=3=
Облачка пыли, как гонимая суховеем степная трава перекати-поля, побежали над дорогами. Спешили гонцы из Москвы в Тверь, из Твери в Переяславль, из Переяславля в Москву, и снова из Москвы в Тверь, невидимыми нитями связывая князей-союзников.
Накануне дня Аграфены-купальницы [23 июня.], когда добрые христиане парятся в банях и с песнями окунаются в летние воды, московские и тверские дружины сошлись возле Переяславля, простояли ночь в поле за рекой Трубеж и пошли дальше, присоединив к себе переяславскую конницу.
Конное войско князей двигалось походным строем. Посередине, в большом полку – Михаил Тверской, в полку правой руки – Даниил Московский, в полку левой руки – Иван Переяславский. И не понять было, на мирные переговоры следуют князья или на битву, – такой многочисленной была рать и так оберегали ее со всех сторон крепкие сторожевые заставы.
Еще одна рать – пешая, судовая – побежала к городу Владимиру по Клязьме. Задумана была эта рать как потаенная, на крайний случай. Ладьи плыли ночами, а днем прятались в безлюдных местах, в заводях и в устьях малых речек.
Даниил Московский, Михаил Тверской и Иван Переяславский приехали к Владимиру позднее остальных князей. Почти все просторное Раменское поле было уже занято воинскими станами.
На левом краю поля, примыкавшем к речке Лыбедь, разместились удельные князья. Их разноцветные шатры стояли как будто бы кучно, но если приглядеться – каждый наособицу, каждый в кольце обозных телег, каждый под своим княжеским стягом, вокруг каждого свои отдельные караулы.
Возле самой городской стены поставили свои богатые шатры Федор Ярославский и Константин Ростовский, даже местоположением своим являя тесную дружбу с великим князем Андреем. Их многолюдные станы как бы прикрывали стольный Владимир от возможных врагов.
А посередине поля, в удалении от тех и от других, притаился за черными юртами и густыми цепями лучников ордынский посол Олекса Неврюй.
Только правый край поля, между Волжскими воротами и пригородным Вознесенским монастырем, оставался свободным. Этот край упирался в обрывистый берег реки Клязьмы, и князь Даниил порадовался, что вовремя послал по реке судовую рать. Без ладей это место было опасным, отбежать некуда…
Князь Даниил поднялся на курган, насыпанный у речного берега в незапамятные времена вятическими старейшинами, окинул взглядом поле.
«Будто на рать собрались князья, – подумал он. – Все пришли с большими полками, обгородили станы свои надолбами да рогатками…»
Но кто с кем будет на этом поле ратоборствовать?
Выходило, что все против всех. Желания собравшихся здесь князей были настолько противоположными, что ни о каком единении не могло быть и речи!
Великий князь Андрей Александрович мечтал подмять под себя западные города, поднявшиеся за последние годы: Тверь, Москву, Переяславль.
Московский, тверской и переяславский князья хотели оборониться от великого князя и обессилить его, лишить подлинной великокняжеской власти.
А остальные удельные князья не желали ни того, ни другого. Им одно было любо: чтобы оставили в покое их глухоманные удельные берлоги. Как это говаривал на людях Василий Константинович Галицкий и Дмитровский, старейший из удельных князей? «Противоборствовали раньше Андрей со старшим братом своим Дмитрием – хорошо. Противоборствует нынче Андрей с младшим братом своим Даниилом, с племянником Иваном да с тверским родичем своим Михаилом – тоже неплохо. И у Андрея руки связаны, и у тех сильных князей. Возблагодарим бога, братия, за милость сию! До скончания века было б так! Новизна пагубна, за старину держаться надобно. Аминь…»
Ни к великому князю не пристанут удельные князья, ни к соперникам его!
Значит?
Значит, дело все в ханском после Неврюе!
А ханский посол забился в свой белый шатер и молчал. Принимал от всех подарки, и опять молчал. Но если хорошенько подумать, то и по молчанию посла можно догадаться, с чем он приехал на Русь…
«Войско сильное есть за Неврюем? – прикидывал Даниил. – Как видно, нет сильного войска. В юртах больше тысячи-двух воинов не спрячешь. Значит? Значит, посол не воевать приехал. А если не воевать? Если не воевать, то мирить князей. Значит, можно поторговаться, война послу Неврюю не нужна…»
Так думал князь Даниил или не совсем так, кто знает? Но Михаилу и Ивану он советовал держаться перед ханским послом уверенно:
– Андрей нас к суду перед ханским послом притянуть хочет, а мы ответно его неправды покажем! Еще неизвестно, на чью пользу суд перед послом обернется!
Шатер посла Неврюя – просторный, выложенный пушистыми коврами – тоже был подобен ратному полю, на котором каждый из противников знал свое место.
