Чтение 23–й страницы книги ~Инквизитор~

также предприятий, "не сумевших экономически обосновать" повышение цен на
продукцию, выпускаемую по госзаказу. При этом рос список угодивших в
тюрьму.

Стоит отметить, что согласно существующей инструкции по применению оружия
майор Мисюля имел все основания для выстрела по преступнику. Остается
только догадываться, что же стало причиной "необоснованного" поступка
прокуратуры, который обернулся трагедией.

Там же.

"Временная стабилизация путем драконовских мер. Долго она продолжаться не
может. Количество отечественных банков сократилось наполовину и все
оставшиеся работают под контролем Особой комиссии. Особисты! А иностранные
банки работают без всякого контроля!" - восклицал Саня.

В этот день, придя на работу, я, как обычно, первым делом начал
просматривать сообщения информационных агентств. Пробежав по заголовкам,
остановился на кратеньком сообщении: "Теракт против высокопоставленного
чиновника аппарата президента".

Поскольку первые две недели после "Чистки" пресса не баловала читателей
описанием террористических актов, я занялся в первую очередь этим
сообщением. Читая его, я почувствовал легкий холодок в груди.

"Вчера в подмосковном Зеленограде произошел взрыв. Неустановленное взрывное
устройство было заложено в машину "мерседес", принадлежавшую аппарату
президента. Во время взрыва в автомобиле находились помощник президента по
особым поручениям Константин Сидоренко и два его сотрудника. Все трое
погибли. На расследование этого дела брошена лучшая бригада прокуратуры
Российской Федерации и Московского управления по борьбе с организованной
преступностью и терроризмом Службы безопасности России.

Константин Сидоренко был одним из особо доверенных сотрудников президента и
одним из самых осведомленных. Президент приказал докладывать ему о ходе
следствия ежедневно".

Итак, Кота убили, несмотря на все меры предосторожности и высокий
профессионализм. "Не сладко спать, а целым встать!" - припомнилось мне.

Однако первой мыслью, пронесшейся как молния в моем мозгу (потом мне будет
очень стыдно признаться в этом самому себе), было: знает ли Темная Лошадка
о том, что покойный Кот успел посвятить меня в некоторые детали операции
"Чистка"? И если это так, то не последую ли я за своим школьным другом? Чем
же является убийство верного сатрапа? Местью криминального мира за "Чистку"
или ликвидацией слишком осведомленного свидетеля? Если второе, то...

Я полез в сейф и достал оттуда удостоверение корреспондента "Президентского
канала". Что ж. Попробуем. Если Темная Лошадка убирает свидетелей и знает,
что я - один из них, то терять мне нечего. Если же Кота убили "те", то,
получая информацию о ходе следствия, я могу узнать много интересного о
"Чистке". Только бы не оказаться в Службе безопасности в положении Шуры
Балаганова в роли сына лейтенанта Шмидта при встрече с "родным братом".
Другими словами, не напороться бы на настоящего корреспондента
"Президентского канала".

В вестибюле здания, в котором помещалось Московское управление по борьбе с
организованной преступностью и терроризмом, охранник в штатском долго
изучал мое удостоверение, затем связался с кем-то по телефону и попросил
проверить обладателя удостоверения под моим номером. Получив ответ, он
опять заглянул в книжечку и спросил:

- К кому и по какому вопросу?

- Меня интересует все, что связано со вчерашним убийством помощника
президента.

- Второй этаж, комната двести сорок шесть.

Я поднялся по лестнице и пошел по узкому коридору, застланному красной
ковровой дорожкой. В коридоре ни души. Комната 246. Я постучал и потянул
дверь на себя.

- Можно?

- Заходите, товарищ Иванов.

Я обомлел. Вот так встреча. В просторном кабинете за столом, заваленном
бумагами и фотографиями, сидел Шурик-гэбист.

