Чтение 5–й страницы книги ~Операция "Испаньола"~

Грузовик приблизился к контрольно-пропускному пункту и остановился, не
доезжая пары метров, хотя шлагбаум был поднят. Правая дверца кабины
открылась, и на асфальт спрыгнул Константин Громов, майор и бессменный
командир части 461-13 "бис". Одет он был в выходную форму офицера ВВС,
несколько помятую после дороги. Сделав водителю отмашку рукой, после чего
грузовик тронулся, заезжая на территорию, Громов направился к офицерам.

- Что за митинг? - осведомился он недружелюбно. - Вам что, товарищи
офицеры, заняться больше нечем?

Он мог сказать что угодно. Например, "Сегодня отличная погода!". Или: "Мой
дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог..." Любая фраза, будь
она хоть трижды нейтральной и ни к чему не обязывающей, сказанная тоном,
подобным тому, с каким было произнесено: "Что за митинг?", расставляла
последние точки над i.

У Лукашевича опустились плечи. "Господи, - подумал старший лейтенант. - А
ведь это действительно конец".

К Громову подошел Стуколин.

- Что случилось, товарищ майор? - спросил он.

- Ничего, - ответил Громов, глядя куда-то поверх голов. - Ни-че-го! В
том-то и дело.

- Да они охренели совсем! - ругнулся в сердцах Никита Усачев.

- Телевизор надо смотреть, - словно бы невпопад обронил Громов, и
Лукашевич, хорошо знавший своего командира еще со школьных лет, когда они
сидели за одной партой и ходили в кино, понял, что тот воспроизводит чужие
слова, цитирует. - Радио надо слушать. В стране кризис. За доллар
двенадцать рублей дают. А вы со своими проблемами уже всех достали...

- Что-то я не пойму, товарищ майор, - сказал Стуколин, прищурясь и потирая
кулак. - Кто это декларировал?

- Неважно,- майор все еще смотрел поверх голов. - Это как раз неважно.

- А что важно? - взбеленился капитан Усачев. Громов повернулся и
внимательно посмотрел на него - глаза в глаза. Взгляд у командира части
461-13 "бис" был тяжелый. Усачев, хоть и старше он был майора на четыре
года и в чем-то умудреннее, тут же поумерил свое "священное" негодование и
даже отступил на шажок.

- Никого не держу, - сказал Громов, четко и звонко выговаривая каждое
слово. - Думаю, и Свиридов никого удерживать не станет. Кому надоело - хоть
сегодня рапорт подпишу.

Лукашевич, наблюдая за развитием маленького инцидента, подумал, что это,
пожалуй, идея. Действительно, плюнуть на все и написать рапорт. И пусть эти
ВВС катятся к чертовой бабушке или еще куда подальше...

И тут - неожиданно для него самого - мысли Алексея приобрели совершенно
противоположную направленность. Он вдруг подумал, что если отправится
сейчас писать рапорт и собирать манатки, то никогда уже в жизни не сядет за
штурвал боевого истребителя, никогда не поведет его над облаками, в яркой и
синей пустоте поднебесья - назло врагам и вопреки кризисам; с этого момента
и навсегда он станет пассажиром и будет летать на престарелых и
слабосильных "тушках[6]" гражданской авиации, а сверхсрочник Женя Яровенко
будет рассказывать очередной анекдотец и не применет вспомнить о старшем
лейтенанте, который был когда-то о-го-го, а нынче попивает газировку в
первом ряду второго салона - таких в Ейском училище называли "мешок с
картошкой".

Плюнуть и поставить жирный крест на огромном куске собственной биографии
вот так, сразу, оказалось для Лукашевича непросто. Как и для всех остальных
офицеров части 461-13 "бис". Видимо, только этим можно объяснить, что за
все девять месяцев тяжелейшей ситуации на финансовом фронте ни один из них
не подал рапорта на имя командира авиаполка "Заполярье" с просьбой о
переводе в запас. Но теперь... Что будет теперь?

Выдержав многозначительную паузу, Громов распорядился:

- Всех незанятых на дежурстве офицеров прошу пройти в ленинскую комнату.

Ленинской (или красной) комнатой по стародавней привычке называли довольно
тесное помещение в одной из "бочек-диогенов[7]" военного городка. В
"ленинской" комнате находилась библиотека части, состоявшая в основном из
трудов классиков марксизма-ленинизма и мемуаров военных летчиков. Стоял там
и телевизор - старенький латаный-перелатаный "Рекорд", принимавший только
"первый" канал.

Через пятнадцать минут после возвращения Громова в ленинской комнате было
не протолкнуться. Пришли все. Восьми стульев на эту ораву не хватило, и
некоторые остались на ногах. Громов сел лицом к подчиненным и спросил:

- Ну что, ни у кого не появилось желания написать рапорт?

- Да хватит уже, Костя, - раздраженно сказал Стуколин. - Давай ближе к
делу.

Громов холодно посмотрел на него, но по поводу неприкрытого нарушения
субординации высказываться не стал: сообразил, видно, что все
присутствующие и без того на взводе и усугублять ситуацию не след.

- Хорошо, - согласился он. - Перейдем к делу... Как вы знаете, в нашей
стране случился кризис. По этой причине денег в ближайшее время не
предвидится. Но это еще полбеды. Главное - какая-то сволочь в министерстве
под шумок приказала приостановить поставки довольствия в отдаленные
районы...

Стуколин присвистнул.

- Как приостановить? - не поверил Усачев. - Совсем приостановить?

- До особого распоряжения.

Несмотря на то, что офицеры части 461-13 "бис" были в массе своей людьми
дисциплинированными, сдержаться никто не смог и заговорили все сразу:

- Они что, решили нас голодом уморить?!

- Нет, но это уже ни в какие ворота!

- Бляди - они бляди и есть!

- Как это они себе представляют? Голодающая армия?

- Говорил же, этих тварей раньше надо было вышибать. Довели страну,
понимаешь!..

- Тихо, товарищи офицеры, тихо, - Громов встал и поднял руку. - Нам сейчас
нужны конструктивные предложения. Такие у кого-нибудь имеются?

- Да что там "конструктивные"!.. - не мог остановиться импульсивный Никита
Усачев.- Давить сволочей!

- Спокойнее, товарищ капитан, - в очередной раз осадил его Громов.- Не
забывайте, кто вы и где вы.

Усачев несколько угомонился, хотя по его раскрасневшейся физиономии было
видно, что свое особое (и, в общем, малооригинальное) мнение о происходящем
в стране он готов отстаивать с пеной у рта в любой момент времени,
представься ему, Усачеву, такая возможность.

- Итак, я повторяю свой вопрос, - сказал Громов. - Есть у кого-нибудь
конструктивные предложения?

- Министр в курсе происходящего? - спросил Стуколин.

- Этого я... кхм-м... точно не знаю. Но мне было сказано, что в курсе.

- А Свиридов?

- Он мне и сказал...

- Да-а, - протянул Усачев со своего места. - Ситуевина.

- Насколько у нас хватит продовольствия? - продолжал спрашивать Стуколин. -