Посередине шатра, на широком ложе, в шелковых подушках, подпиравших его короткое, закутанное в полосатый халат туловище, – возлежал посол Олекса Неврюй. На круглом желтом лице не глаза – щелочки, да и те прикрыты веками. Не поймешь даже – то ли дремлет посол, то ли просто не желает глядеть на беспокойных русских князей.
Тихохонько сидят на резных стульчиках чернецы-миротворцы, владимирский епископ Семен да сарайский епископ Измайло. Оба иссохшие, неземные, отрешенные, на лицах – благостность, снисхождение к суетности мирских дел. Будто с иконы сошли – святые угодники по виду…
По правую руку от посла – великий князь Андрей Александрович и его первые служебники Федор да Константин. Грозно хмурят брови, под кафтанами – неживые складки кольчуг, у пояса боевые мечи.
А по левую руку – Даниил Московский и Михаил Тверской. Стоят плечо в плечо, будто братья единокровные, оба молодые еще, рослые, светловолосые, решительные, как поединщики перед боем. И Иван Переяславский возле них, на полшага лишь отстал. Но так оно точно бы и полагалось: ведь Иван среди них младший. На бледном лице Ивана отчаянная решимость человека, перешагнувшего через свой страх и готового на любой, даже безрассудный по смелости поступок. Даниил еще не видел таким своего слабого племянника и порадовался. Хорошо защищать того, кто сам готов себя защитить, как сегодня Иван…
А поодаль от соперников, возле самого входа, молчаливая кучка удельных владетелей. Стоят тихо, почтительно, всем видом своим являя, что люди-де они малые, сторонние, как старшие князья решат, с тем и согласятся. Будто бы есть они в шатре, но будто бы и нет, столь смиренны…
На удельных князей никто и не смотрел. Все взгляды на Андрее, на Данииле, на Михаиле Тверском. Это они собрались спорить перед незрячим, окаменевшим Неврюем.
Андрей кричал, взмахивая кулаками, наматывал действительные и мнимые вины, звал бога в свидетели, и снова сыпал проклятиями, но крики его как бы проходили мимо ушей Даниила. Не в обличениях было дело. Вмешиваться в межкняжеские счеты ханскому послу недостойно, вот Неврюй и делает вид, будто дремлет. Серьезно другое: ярлык хана Тохты на Переяславль. Но до ярлыка Андрей еще не дошел, приберегал на конец…
Даниил молча смотрел на разгневанного старшего брата. «Постарел братец, поусох… Клыки как у волка выперли… А злости-то, злости… Так бы и проглотил живьем… Да не проглотишь Москву, нет, уже не проглотишь… Костью поперек горла встанет!..»
Рядом шумно дышал Михаил Ярославич Тверской, сжимал побелевшими пальцами рукоятку меча. Переступал с ноги на ногу Иван – присмиревший, растерянный. Ненадолго же хватило племяннику задора!
– Но больше того вина Даниила и Михаила, что непокорны воле царя ордынского, к ярлыку со смирением не идут, но делают поперек! – взвинтил голос до визга великий князь Андрей.
Посол Олекса Неврюй приподнял веки, уставился неживым давящим взглядом на московского и тверского князей. Что-то сейчас будет?
Даниил решительно шагнул вперед, поклонился послу:
– Велик и справедлив хан Тохта! Великий и справедливый не карает невиновных! Князь Андрей добыл ярлык неправдою, без наследника Ивана. Да выслушает хан другую сторону! Пусть рассудит в глаза, а не за глаза, как судят справедливые! А мы, покорные слуги великого хана, волю его исполним непрекословно!
– Пусть великий хан допустит Ивана пред очи свои и рассудит правду! – поддержал союзника Михаил Тверской.
Так были сказаны слова, которыми Даниил надеялся разрушить замыслы великого князя Андрея, а если и не разрушить, то надолго отсрочить их исполнение. Путь в Орду не близкий, когда еще вернется оттуда Иван!
Понял это и великий князь Андрей. Вспылив окончательно, он потянул из ножен меч. Следом за ним обнажили мечи князья Федор и Константин, медленно двинулись на Даниила.
С поднятыми вверх крестами встали между противниками епископы Семен и Измайло:
– Опомнитесь, князья! Грех смертный! Не бывало крови на съездах княжеских! Не берите кровь на душу свою!
– Посторонись, отче! Твое дело духовное! – выкрикивал Андрей, пытаясь оттолкнуть епископа Семена.
– Опомнись, княже!
Посол Олекса Неврюй неприметно повел указательным пальцем.
Ордынский сотник, до этого безучастно сидевший в углу ударил плетью по медному кругу.