В 1977 году я по заданию редакции выезжал в Ригу. Поскольку с билетами
было, как всегда, напряженно, я позвонил своему другу Вовке, офицеру
второго управления Генерального штаба, который имел возможность
пользоваться внутренней генштабовской кассой. Оказалось, что Вовка также
уезжал в командировку в Ригу с двумя сослуживцами и в тот же день, что и я.
"Отлично, - сказал он, - возьмем купе, доедем с музыкой".

Мы встретились на Рижском вокзале за тридцать минут до отхода поезда.
Вместе с Вовкой стоял офицер его отдела. Под два метра ростом. В сравнении
с ним Вовка, мужик довольно крупный, казался задохликом. Он протянул мне
руку и представился: "Шурик". Третьего пока не было, и мои попутчики
сказали, что ожидают еще одного Шурика. "Хороший парень, но служит в Особом
отделе. Так что ты язычок попридержи", - предупредил меня Вовка.

Второй Шурик вошел в купе одновременно с отправлением поезда и тут же
достал из портфеля две бутылки коньяка и лимоны. Я про себя разделил обоих
Шуриков на Шурика-военного и Шурика-гэбиста.

Шурик-военный также достал бутыль водки и огурцы, а из Вовкиного огромного
портфеля, как по щучьему велению, появились на столике восемь бутылок
"Жигулевского". Ночь провели весело. Шурик-гэбист балагурил и потчевал нас
анекдотами про Брижнева (до сих пор не знаю, с какой целью, то ли проверить
нас на лояльность к Советской власти, то ли показать, какой он
рубаха-парень), но военные предпочитали говорить о бабах.

В Риге офицеры устроили меня в военной гостинице, где остановились сами.
Последний день пребывания в столице Латвии выдался на редкость мерзким. С
залива дул пронизывающий ветер, дождь лил не переставая с самого утра.
Поезд на Москву уходил в двадцать два часа.

Мы встретились в скверике возле собора в шесть часов вечера и решали, как
убить четыре часа в столь сложных метеорологических условиях. Шурик-военный
предложил завалиться к одной его знакомой. Шурик-гэбист утверждал, что
лучше всего посидеть в ресторане неподалеку от вокзала. Поскольку телефон
знакомой не ответил, было принято предложение гэбиста.

Однако, когда мы подошли к ресторану, увидели на стеклянных дверях табличку
"Ресторан закрыт на спецобслуживание". Мы приуныли, но гэбист тут же
предложил оперативный план.

- Спокойно. Все беру на себя. Один из вас - ответственный товарищ из
Москвы. Остальные - сопровождающие. Кто ответственный товарищ?

Вовка и Шурик-военный посмотрели на меня. Мы все были в штатском, но
выправка и короткие стрижки моих спутников позволяли усомниться в их
высоком социальном статусе. Кроме того, ребята они были рослые, спортивные,
явно непохожие на кабинетных "ответственных товарищей".

Я вздохнул:

- Что ж. Придется пострадать за коллектив.

Гэбист уверенно подошел к дверям и, приложив к стеклу удостоверение офицера
КГБ, громко постучал. Швейцар мгновенно оценил ситуацию. Шурик с
непроницаемым лицом твердым шагом прошел в зал. Наблюдая через стекло
дальнейшие события, мы увидели, как он уверенно подошел к метрдотелю и стал
что-то сурово говорить ему. На лице последнего отразилось полное понимание
проблемы, после чего он гостеприимным жестом указал на зал. Шурик-гэбист
походил между столиками, после чего опять подошел к метру, опять что-то
сказал ему и направился к выходу.

(В поезде, когда мы со смаком пережевывали этот эпизод, он передал нам
содержание разговора, заключавшегося только в двух предложениях: "Товарищ
Иванов из Москвы сейчас будет у вас обедать. Мне нужно осмотреть зал".)

Далее все шло как по маслу. Крепко зажав под мышкой свою видавшую виды
журналистскую папку, семенящей походкой, склонив голову набок, с
важно-задумчивым взором я прошел к столику. На лице метра была изображена
умильная улыбка, означающая "мы свое место знаем-с". Он суетливо шагал
впереди меня к столику, видимо, спиной чувствуя острый профессиональный