Ярослав поморщился: опять не к нему первому приехал гонец с важной вестью! Опять князь поздно узнал о новостях! Не скрывая обиды, Ярослав сказал боярам:
– Гонцов, значит, без князя принимаете? А как в бой полки вести – к князю придете?
Посадник ответил с притворным смирением:
– Тот гонец от людишек худородных, от купчишек новоторжских. Куда ему прямо к князю соваться? По гонцу и честь… А вот в сенях у тебя большой гонец, от великого князя, по делам державным. Разве мы обижаемся? До великокняжеского гонца Господину Великому Новгороду дела нет…
«Так вот с чем пришли бояре новгородские! – догадался Ярослав. – Пришли сказать, что знают о великокняжеском гонце, а слушать его не хотят. Пусть, дескать, сам князь гонцу откажет! А что отказать теперь придется – видно. Не зря намекнул посадник, что Великому Новгороду до гонца дела нет! Ясно ведь, зачем пригнал великокняжеский гонец… Заранее, видно, сговорились не посылать на Сить полков… Хитро, хитро… Но и князь не простак! Буду настаивать, чтобы дали войско, громогласно о том говорить. Пусть все знают, что князь Ярослав-де хотел идти на подмогу к великому князю, да господа новгородская помешала! Пусть-ка покрутятся бояре новгородские!»
Глянул из-под бровей на посадника и тысяцкого – те стояли втянув головы в плечи, ждали княжеского гнева. Вспыльчив был князь Ярослав, мог и в шею вытолкать, не посмотрев на боярское достоинство.
Но князь Ярослав сказал неожиданно мирно:
– Большой совет соберите у владыки Спиридона. Будем вместе думать, как ответить великому князю, как Торжку помочь. Ступайте, бояре!
Посадский и тысяцкий вышли, недоуменно переглядываясь, так и не решив, понял ли князь их намек…
=2=
Большой совет собрался в архиепископских покоях при Софийском соборе. Узорные изразцы печей пыхали жаром – владыка Спиридон любил тепло. Бояре изнемогали от духоты, но не снимали богатых шуб – блюли свое боярское достоинство.
Кончанские старосты, хозяева четырех «концов» Великого Новгорода, были одеты попроще: суконные кафтаны, штаны, заправленные в высокие сапоги, наборные серебряные пояса.
Из уличных старост на совет званы были только немногие, самые уважаемые: Федор Путятич и Василий Засека, ходившие в прошлые года с князем Ярославом в Киев, да Глеб со Щитной улицы. Стояли старосты тихо, скромно, но бояре поглядывали на них с опаской. Между господой все было обговорено заранее, а эти, уличные, еще неизвестно на какую сторону встанут. Это здесь, в архиепископских покоях, их голос не больно слышен, а ну как после к вечу воззовут?! Хлопот не оберешься…
Уличные старосты, чувствуя косые взгляды бояр, остановились поодаль от архиепископского кресла. Помалкивали. Но видно было, что цену себе знают. За каждым две, а то и три сотни молодцов, которые в случае чего все вече перевернуть могли. Бывало так, прости господи грехи наши, неоднократно…
Вошел архиепископ Спиридон, высокий старец с желтым усохшим лицом. Сел в кресло под образами. Цепкие худые руки, вот уже девятый год крепко державшие буйный Новгород, неподвижно лежали на резных ручках кресла. Золотой крест на груди владыки не шелохнется – будто и не дышит архиепископ, погрузившись в думы.
Вошел князь Ярослав Всеволодович. Бояре поднялись с лавок, разом поклонились. Князь принял благословение от владыки, стал рядом с его креслом. В полном ратном доспехе, с мечом предков своих – первых Рюриковичей, высокий и крепкий. Бояре смотрели на него с надеждой и с опаской одновременно. Что и говорить, в тревожное время любо иметь такого удалого князя! Но и перечить ему трудно – страшен Ярослав Всеволодович во гневе. А не перечить нельзя, не всегда сходится княжеская дорога с боярской, а ныне бы точно разошлась, если бы заговорил князь о походе на Сить. Бояре знали, что Ярослав Всеволодович держит великокняжеского гонца на своем дворе.
