучения можно терпеть, я даже могу их локализовать и отложить на время, но вот душевные муки… это настоящее бедствие! Когда я нахожусь среди людей, то слышу их мысли, даже вижу их. Примитивные, пошлые, подлые, мелкие, жалкие, корыстные… просто инфантильные, недоразвитые мыслишки. - Зеленый человечек наконец-то подобрал нужное слово. - Я чувствую себя, как праведник в толпе неисправимых грешников, но только в сотню, нет, в тысячу раз хуже. Граф, вы смеетесь?! Вам кажется это смешным?! - Существо внезапно вскочило и закричало, когда на лице Карвола появилась лишь легкая тень усмешки. - Вы со мной не согласны, так кто ж вам мешает проверить мои слова на собственной шкуре?! Проведите эксперимент, запритесь на недельку в комнате с буйно помешанными или поживите годик где-нибудь на далеком острове в стае диких горилл! Тогда вы меня поймете, ох как поймете, если, конечно, сами не сойдете с ума или не превратитесь в грязную, вонючую обезьяну!
Существо вдруг затихло и плавно опустилось на бочку, почти стекло.
- Я ненавижу ваш мир, но должен признать, некоторые индивидуумы в нем мне даже симпатичны, их мысли хоть и наивны, но честны. В сотне-другой безмозглых, но алчных и подлых ослов нет-нет да и найдется порядочный человек, или гном, или эльф…
Мужчины подумали, что Деминоторес погиб. Нелепый слизняк-человек растекся в зеленую массу, но вдруг вновь собрался и принял форму прежнего Нивела.
- Мадериус знает, что в море я слаб, но даже не догадывается почему, - весело рассмеялся паренек, к которому внезапно вернулись силы и даже появился намек на хорошее настроение. - Он думает, что дело в соленой воде, но на самом деле как раз этот фактор здесь абсолютно ни при чем. На меня дурно влияет не море, а низкая плотность присутствия в нем людей. Весь мир пронизан невидимыми энергетическими нитями. Люди живут на суше и умирают в основном там же, это их ареал обитания, там я могуч. Меня силой оторвали от коллективного разума, и как раз эти нити удерживают меня на земле, не давая вновь стать частью целого. Я специально отправился к морю, где их почти нет. Коллективный разум притянет меня к себе, как огромный магнит. Только здесь осуществима моя мечта, а я очень-очень хочу вернуться, сбежать из мира, который меня раздражает, который не мой. Капля супа хочет вернуться в кастрюлю, только и всего. Господа, не стройте таких печальных рож! У меня сейчас нет сил читать ваши мысли, но они видны по вашим лицам. Ничего трагического не происходит, уверяю вас. - Нивел попытался улыбнуться, но после произошедшей с ним недавно метаморфозы мимика лица окончательно расстроилась. Вместо того чтобы растянуться в улыбке, непослушные губы свернулись в трубочку. - Я устал, очень устал, господа, а вы как воды в рот набрали, все молчите и молчите. Давайте лучше вы будете спрашивать, а я отвечать - честно и открыто, врать мне смысла нет.
- Где манускрипт? - спросил Мансоро, первым отошедший от раздумий.
- Прокравшись в Библиотеку Торалиса под видом Мивека Фалсо, я выкрал и тут же уничтожил его. Сжег прямо в парке, а пепел как следует втоптал землю под деревом, на которое соизволил основательно помочиться очень-очень сердитый сторожевой песик. Эльфийская копия здесь, на корабле, в каюте капитана. Мадериус не расстается с ней, он зашил ее в свой пояс.
- Хорошо, что напомнил. Что с Мадериусом и его способностями? Как нам бороться с ним? - задал не менее актуальный вопрос граф Кар вол.
- А никак! Когда он перетащил меня в ваш мир, то произошло не только смешение, но и привязка материи. Часть моей субстанции передалась ему, я его донор, я подпитываю его, он об этом знает. Чем слабее я, тем сильнее он, только в Ниссе он смог материализовывать фантазии, притом за нехваткой своих украл чужие. Однако маг не догадывается, что, когда я уйду, а произойдет это очень скоро, то не станет и его. Мне его искренне жаль, но, к сожалению, поделать ничего нельзя. В принципе он уже сейчас почти умер, находится в бессознательном состоянии, в общем, пока еще дышащий труп. Его пираты уже распались, но корабль не потонет, не беспокойтесь об этом…
- Карина, то есть баронесса Лиор тоже погибнет? - спросил Мансоро, почему-то боясь услышать положительный ответ.
