выдающийся.
- Элементарный! Пользуясь халатностью охраны, зеки сделали из банного
блока подкоп и сбежали. Семнадцать метров длина лаза, восемьдесят
сантиметров в диаметре и, как черви по нему...
- Семнадцать метров? Это, считай, семнадцать кубометров земли. А
земельку надо куда-то заховать...
- Объясняю, может, тебе когда-нибудь это пригодится. Рядом с баней
проходила инженерная траншея, слега прикрытая чем попало. В нее весь
извлеченный из тоннеля грунт и спрятали. Был праздник Лиго, охрана
перепилась, кругом анархия, никто никого в голову не брал...
- И ты за компанию тоже рванул?
- Сначала и не думал. Один мужик попросил ему помочь, боялся, что на
полпути ему станет плохо с сердцем. Собственно, так и случилось: где-то на
двенадцатом метре тоннеля он начал загибаться и мне надо было его, как козла
на убой, тащить наверх на веревке. Пришлось как следует попотеть.
Одинец внимательно слушал и даже перевернулся со спины на бок, лицом к
Карташову.
- Но, несмотря на все заморочки, мы все же увидели свет в конце
тоннеля...Вылезли, кругом ночь, звезды, лето...Подкатил джип, мой мужик сел
в него и стал махать мне рукой. Зовет с собой...Оглядываюсь - забор с
колючей проволокой по гребешку, на фоне звездного неба вышка и у меня
появился гигантский соблазн никогда туда больше не возвращаться. Ну махнул я
в этом джипе к российской границе. В знак благодарности этот мужик в Москву
меня и доставил...
Одинцу, видимо, такой хэппи-энд пришелся по душе. Он закурил и нечто
улыбки появилось на его лице.
- Значит, целая рота рванула? - спросил он, однако уже без
настороженности.
Карташов увидел, как рука Одинца безвольно повисла, сигарета упала на
пол. Брови вытянулись в одну линейку, скулы утратили угловатую
напряженность. Дыхание стало ровным и глубоким. Он спал.
Сергей поднял с пола сигарету и размял ее в пепельнице. Осторожно
уложил руку Одинца на диван и сам отправился спать. Отключился мгновенно и,
пройдя череду незапоминающихся снов, попал в былое. В интернат, где они с
сестрой Светкой провели шесть лет. Приснился умывальник, с рядом выкрашенных
в синий цвет рукомойников, покрытый коричневой краской цементный пол,
схваченное проржавевшей решеткой единственное окно. Было холодно, сумеречно
и одиноко. И что особенно ярко воскресилось в сонной памяти: он стоит перед
рукомойником и тщетно подбрасывает ладошкой его краник, но вода ни в какую
не желает литься... Ни в какую...
Заговор
Проснувшись около одиннадцати вечера, Карташов увидел спящего на диване
Одинца. Тот лежал, поджав ноги к самому подбородку, одеяло съехало, обнажив
мускулистое плечо.
Сергей подошел к окну и увидел прохаживающегося вдоль забора нового
охранника. Открыв тумбочку, он достал из нее целлофановый пакет, в котором
лежали вещи, реквизированные у бандита Сучкова. Карташова интересовала
связка ключей, которую он без труда выудил из пакета и положил себе в
карман. Затем он открыл окно и, убедившись, что охранник на другой половине
дома, спустился вниз и оказался на задней стороне двора, заваленной разного
рода стройматериалами. Брод совсем пустил на самотек созидательные работы,
отчего недостроенная баня и оранжерея стали приходить в упадок.
Он зашел в строительную подсобку и, посветив фонариком, среди
инструментов нашел небольшой гвоздодер и засунул его за ремень.
Преодолеть забор и выйти в Рождествено было несложно. Оттуда, на такси,
он направился в Замоскворечье. Дом, где обитали нищие калеки, он нашел без
усилий. Заплатив таксисту за обратную дорогу, он попросил его подождать, а
сам направился к темнеющему очертанию дома. Он вошел в калитку и увидел, что
ставни на окнах закрыты. Лишь узкие лучики света проникали сквозь щели.
Карташов спустился по ступенькам и, подойдя к двери, осмотрел ее.
Действительно, обитую железом дверь держали два замка: один внутренний,
французский, другой навесной, накинутый на толстую проушину с поперечной
клямкой. Он вытащил ключи и по очереди стал их подбирать к замкам. Однако ни
один из них не подошел и Карташов прибег к помощи гвоздодера. Навесной замок
капитулировал мгновенно. Повозиться пришлось с французским, но видимо, гнев
и нетерпение были столь велики, что придали рукам железную хватку. Надавив
всем телом на "фомку", он вогнал ее раздвоенный конец в дверной зазор и
рванул вбок. Железо натужно заскрипело, треснула стальная перемычка и дверь
подалась.
Когда она распахнулась, он увидел перед собой человеческий обрубок с
поднятым над головой металлическим костылем. Это был не Татаринов. Тот сидел
на высоком ящике за столом, держа в руках десантный нож-пилу.
- Гарик, это свой! - крикнул Татарин и насколько позволяла ситуация,
расплылся в улыбке. - Это же Серега, мой лейтенант из ОМОНа...