Владыка Спиридон открыл большой совет. По обычаю, первым заговорил князь Ярослав. Он горячо убеждал бояр:
– Долго думать тут нечего! Надо посылать полки новгородские к Сити-реке, на подмогу великому князю Юрию Всеволодовичу. Дело общее, великое, зазорно Господину Великому Новгороду оставаться в стороне. Не на своих братьев единоверных, единокровных меч поднимаем, а на татар-язычников, христианской веры хулителей!
Владыка Спиридон согласно кивал, слушая богоугодные слова. Биться с иноверными, язычниками – что почетней для христианина? Глядя на архиепископа, не перечили открыто и бояре.
Посадник Степан Твердиславич с беспокойством поглядывал на Спиридона: «Чего ж молчит владыка? Ведь обо всем договорились! Неужто передумал?!»
Но посадник беспокоился напрасно. Когда князь Ярослав Всеволодович закончил свою речь, прослезившийся было владыка спокойно вытер тряпицей глаза, проговорил рассудительно:
– На святое дело зовет князь Ярослав, на святое. Но я, пастырь Господина Великого Новгорода, и о своей пастве позаботиться должен. Пусть скажут бояре, безопасно ли посылать новгородские полки в этакую даль, не останется ли паства моя без защиты…
Бояре только того и ждали, наперебой заговорили, что воинство царя Батыги уже подступает к новгородским рубежам, что время пришло высылать крепкие сторожевые заставы на Селигерский путь, готовить город к осаде, ратников на стены поставить.
– И вотчины наши не грех воинством оборонить, – вставил свое веское слово посадник. – В вотчинах богатство новгородское, в вотчинах…
Тысяцкий, загибая пальцы, считал, сколько воинов потребуется в заставы на Селигерском пути, сколько на стены, сколько по волостям, сколько в запасе держать – без запасной силы некрепка рать. Выходило, что и посылать-то на Сить некого, все люди нужны дома…
В одном пошли бояре на уступку князю Ярославу: разрешили собирать охочих людей, кои сами пожелают идти на подмогу великому князю. Пусть Ярослав Всеволодович даст этим людям оружие и воевод. Владыка поход их благословит…
Уличные старосты молчали, пока бояре спорили с князем. Так и ушли, не проронив ни слова. По душе или нет было им окончательное решение – оставалось только гадать. Посадник Степан Твердиславич и тысяцкий Никита Петрилович долго шептались наедине, придумывая, как поступить с уличными. И придумали.
На следующий день к городищу, где стоял княжеский двор, начали собираться охочие люди. Их оказалось немного: накануне по улицам до позднего вечера бегали боярские подручные – ключники, тиуны, холопы, – мутили народ страшными слухами, отговаривали:
– На верную смерть идете…
– Необорима сила татарская, на одного – тысяча, на двоих – тьма…
– Сгинул уже, сказывают, князь-то великий в лесах, воинство его все полегло…
– О дворах своих подумайте, люди! На кого бросаете?..
Многие из тех, кто собирался в поход, засомневались. Кинулись ко двору Федора Путятича, старосты Кузнецкой улицы. Федорова жонка Олена встретила людей у ворот, глаза заплаканные. Проговорила сквозь слезы:
– Отъехал соколик мой на Селигерский путь, к Игнач-кресту, в заставу сторожевую…
Метнулись к Василию Засеке, который тоже за поход ратовал, и того нет – услал его тысяцкий Никита Петрилович в заставу за Мету-реку.
Было о чем задуматься людям.