- Нет, - к облегчению троих мужчин ответил Нивел. - Недуг баронессы окончательно излечен. Я просто преподал ей жестокий урок, а не хотел убивать в глубине души еще не до конца испорченного человека. К тому же у придворной красавицы нашлись весьма незаурядные защитники, тягаться с которыми мне было бы сложно, да и не хотелось… Но не будем о грустном! Карина жива, здорова и, как я и надеялся, поумнела.
- Зачем? - неожиданно спросил Карвабиэль. - Зачем тебе нужны были лишние сложности? Ты уничтожил манускрипт и уже в этот же день мог оказаться в Ниссе. Зачем тебе понадобилось стравливать между собой имперских вельмож, влезать в мизерные и никчемные, по твоим меркам, интриги, тащить нас с собой к морю и устраивать эти нелепые гонки за мнимым бертокским агентом? Неужели желание напакостить и разогнать скуку было сильнее, чем та адская боль, которую тебе приходилось ежесекундно испытывать? Для чего ты играл нашими судьбами, переставлял нас, как пешки на шахматной доске?
- Я ждал этого вопроса и рад, что его задал именно ты, вобравший в себя лучшее и от эльфов, и от людей. - Нивел больше не делал попыток улыбнуться, не желая пугать собеседников, но от его взгляда исходило тепло. - У нас есть еще время, и я успею ответить, тем более что мои слова приятно удивят всех присутствующих. К сожалению, с нами сейчас нет еще одного участника погони за манускриптом, но я найду, найду способ рассказать ему правду, обещаю.
Никто из присутствующих не усомнился, что Деминоторес выполнит клятву, неизвестно как, но сумеет поделиться с отсутствующим слушателем тем, что он готов был сейчас им открыть.
- Я много раз пытался понять, что движет людьми, почему в головах подавляющего большинства рождаются лишь дурные, кособокие мысли. В Торалисе я посещал много мест, в том числе и храм. Люди там откровенней, они о чем-то просят небесные силы, рассказывают им свои беды, жалуются на судьбу и на этот жестокий, несправедливый мир. Народ не понимает двух прописных истин, поэтому расходует огромный потенциал своих душевных сил не в том направлении, впустую, как ремонтируемая карета, колеса которой крутятся, но она никуда не едет. Ведь пахарю по большому счету все равно, какой колосок на поле выше, а какой ниже, кто из его питомцев получает больше света и воды. Пчеловоду тоже нет дела, кто из пчел станет королевой улья, кто лучше обустроится в совершенно непонятной и не интересующей его жизни улья. Главное, чтобы пчелы давали мед, а колосья - зерно. Люди, как пчелы, они сами хозяева своей жизни, сами выбирают вождей и основывают государства, но только почему-то боятся самим себе в этом признаться, стараются перевалить ответственность со своих плеч или на небесные силы, или на правителей. А любое государство - это пресс, огромная отлаженная машина подчинения чужих душ своей воле. Оно выдавливает из человека или эльфа, не важно, все самое лучшее и выливает эти соки на помойку, оставляя в оцензуренных душах лишь зависть, злость, страх, ненависть, стремление к власти, иными словами, те низменные качества, при помощи которых легко управлять многоголовым стадом. И лишь немногим, очень немногим дано выдержать этот напор, сохранить в себе чистое и светлое, не стать такими же безропотными исполнителями чужой воли, как те, кто их окружает. Таким стойким личностям очень трудно приходится в жизни, их не понимают, их сторонятся, остерегаются или открыто ненавидят. Кроме того, какими бы крепкими ни были их убеждения, но всегда наступает момент, когда грызущий их изнутри червь сомнения подрывает их веру в себя, и они уступают, ломаются, превращаются в таких же рабов, как и все остальные. Мне было приятно встретить несколько сильных, не сломленных личностей. Вполне естественно, что захотелось им хоть как-то помочь: кому вернуть уверенность в себе, кому подставить в трудный момент дружеское плечо, а кому-то просто спасти жизнь и уберечь от роковых ошибок. Ради этого я и затеял эту игру, ради этой цели и терпел телесную боль, усугубленную необходимостью вариться в одном котле с пошлыми, примитивными мыслями серого большинства, проходившими, так или иначе, через мою голову. Я уберег вас от ошибок, господа, разве это не достойная цель? К примеру, вы, господин Мансоро, вы так скептически улыбаетесь, а ведь всего четверть часа назад не на шутку испугались, что совершили непоправимое. Если бы не то отвратительное зрелище, ну, тогда, утром в Мурьесе, то вы навряд ли поняли бы, как опасно взывать к потусторонним силам и разрушать пусть не идеальный, но все же порядок в мечте о чем-то новом.
