Чтение 66–й страницы книги ~Доставить живым или мертвым~

своего кабинета и направился к Волошину. Тот сидел за письменным столом и
что-то писал толстой с золотым пером авторучкой. В широко открытое окно
залетал тепляк, обегал светлые стены кабинета и нервно поигрывал уголками
бумаги, лежащей на столе.

-- Саша, -- обратился он к главе администрации, -- неплохо было бы Паше
Фоменко немного порисоваться перед телевизионщиками, а то они там сгорают от
нетерпения. Да и жара сегодня, в тени 33 по Цельсию...

-- Позвоните, Лев Евгеньевич, ему сами, он, кажется, на корте играет с
Геной Лобачевым в теннис...

Лобачев -- один из охранников, также питерец, а когда-то служил в
спецподразделении "Вымпел".

-- Только пусть Фоменко не вступает с журналистами в дискуссии, --
добавил Волошин, когда Тишков уже был в дверях.

-- Паша сам знает, что это не его компетенция, хотя он иногда
закатывает такие речи, что можно подумать будто учился ораторскому искусству
у самого Собчака.

Волошин оторвался от бумаг и мгновение его взгляд сосредотачивался на
Тишкове. Спросил:

-- Лев Евгеньевич, вы, конечно, знаете, куда отправился Владимир
Владимирович. Как вы этот его шаг расцениваете?

Волошин намного моложе Тишкова и потому обращается к нему на "вы". Но
по должности он старше и вправе задавать любые вопросы. Впрочем, у них
сложились довольно дружеские отношения и они могли обходиться без лишней
дипломатии.

-- Если честно, я его поступок в душе одобряю...Ну, может, не одобряю,
а понимаю...Как мужчина мужчину. Хотя сам я на такие подвиги, увы, не
способен... да и возраст уже не тот.

-- И я его понимаю. На него свалилась огромная ответственность и
особенно в связи с делами в Чечне. Будем надеяться, что все закончится
благополучно, и нам остается только держать за него кулаки и блокировать на
сей счет любую информацию...

-- Разумеется, если это выйдет за эти пределы, -- Тишков окинул
взглядом пространство, -- пиши пропал, писаки и телевизионщики растерзают
нас...Я представляю, что они напридумают...

-- Хорошо, Лев Евгеньевич, идите, мне тут осталось совсем немного
работы...Сочиняю Указ президента о передаче особых полномочий ФСБ в борьбе с
терроризмом на Северном Кавказе.

-- Это нужно было сделать еще вчера, а то получалось у семи нянек дитя
без глаза.

-- Да нет, не все так однозначно. Просто закончился войсковой этап,
теперь нужны спецоперации, а значит, нужен и единый центр по их
проведению...

Тишков прошел в свой кабинет и оттуда позвонил на корт. Когда трубку
взял Фоменко, он ему сказал:

-- Паша, зрители ждут твоего выхода. Пожалуйста, только без экспромтов.
В президентском шкафчике возьми его одежду, переоденься и направляйся сюда.
Да... не ходи один, пусть тебя сопровождает Лобачев.

Тишков подошел к столу и открыл бутылку боржоми. Из окна ему хорошо
была видна дорожка, ведущая от кортов, и пологой дугой огибающая газон.

Фоменко он увидел издалека. На нем были светлые хлопчатобумажные брюки
и кремового цвета сорочка с короткими отложными рукавами. Когда Паша с
сопровождающим его Лобачевым приблизился, Тишков разглядел обувь, которая
была на Фоменко -- китайские туфли с плетеными союзками. Словом, он один к
одному был облачен в одежды, в которых был Путин в день своего отбытия. И
только одна деталь новая -- клетчатая с короткими обвислыми полями панама.
Однако она не закрывала лицо, которое было серьезно и в меру загорелое...В
руке Паша держал ракетку...

...Когда фигура Фоменко-Путина появилась в поле зрения журналистов, они
скопом подхватились и устремились в сторону дорожки. На сей раз ничто не
помешало Октавиану Рубцову из НТВ проявить недюжинную прыть и раньше всех
оказаться у "объекта". Однако от резко взятого старта в груди у него все
зашлось, и он едва выдавил из себя вопрос: "Господин президент, кто ваш
партнер? С каким счетом закончилась игра?" Подошедшего корреспондента CNN
Марка Сандлера интересовало другое и он, настырно тянул микрофон к Фоменко:
"Господин Путин, говорят при покушении на вас погиб один из ваших
телохранителей...Как это случилось?"

Лобачев сильной рукой отодвинул наиболее ретивых и довольно добродушно
бросил:

-- Господа, президент устал. Все вопросы потом, через день состоится
пресс-конференция...извините, нам пора.

Но Фоменко, который уже вошел в роль, не хотелось хотя бы без одной
реплики уходить и он, на мгновение задержавшись, бросил:

-- Мне бы, орлы, ваши заботы. Все нормально, мой телохранитель жив и
здоров, мы только что с ним играли в теннис и он меня обыграл со счетом два
три...