Из-за развешанных ковров, из-за сундуков, стоявших вдоль стен шатра, из-за откинутых позади посольского кресла полосатых пологов выскочили нукеры, скрутили локти князьям-соперникам, растащили их в стороны.
Удельные владетели качнулись было к выходу, но там тоже стояли татарские воины.
По знаку Неврюя нукеры отпустили князей и снова исчезли, будто растворились в стенах шатра.
Ханский посол заговорил тихо, почти шепотом, но слова его, повторенные громогласным половчанином-толмачом оглушали:
– Ссора недостойна правителей, больших и малых… Обнаженный меч должен разить… Иначе меч покрывается позором… Тохта-хан справедли и милостив… Он не будет наказывать князей за недостойную ссору… Дайте хану подарки сверх прошлых, и ссора будет прощена… Пусть князья слушают великого князя Андрея… Пусть князь Андрей не обижает их несправедливостью… Не послушавшие сего погибнут… Пусть князь Иван идет в Орду, сам просит хана о своем княжестве… Я все сказал…
Посольский битикчи протянул Ивану серебряную пайцзу.
– Поторопись, княже! – крикнул Даниил племяннику. – Отъезжай в Орду немедля. В ладьях поезжай, Волжским путем. Мы с князем Михаилом побережем до суда твою отчину…
Иван, оглядываясь то на Даниила, то на ханского посла, направился к выходу. Татарские воины расступились, пропуская его.
Долго еще говорили князья перед лицом сонного Неврюя, распределяя жребии ордынской дани, устанавливая сроки сбора серебра. Но говорили как-то лениво, пререкались больше по привычке, чем из-за дела. Главное было уже решено: великий князь Андрей Александрович проиграл, Переяславское княжество опять уплывало из его рук. Даже на угрозу великого князя, гневно брошенную им в лицо Даниила: «Не радуйся, не кончен спор!» – мало кто обратил внимание. Князья торопились разъехаться по своим уделам, не скрывая облегчения. «Слава те господи, осталось все по-прежнему!»
Опустело Раменское поле.
Первыми ушли москвичи и тверичи, к которым присоединилась по дороге переяславская конная рать. Сам князь Иван поехал в Орду с малой дружиной, оставив большие полки беречь город.
Даниил не забыл угрозы великого князя Андрея. Московские, тверские и переяславские полки, не расходясь по селам, свернули к Юрьеву и остановились в поле, прикрывая Переяславское княжество. Сюда же приплыла рекой Колокшей пешая судовая рать.
Предосторожность оказалась не напрасной.
Не прошло недели, как сторожевые заставы известили о приближении великокняжеского войска.
Без малого дела не дошло до сечи. Уже и поединщики сшиблись промеж полков, и лучники расстреляли первый запас стрел. Но дрогнул великий князь Андрей, видя решимость москвичей, тверичей и переяславцев, дождался ночи и в темноте отбежал прочь, бросив в стане своем горящие костры.
Узел вражды затянулся еще туже.
ГЛАВА 5. ЧЕРНЫЙ ГОД
=1=
В лето от сотворения мира шесть тысяч восемьсот шестое [1298 год.] летописцы будто забыли о Москве, о князе Данииле Александровиче Московском.
Казалось, совсем недавно имя Даниила было у всех на устах. Москва бряцала оружием, гордо противостояла стольному Владимиру, рассылала в разные стороны конные и судовые рати, и вдруг – затихла, притаилась за своими лесами.
Постоянный противник московского князя – великий князь Андрей Александрович – в прошлые годы ездил в Орду за ярлыками, собирал князей на съезды, грозил войнами непослушным, а теперь и о нем сказать было нечего. Надломила великого князя Андрея неудача, и не мог он собрать новые рати, потому что запустевало его собственное Владимирское княжество: слишком много людей ушло к Москве, к Твери, а то и еще дальше, за Волгу. А без богатства и многолюдных полков велика ли цена великокняжескому столу?
Оставляли великого князя его прежние служебники. Даже князь Федор Ярославский перестал наезжать в поскучневший Владимир, промышлял новые вотчины сам по себе, отдельно от Андрея. Видно, не надеялся больше, что великий князь может помочь…
Если чем и оказался богат этот год, то разве только стихийными бедствиями, пожарами да небесными знамениями.
Зимой болесть была в людях тяжкая, многие помирали черною язвою.
В ту же зиму морозы побили обилье по волостям, и предсказывали люди недород и дорогой хлеб.
На святой неделе в субботнюю ночь загорелись в Твери сени княжеские и весь двор княжеский в городе. И сколько людей в сенях спало, те все в огне погибли. Сам же князь Михаил со княгинею выкинулись в окно и тако спаслись. И ничего не успели люди из двора вымчати, погорело немало именья, золота и серебра, и оружия, и дорогих порт.
В то же лето был мор на скот.
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Белогорский Евгений