Князь Ярослав Всеволодович приказал отомкнуть подклети с оружием, дать мечи и доспехи всем, кто собрался в поход. Вывел на крыльцо дружинника своего Остромира, показал людям:
– Вот вам воевода. Кто решил идти к Сити – становись под его начало!
Ушла к Сити невеликая Остромирова рать. Меньше тысячи воинов послал на подмогу великому князю многолюдный Новгород. Все боярские дружины остались в городе. Не тронулся с места и княжеский полк.
Великий Новгород готовился к обороне. Со всех земель и пригородов сходились ратники: псковичи и ладожане, корела, ижора и вожане. Тесно стало в городе от великого множества ратных людей.
На Ярославовом дворище толпились воеводы, тысячники, сотники. Бояре притихли, слова поперек сказать боялись – время военное, князь всему городу голова!
Ярослав Всеволодович будто помолодел, почувствовав в руках власть и силу. Великая рать собиралась под его стягом, не было теперь более сильного князя на Руси! Куда равняться брату Юрию с поскребышами владимирского войска!
Марта в шестой день приехал гонец с селигерской заставы, от Игнач-креста. Староста Федор Путятич передавал словесно, что татары взяли град Торжок и посекли саблями без малого всех людей, а за теми немногими, что из града выбежали, гнались Селигерским путем и досекали, как траву. Но не большими ратями гнались татары – летучими загонами, и новгородская застава, что встала у Игнач-креста, меж двух озер – Соменского и Глухого, повернула их вспять. Гонец добавил, что татары приступали не сильно, постреляли из луков и повернули обратно к Торжку, по своим же следам…
– Не пойдут татары на Великий Новгород! – твердо сказал Ярослав Всеволодович. И, видя недоуменные лица бояр, пояснил: – От Торжка до Нова-города триста верст. Без малого две недели нужно большой рати с обозами, чтобы одолеть этот путь. Да и скоро ли соберет царь Батыга сию большую рать? По всей Низовской земле ведь татары рассыпаны… А весна близко. Оттепели дороги поломают, реки разольются. Потонут татары в новгородских болотах. Верно говорю вам, бояре: не пойдет царь Батыга на Новгород! Великое спасибо новоторжцам, что задержали татар на новгородском рубеже! Вечная им память!
Посветлели лица бояр и воевод, бывших в тот час в княжеской горнице:
– Избавил бог рукою крепкою Нова-город от неверных языцев!
Празднично загудели колокола. Народ толпами бежал к Софийскому собору, где архиепископ Спиридон служил благодарственный молебен.
Спасен Господин Великий Новгород!
Немногие из новгородцев задумывались тогда о цене спасения, о том, что не божье заступничество и не распутица заслонили Новгород, а пепелища Рязани и Владимира, окровавленные снега Сити, мужество новоторжцев и тех безвестных русских ратников, которые бились с татарами на стенах больших и малых городов, на засеках и проезжих дорогах, на околицах деревень и у крыльца своих изб. Каждая схватка вырывала из туменов хана Батыя воинов, малые потери складывались в большие, и не оставалось сил для последнего броска…
Князь Ярослав Всеволодович метался в лихорадочном ожидании, которое сжигает душу бессонными ночами. Он ждал двух вестей из Низовской земли: первую – о гибели брата Юрия, чтобы занять великокняжеский стол по праву старейшего теперь Всеволодовича, вторую – об отступлении царя Батыги обратно в Дикое Поле.
И обе эти вести вскоре пришли.
ГЛАВА 9. ВЕЛИКАЯ ОБЛАВА
=1=
Месяца марта в девятый день, в канун прилета жаворонков, когда день меряется с ночью, – вверх по Волге ехал отряд татарской конницы. По блестящим стальным доспехам, круглым китайским шлемам с лисьими хвостами у висков знающий человек без труда мог определить, что это не простые воины, а нукеры-телохранители высокородного хана.