Наблюдавший за Путиным-Фоменко Октавиан Рубцов, обратил внимание на
одну мелкую деталь, которая почему-то всегда бросалась ему в глаза: на
противокозелке левого уха президента темнело едва заметное родимое пятнышко.
А тут, как Рубцов ни вглядывался, и намека на родинку не было. И две
характерных продольных морщинки у губ тоже не было...Возможно, жара,
возможно, расстояние не позволили ему как следует рассмотреть...

Позже, в фургончике, который с оборудованием стоял за воротами
резиденции, они с оператором и режиссером просмотрели пленку и сравнили ее с
другими кадрами. Разница была налицо.

-- Нам морочат голову, -- пыхтя, сказал измотанный жарой тучный
режиссер.

-- Он такой же Путин, как я Клинтон, -- чему-то радуясь, констатировал
Рубцов. От удовольствия он потер руки -- как же, сенсация дня -- у
президента России есть двойники, которые, возможно, правят страной. -- Что
будем делать? -- спросил он у режиссера. -- Перегоним информацию в Москву
или...

Режиссер старый опытный телевизионщик с сомнением покачал головой:

-- Боюсь, нам никто не поверит и могут лишить аккредитации.

-- Но не мы так это сделает кто-нибудь другой, -- у Рубцова глаза
горели азартом. Однако и он дорожил аккредитацией и не спешил покидать
обетованные черноморские берега в такую пору года. -- Но если даже это
двойник, то двойник классный...и голос Путинский и улыбка...

-- Я бы не был столь категоричен, -- вдруг возник оператор. -- Это не
самая близкая экспозиция, с которой мне пришлось снимать да и кассета не
первосортная, десятый раз пишу.

-- Да перестань, Гена, -- едва не взмолился Рубцов, -- это только
слепому неясно.

-- Забудем об этом до пресс-конференции, -- сказал режиссер и все
поняли, тема исчерпана и пора на обед...

В Сочи стояло пекло, запахи расплавленного асфальта, выхлопных газов и
тропических ароматов сливались в один неповторимый букет, свойственный
большинству южных городов...

35. Гнилая яма, 11 августа.

Горы непредсказуемы. Из каких-то невидимых щелей, каменных пор и клеток
земли вдруг потянулись тонкие струйки белесого тумана. На глазах ущелье
стало наполняться клубящимися образованьями, потянуло потаенной сыростью,
которая с каждой минутой натягивалась ледяным холодом.

-- Вот это номер, чтобы никто не помер, -- стараясь оставаться
спокойным, проговорил Щербаков.

Шторм глядел вдаль, где вместо озорного светлого облачка замаячила
грандиозная туча. И ветер, который вдруг всколыхнул все растущее, стал
настолько задиристым, что пришлось прикрывать глаза от песка, который он
принес с собой с противоположной гряды.

-- Ну, братцы, я такого блаженства давно не испытывал, -- промолвил
Шторм, отстегивая на вороте пуговицу.

И Путин после изнывающей жары тоже ощущал небесную благодать, его тело
испытывало облегчение, словно его сняли с раскаленной сковородки и перенесли
в прохладную ванну. А тут еще обе гряды ущелья соединила непередаваемой
красоты радуга.

Однако человек никогда не насыщается до конца ниспосланной благодатью,
не успевает, ибо природа все делает, чтобы он не закоснел в безмятежном
телесном восторге. Она каждый миг преподает ему свои суровые уроки. Чтобы не
зазнавался и не мыслил себя выше нее, матери-природы...

Когда, наконец, хлынул ливень, Щербаков со Штормом перевернулись на
спину, подставляя ошпаренные солнцем лица под его освежающие метелки.

-- Эх, мать твою, как просто сделать человека счастливым, -- говорил
Шторм, ловя ртом и ладонями крупные, как виноградины, дождины...

Но предаваясь детским радостям, этот пожилой полковник, думал совсем о
другом. Он напряженно восстанавливал в памяти лицо одного из тех "рабов",
которые недавно трудились внизу, устилая дно ущелья каменными плитами. Это
был молоденький паренек с пшеничными усиками, загорелый, и наголо
обстриженный. Босой, в клетчатой рубашке... "Где я его мог видеть? --
спрашивал себя Шторм. -- В каком-нибудь московском магазине, на улице
или...Да нет же, черт меня подери, память стала сдавать, я же его сам
натаскивал месяца два назад...Это же агент Платонова, только тогда он был
при волосах и без усов. Ну да, Валера Мирченко, агентурная кличка Сайгак.
Легконогий, весь словно свит из множества стальных жил, как те тросы в
навесных мостах...Я его и готовил для работы в горах Северного Кавказа, в
зеленке и вот он -- тут, на тебе, рукой подать... Нужно как-то ему дать
знать, что мы здесь, рядом, и знаем о нем. Только бы еще раз их вывели на
работу..."