Чтение 42–й страницы книги ~Тайник на Эльбе~

там, в университете, молодой Шуберт слушал курс естественных наук. Вот
он в окружении студентов жарко спорит в одной из пивных города. Тема -
только что купленная газета с телеграммой об убийстве в Сараево
эрцгерцога Фердинанда. Будет война или нет? А если будет, то чем
кончится? Победит ли народ? Сбросит ли наконец ярмо угнетения и
рабства?..

И - война. Как в хронике, мелькают кадры. В еще не обмятой,
пахнущей нафталином шинели шагает он в строю солдат, а по сторонам
беснуется толпа - их забрасывают цветами, лентами... Так для него
началась война. Совсем иначе закончилась. С русского фронта он
вернулся в вагоне с решетками - за братание с солдатами противника, за
агитацию против войны он осужден. Был приговорен к расстрелу, но меру
наказания смягчили - он кавалер двух орденов за храбрость.

Шуберту предстояло отсидеть десять лет в тюрьме. Там-то он и
связал окончательно свою судьбу с судьбой рабочего класса Германии.
Да, по-настоящему все началось там... Шуберт вспоминает день, когда
был амнистирован и вышел на свободу. У тюрьмы ждала Эмми. Она была с
ним всюду - и на войне, хотя их разделяли тысячи километров, и в
тюрьме... И вот Эмми ласково улыбается, протягивает руки. У нее такие
же, как и прежде, золотистые волосы, а глаза - с ними не сравнится
никакая небесная синь!.. В этот день они стали мужем и женой.

"Эмми..." - шепчет Шуберт, и к горлу подступает ком. Ее нет.
Никогда не будет. Она подарила ему дочь, такую же голубоглазую, как и
сама. Но у Шуберта нет и дочери.

Он вспоминает: зима, ночь; та ночь, когда взяли и его и их; уже
шла вторая мировая война, уже было страшное поражение армий Гитлера
под Москвой, на Волге. К ним ворвались в тот час, когда Шуберт
заканчивал статью в подпольную газету партии. И - десять месяцев в
лагере под Прагой. Десять месяцев, каждый день, каждый час которых -
пытка, медленное умирание. Эмми и малютка не могли выдержать. А он -
бежал. Он бы хотел умереть подле них. Но он не принадлежал себе. И -
бежал с группой людей, которые смогли сберечь свою волю, силы. То было
год с небольшим назад. Тогда-то и повстречал он впервые этого человека
- светловолосого, ясноглазого, действовавшего под именем
оберштурмфюрера Краузе... Встретил и полюбил. Ведь бывает же так -
поговоришь с человеком час, а запомнится на всю жизнь!.. Смелый
человек. Смелый и многое умеет. Он, Шуберт, знает толк в этих делах...

Бум! - снова бьют часы. Половина десятого. Шталекер не дает о
себе знать. Что же делать? Ясно одно: ждать больше нельзя!

И Шуберт решился. Погасив свет, поднял с окна маскировочную
штору. Темно. Небо затянуто тучами. Накрапывает дождь. Погода
подходящая. Он опустил штору, вновь включил свет. Надел плащ, шляпу,
переложил в боковой карман пистолет. Вышел в коридор. Сказал несколько
слов хозяйке. Потом хлопнула входная дверь.

Шуберт отправился на поиски Аскера. Он не мог оставить его в
беде.

Глава семнадцатая

1

В девять часов вечера штандартенфюрер Больм вошел в кабинет
генерала Упица и доложил, что вернулся штурмфюрер Торп, ездивший по
заданию в концлагерь.

- Позовите его, - распорядился Упиц.

Торп явился.

- Вы прямо оттуда? - спросил Упиц.

- Да, господин генерал, только что. День выдался напряженный, и я
едва успел обернуться в оба конца. Всего доставлено семьсот человек. В
пути от Аушвица до Остбурга происшествий не было. Всю партию
разместили в отделении лагеря, близ завода. Для этого очистили
несколько бараков.

- Но там было переполнено, - сказал Больм. - Куда же девали тех,
что содержались прежде?

- То была категория "зондербехандлунг". К тому же в бараках
вспыхнула эпидемия дизентерии. Словом, больше они ни на что не
годились.

Группенфюрер Упиц понимающе кивнул.