К счастью, в трюме было темно, никто не увидел, как изменился в лице Мансоро. Эльф неожиданно понял, какую огромную услугу оказало ему это странное, необычно мыслящее создание, от какой страшной ошибки уберегло. Ведь если бы история с манускриптом закончилась в Торалисе, то он непременно попытался бы придумать что-то еще, раздобыть другой действенный инструмент для осуществления своих благородных, но разрушительных планов.
- Или вы, граф! Вы благородны, умны, решительны, в общем, до мозга костей положительны, почти как сказочный герой, но чересчур азартны, и однажды, если не будете более осторожным, обязательно попадете в беду. Такие люди, как вы, проходят через тысячу сложных испытаний, а потом по-глупому гибнут в пьяной драке или на поединке за честь дамы, которая скорее всего не будет достойна такой жертвы. Тогда, в лесу, возле вашего родового гнезда, мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы изменить ход событий и сохранить вам жизнь. Если бы не мое вмешательство, то ваш подвешенный на ели скелет уже давно бы обклевали вороны. Ты, Карвабиэль, мучаешь себя глупыми сомнениями и страдаешь оттого, чем должен гордиться. Парадоксально, не правда ли? Прибившись к компании эльфов, ты пытаешься быть самым эльфийским эльфом, и ненавидишь людей в два, а то и в три раза сильнее, чем твои собратья. Тебе нужно смириться, что ты не такой. Ты уникален, и многие из тех, кто попрекает тебя сомнительным происхождением, на самом деле просто завидуют, завидуют твоему умению выживать, твоей более близкой к природе натуре, позволяющей интуитивно чуять беду и опасность, да просто тому, что у тебя есть выбор: быть человеком или эльфом. Я мог бы рассказать о каждом из обеих компаний, как я им пытался помочь. - Дыхание паренька участилось, а его руки вдруг схватились за грудь. - Я пытался помочь каждому, кого считал личностью, а не безликой единицей из толпы. Надеюсь, что что-то мне удалось… - Мышцы юноши начали непроизвольно сокращаться, кожа менять цвет так часто, что глаза мужчин не успевали уследить за гаммой мелькавших оттенков. Нивел упал с бочонка в плещущуюся на дне трюма воду. - Идите на палубу, здесь… опасно!
Нивел не шутил. По тому, какие изменения происходили с его умирающим телом, было понятно, что через минуту или две Деминоторесу придет конец. Трое мужчин поспешили к лестнице. Каждый из них напоследок взглянул на предсмертные муки худенького паренька и, сдерживая слезы, мысленно попрощался с тем, перед кем был в неоплатном долгу.
- Мансоро! - выкрикнул Нивел, когда его тело уже начало превращаться в омерзительную слизь, над которой поднимались клубы белого пара. - Мадериуса не трогай, заразишься! - Паренек и сейчас, на последних секундах жизни предостерег эльфа, решившего вытащить из пояса мага копию манускрипта, от роковой ошибки.
Шторм стал затихать сразу, как только они поднялись на палубу. Вскоре корабль начал тонуть, черно-зеленая слизь, которой Мадериус снаружи покрыл корпус судна, начала растворяться, пропуская морскую воду между щелей прогнивших, плохо просмоленных досок.
Эпилог
Море успокоилось на удивление быстро, как будто кто-то всесильный заставил стихию усмирить свою неуемную прыть. Уже к десяти часам утра нельзя было сказать, что этой ночью бушевал сильный шторм. Волны устало шлепались о борта потрепанного «Бродяги», лишившегося почти всей оснастки и последнего паруса. Течение относило едва державшийся на плаву корабль обратно к берегу. Чудом уцелевшие путешественники распрощались с надеждой догнать ушедшую в сторону Карвоопольских островов барку и из последних сил боролись за собственные жизни.