Предводитель отряда, высокий худой воин в золоченом шлеме, внимательно оглядывал берега. Его угловатое широкое лицо, выдубленное зимними ветрами, было спокойно. И не такие поручения выполнял сотник личной охраны Менгухана, хотя и это доверенное ему дело было не из пустячных. Сотник искал место для общего совета ханов и темников, воевавших в лесной стране руситов.
Закончилась первая половина похода. Руситские деревянные крепости взяты и сожжены. Войско владимирского князя Юрья настигнуто в лесах и разбито. Тумены вышли на великую реку Итиль, широкую даже в верхнем течении, и уперлись в леса, через которые зимой не было дорог. Ханы должны решить сообща, куда направить войско: пробиваться на север к Новгороду или отойти в степь.
Военный совет нельзя собирать в городе оседлого народа. Деревянные стены руситских жилищ помешают ханам услышать голос богов. Войлок юрты и небо над головой – вот прибежище мудрости!
Но мало в этой лесной стране открытых равнин, где можно было бы поставить юрты ханов, предводителей войска, и обеспечить безопасность драгоценных жизней потомков Чингисхана. Второй день ехал сотник, оглядывая волжские берега, но подходящего места не нашел. Бесконечные леса тянулись вдоль Волги. Деревеньки тесно прислонялись к береговым обрывам.
Возле устья речки Медведицы всадники остановились. Просторная поляна, поросшая мелким кустарником, привлекла внимание сотника. Место было светлое, открытое – леса отступили от Волги, полукругом чернея вдали.
Сотник сказал коротко:
– Здесь!
Сопровождавший его юртджи, знаток удобных для войска дорог и стоянок, поднялся с речного льда на поляну, объехал ее всю – от пологого берегового ската до дальних лесов, и, вернувшись, согласился:
– Место безопасное. Поспешим к хану…
На поляну приехали воины из тумена Менгухана, окружили ее плотным кольцом юрт. В середине, в отдалении от юрт воинов, были поставлены шатры для ханов. Во все стороны разъехались конные дозоры: войско князя Юрья разбито, но по лесам еще бродят вооруженные руситы, которые нападают на обозы и даже на небольшие отряды.
Начали съезжаться ханы, каждый с многочисленными нукерами-телохранителями.
Из ситских лесов приехали Менгухан и полководец Бурундай. Они привезли самые дорогие трофеи: голову князя Юрья и захваченный в битве великокняжеский стяг.
От Костромы и Ярославля приехали ханы Кадан и Бури, воевавшие на Волге. Нукеры их охраны были одеты в богатые шубы, взятые в торговых волжских городах.
Из Переяславля-Залесского прибыл мрачный Гуюкхан. Его тумен потерял под стенами почти половину воинов, а добыча оказалась небольшой.
Батухан на совет не приехал. Он приводил у Торжка в порядок свое расстроенное многими сражениями войско. Сказочно богатый Новгород неудержимо манил его, но войско собиралось медленно, воины устали, кони ослабли из-за плохого корма (дерзкие жители Торжка перед смертью подожгли амбары с зерном!), и предводитель войска не решался без одобрения остальных ханов начать поход на север. Потому-то и велел он собрать большой совет, на который отправил любимого брата, хана Орду. Об этом хане было известно, что он – язык и уши самого Батухана. Ему он и приказал оповестить ханов: как те решат, так и пойдет войско…
В шатер, где совещались ханы, были допущены немногие.
Тысячники и даже темники, закутавшись в шубы, сидели у костров возле шатра, терпеливо ждали решения ханов. Ветер раскачивал шелковые кисти на семи углах шатра Менгухана. По небу низко бежали облака. Коченея на морозном ветру, тысячники и темники переговаривались:
– Говорят, Батухан поведет тумены к богатому северному городу, который сами руситы называют великим.
– Если этот город действительно великий, то в нем много не только богатства, но и воинов. А наши тумены не собраны вместе. Разумно ли рисковать?
– Кони ослабли, воины утомились в битвах.