- Продолжайте, - сказал он. - Кто этот человек?

- Один из вновь прибывших. Обычный пленный.

- Что побудило его доносить на своих товарищей? Вы разобрались в
этом, Торп?

- Весьма веская причина, господин Группенфюрер. Он надеется на
лучшую участь. Он хочет жить.

Упиц поднял свою тяжелую голову, долго разглядывал Торпа, будто
видел его впервые.

- Значит, - медленно проговорил он, постукивая карандашом по
столу, - значит, Торп, если я правильно понял вас, тысячи пленных,
которых тщетно вербуют в национальные легионы вермахта, в формирования
ост-полиции, в осведомители гестапо и абвера, - все они жить не хотят
и только о том и мечтают, чтобы подохнуть?

Упиц говорил негромко, спокойно произнося слова. Однако Торп
нервно переступил с ноги на ногу. Он, как и другие контрразведчики,
успел за недолгий срок пребывания в Остбурге Упица изучить его
характер. И Торп знал, как легко подвержен Группенфюрер приступам
безудержной ярости.

- Я неправильно выразился, - пробормотал Торп, - я хотел...

- Так говорите, черт вас побери, ясно, коротко, четко! Кто этот
человек? Что собой представляет? Поймите: я должен знать, можно ли ему
верить!

- Он в плену почти два года, господин группенфюрер. На хорошем
счету. За дисциплинированность был назначен помощником капо1,
сортировал одежду ликвидированных. Утверждает, что у себя на родине
был репрессирован. Что-то уголовное... кажется, воровство изделий на
заводе.

1 Капо - заключенные, занимавшие должность в гитлеровских тюрьмах
и лагерях.

Доложив это, Торп смолк, нерешительно поглядел на шефа.

- Дальше, - сказал Упиц. - Говорите дальше.

Почувствовав, что генерал остыл, Торп облегченно перевел дыхание,
приободрился.

- Быть может, вы пожелаете сами допросить этого человека,
господин Группенфюрер? - спросил он.

- Вы привезли его? - Упиц удивленно откинулся в кресле. - Зачем
вы это сделали?

- Я рассудил, что это нелишне, - пробормотал контрразведчик. -
Человек меня заинтересовал, и я подумал: господину группенфюреру будет
любопытно на него взглянуть, быть может, возникнут дополнительные
вопросы...

- В самом деле, не вызвать ли его сюда? - вставил штандартенфюрер
Больм.

- Где он? - спросил Упиц.

- Внизу, господин группенфюрер.

- Ладно, давайте его.

Торп вышел и вскоре вернулся. Следом шел пленный, конвоируемый
автоматчиком. Оставив узника у порога, солдат вышел.

Упиц оглядел лагерника. Это был худой, высокий человек с длинным
лицом, одетый в полосатую робу.

- Говори, - приказал Упиц по-русски.

- Я знаю по-немецки, - поспешно сказал пленный, угодливо
улыбнувшись. При этом его тощее, костистое тело резко согнулось, будто
переломилось в пояснице.

Упиц кивнул. Пленный продолжал. Он рад, что может оказать услугу
германским властям. Он всей душой ненавидит страну, в которой имел
несчастье родиться. И сделает все, чтобы доказать свою преданность
великой Германии, ибо его давнишняя мечта - заслужить право навсегда в
ней остаться.

- Короче, - пробурчал Упиц. - Повтори свои показания.

Лагерник закивал, шагнул вперед.

- Я из Аушвица, господин генерал, прибыл с партией пленных,
отобранных, чтобы...

- Известно. Говори дальше.

- В Аушвице мне довелось хорошо узнать... Я давно подозревал
этого человека, господин генерал... Я только не мог... Я хотел...

- Короче!

- Это случилось ночью. Я не спал, молча лежал в чуть освещенном
бараке. Не мог заснуть: разболелся зуб. Вдруг - голоса. Прислушался:
беседуют двое на соседних нарах.

- Кто такие?

- Одного не опознал - было темно, господин генерал. Другой
оказался моим соседом по нарам.

- Звать?

- Андрей.

- Фамилия?

- Все называют его просто Андрей. У него есть, конечно, и
фамилия, но я ее не знаю. Вообще в лагере только номера...

- А как зовут тебя?

- Станислав Цюпа, господин генерал.

- Продолжай, Цюпа.