Хоть пробоин в днище и не было, но вода непрерывно поступала в трюм. Команда упорно боролась за судно, вычерпывая соленую и ужасно холодную воду ведрами да черпаками. К полудню стало полегче, угроза пойти ко дну миновала, и авантюристы стали работать поочередно, в две смены, давая своим измотанным организмам немного отдохнуть.
Шум и беготня на палубе нарушили крепкий сон прислонившегося спиной к основанию мачты гнома. Пархавиэль медленно приоткрыл щелочки глаз. Прыгать от счастья, размахивать руками и визжать, как это делали остальные, у Зингершульцо не было ни желания, ни сил. Метрах в трестах от корабля на волнах раскачивалась небольшая весельная шлюпка, движущаяся точно в их направлении. В ней сидели трое мужчин, одним из них был граф Карвол, который, по словам Артура и Флейты, был убит на улицах Нисса. Зингершульцо не встал, не присоединился к общему веселью, и не потому, что в лодке не было хлипкого, болезненного паренька, ставшего за время странствия ему, сердитому, нелюдимому гному, настоящим другом, а потому, что на Пархавиэля вновь накинулась всесильная дрема. Она опустила веки и погрузила его в еще более крепкий сон, чем прежде.
Забытье продлилось не долее четверти часа. Когда гном открыл глаза, спасшиеся пленники мага только забирались на борт «Бродяги». Ни Артур, ни Флейта, ни остальные участники гонки за манускриптом так и не смогли понять, почему Пархавиэль необычайно спокойно выслушал печальный рассказ Мансоро и совершенно не загрустил при известии о смерти подростка. Они не могли знать, что во время сна Зингершульцо вновь попал на гномье застолье, что рядом с ним сидел Нивел, который все подробно и доходчиво объяснил. Смерть может оборвать жизнь, но не настоящую дружбу. Хоть Пархавиэль и остался один, хоть путь до Кодвуса и был далек, но по ночам к гному являлись умершие друзья, поддерживающие его в трудную минуту и щедро дарившие уже, казалось бы, окончательно потерянную веру в собственные силы.
Когда «Бродягу» наконец-то выбросило на песчаную отмель в трех милях юго-восточнее Нисса, потерявшая общую цель компания авантюристов разошлась. Фламер ушел тайно, ни с кем не попрощавшись. Голос из коммуникационной сферы оповестил его о не терпящем отлагательства деле. Анри пришлось срочно отправиться в северные провинции Империи и сменить кожаную куртку отставного лейтенанта береговой охраны на мундир имперского сержанта.
Троица эльфов направилась в Баркат, где их ожидало многообещающее свидание с подвалом Мадериуса, доверху набитым полученными от них же деньгами. В Джабон вернулась лишь Джер, не нашедшая в себе сил прозябать в маленькой, удаленной деревушке у озера, как Карвабиэль и Мансоро. Днями напролет полуэльф возился с детишками, то возводя неприступный форт, то строя лодочный флот и устраивая затем грандиозные баталии. Вечера неуемного Карвабиэля были полностью отданы прекрасному, он писал стихи и читал их при свете луны под окнами дочек местного барона и прочих высокопоставленных особ. Посмеивающийся над его пристрастием к детским забавам Намбиниэль, наоборот, занимался важным делом: разводил лошадей и учил ездить верхом миловидных крестьянских девиц.
Артур с Флейтой остались у моря, тем более что полученного от мага аванса с лихвой хватило на открытие во вновь отстроенном Ниссе небольшой гостиницы и, как ни странно, книжной лавки.
Граф Карвол дождался прибытия эскорта своих слуг и вместе с ними отправился на острова. Говорят, что при дворе он больше не появлялся, хотя герцог Лоранто лишь посмеивался, когда ему напоминали о гибели «опалившего крылья сокола», и довольно часто направлял курьеров на юг.
Кое с кем Пархавиэлю впоследствии еще довелось свидеться, о похождениях других гном иногда слышал и искренне радовался, что они еще живы и что они все те же, какими он их запомнил. Встреча с Анри Фламером произошла неожиданно, через семнадцать с половиной лет, в далекой стране под названием Кодвус. Там они были слишком заняты, чтобы предаваться воспоминаниям о былом.
Бесследно исчезла из жизни гнома лишь баронесса Лиор. Спустя два дня после шторма придворная красавица стала графиней Гилион, и у нее появились куда более важные дела, чем служба в имперской разведке.
notes
Notes
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Прозоров Александр
Майер Стефани
Посняков Андрей
Белоусов Валерий