Третий член "коммуналки" стоял справа от двери и тоже готовый к бою: в
руке у него была зажата разбитая бутылка из-под водки, острые края которой
тускло мерцали в слабом свете, испускаемой 40-свечовой лампочкой.
- Здорово, орлы! - поприветствовал обитателей подвала Карташов.
- Откуда ты, Карташ, свалился? - Татаринов схватил стакан с прозрачной
жидкостью и протянул гостю. - Парни, это мой боевой друг Карташов Сергей,
рижский ОМОН, "черный берет", бывший зек, а теперь...Садись, Серый, выпьем
за встречу!
Парень, который замахивался костылем, имел по одной руке ноге и, как
кузнечик, без помощи костылей, запрыгал по комнате и плюхнулся на широкую
тахту, заваленную каким-то тряпьем.
- У вас жуткий бардак, - с напускной суровостью сказал Карташов, - и я
вам, сержант Татаринов, объявляю два наряда внеочередь.
- Есть, товарищ лейтенант, два наряда внеочередь! А сейчас, будьте
любезны, принять водяры во славу русского воинства. Эх, бля, какие были
времена! - Татарин поднял руку к глазам.
Третий человек, хоть имел обе ноги, но судя по тому как он их волочил,
ни одна из них самостоятельно не двигалась. На единственной руке вздулся
мощный бицепс, на который сползла лямка от заношенной майки.
Все кое-как устроились за столом, уставленным открытыми консервными
банками, в которых с остатками содержимого лежали окурки, тут же огрызки
хлеба, пивные пробки, шелуха от семечек и среди всего набора - замусоленная
колода карт и черные косточки домино.
- Парень, у тебя есть курево? - спросил тот, у кого выдающийся бицепс.
Карташов из-под куртки вытащил блок сигарет "Голливуд". Положил на стол
и к ним потянулись руки. Потом выпили и стали закусывать - единственной
вилкой по очереди выуживали из банки остатки зеленого горошка.
- Слушаем тебя, брат мой, - обратился к нему Татаринов. - Зря к нам
никто не приходит, - он взял пачку сигарет и, прижав ее локтем к боку, стал
распечатывать.
- Все зависит от вас, - начал свою речь Карташов. - Но я вижу вы к
такой жизни привыкли и, кажется, ничего менять не собираетесь. - Это был
явно провокационный пассаж.
Поосторожнее, парень! - воскликнул тот, кого Татарин называл Гариком. -
Когда будешь на нашем месте, вот тогда и делай свои выводы.
- А что ты, ОМОН, предлагаешь? - спросил человек с большим бицепсом. -
Я, может быть, действительно не хочу ничего менять, потому что я калека,
который никому не нужен.
- Его вышвырнула из дома жена, вернее, ее е...ь, - внес ясность
Татарин. - А у Гарика вообще никого нет. Про меня ты знаешь...Конечно, тут
какой-никакой угол, тепло...вишь, сидим в одном белье. Туалет, хоть и сухой,
а все же в доме, вот за этой дверью. Так что нам есть, что терять...
Карташов смотрел на них и внутренне соглашался. Но соглашался до той
поры, пока не увидел на плече Татаринова след, который ему оставили
истязатели.
- Наверное, я не так тебя, Кот, понял, - сказал Карташов. - Я ведь
думал, что вас здесь держат за скотов, за рабов, которые за кусок хлеба и
грязный угол пашут на дядю, а тут, оказывается, семейная общага, где царит
уют и водяры разливанное море...Так это или я что-то не так понял?
Звякнуло стекло - Гарик стал разливать в стаканы водку. Воцарилось
молчание. Сжав рты, они смотрели на того, кто держал в руках бутылку.
- Мы втроем вчера заработали больше шести тысяч, а такой братвы, как
мы, у них человек восемьдесят, если не все сто. Вот и считай. Из этих
капиталов нам бросают на литр водки и такую вот походную пайку, - Татарин
указал сигаретой на стол. - А наши бабки они, гады, просаживают в ночниках с
блядями, покупают им машины и бриллианты. Я случайно ничего лишнего не
загибаю, а, Гарик?
- Все так...Я бы этих сволочей, - Гарик сжал зубы и, подняв зажатый в
руке нож, с силой воткнул его в столешницу. Банка с килькой подскочила и
упала на пол. - Они же отмывают с нашей помощью ворованное, живут как
короли...
- Это лирика! - охладил их пыл Карташов. - У тех, кто вас обирает,
наверняка есть хозяева? Или это обыкновенная полуда, отбоеши?
- Да это целая хорошо сплетенная банда. И главный навар к ним идет от
торговли подпольной водярой. Подожди, кто мне об этом говорил? - Татаринов
обвел взглядом своих товарищей. - Кажется, на сборах мне об этом рассказывал
бывший десантник...
- Ты, Кот, не говори своему корешу загадки, - поправил Татарина Гарик.
- "Сборы" - это когда нас периодически собирают в ангаре и дают
направление... Ну вроде профсоюзного собрания. Крабы в банке. Сто калек,
крабы...Тьфу, тошнит! - Гарик сплюнул на пол.
- Это точно, - Татарин посмотрел на Карташова и тот увидел в глазах