Чтение 51–й страницы книги ~Клуб Дюма, или тень Ришелье~

гравюре пальцем. - А что символизирует повешенный?

- Прежде всего, это аркан номер двенадцать из колоды Таро. Но возможны
и другие толкования. Я склоняюсь к тому, чтобы понимать это так: перемена
через жертву... Вам знакома сага об Одине?

Знаю, висел я

в ветвях на ветру

девять долгих ночей,

пронзенный копьем,

посвященный Одину.{5}

- ... раз уж мы отыскиваем переклички, - продолжила баронесса, - то
нельзя забывать, что Люцифер, рыцарь свободы, пострадал из-за своей любви к
человеку, которому ценой самопожертвования, погубив себя самого, принес
знание.

- А что вы можете сказать по поводу седьмой картинки?

- "DIS.S P.TI.R MAG." - тут с ходу догадаться непросто; но я
предполагаю, что это некое традиционное изречение, которое очень любили
философы-герметисты: "DISCIPULUS POTIOR MAGISTRO".

- "Ученик превосходит учителя"?

- Более или менее так. Король с нищим играют в шахматы на очень
странной доске, где все клетки одного цвета, а в это время две собаки,
черная и белая, Зло и Добро, рвут друг друга на части. В окно заглядывает
луна, которая одновременно есть и мрак, и мать. Вспомните миф, согласно
которому души после смерти находят прибежище на луне. Вы ведь читали мою
"Исиду", не правда ли? Черный цвет - это мрак и тени, но черный в
геральдике - это земля, ночь, смерть... Черный цвет Исиды перекликается с
черным цветом Девы Марии, которая выходит из лазури и усаживается на
луну... После смерти мы вернемся туда, в темноту, из которой пришли, на
луну, которая в равной мере и защищает нас, и несет угрозу... Присутствие
здесь луны и собак можно объяснить иначе: богиня-охотница Артемида, у
римлян - Диана, была известна и тем, как она мстила влюбленным в нее или
пытавшимся посягнуть на нее. Надеюсь, вы понимаете, о чем речь.

Корсо, в этот момент думавший об Ирэн Адлер, медленно кивнул:

- Да. Тех, кто пялил на нее глаза, она сперва превращала в оленей, а
потом науськивала на них своих псов... - он невольно сглотнул, - чтобы псы
растерзали их. - Две собаки, сцепившиеся в смертном бою, казались ему
теперь ужасно злыми.

Баронесса бросила на него безмятежный взгляд, его мыслей она прочесть
не могла.

- Что же касается восьмой гравюры, - сказала она, - то с ней я
разобралась легко: "VIG. I.T VIR." следует читать как "VICTA IACET VIRTUS",
что означает: "Добродетель лежит побежденная". Добродетель - это девушка,
которую готовится обезглавить молодой красавец с мечом в руке и в доспехах,
а на заднем плане крутится неумолимое колесо Фортуны, или Судьбы - оно
крутится медленно, но всегда делает полный оборот. На колесе три фигуры,
они символизируют три стадии, которые в Средние века обозначались словами:
regno (царствую), regnavi (царствовал) и regnabo (буду царствовать).

- У нас осталась еще одна гравюра.

- Да, последняя - и с самой многозначной аллегорией. "N.NC SC.O
TEN.BR. LUX" - это, разумеется: "NUNC SCIO TENEBRIS LUX" ("Теперь я знаю,
что из тьмы идет свет"). На самом деле тут представлена сцена из
Апокалипсиса Иоанна Богослова. Снята последняя печать, тайный город пылает
- пришло его время, и уже произнесено страшное имя зверя или число имени
его, вавилонская блудница победно скачет на семиглавом драконе...

- Не понимаю, - бросил Корсо, - зачем столько усилий, чтобы увидеть
весь этот ужас.

- Да дело совсем в другом! Любая аллегория - это шифрованная
композиция, загадка. Так гравюры с соответствующими надписями, если их
сопоставить должным образом, позволят обнаружить определенную связь с
текстом книги, некий ритуал. Ту формулу, которая оказывается магическим
заклинанием. Verbum dimissum или что-то в этом роде.

- И дьявол является собственной персоной.

- Теоретически - да.

- А на каком языке должно звучать заклинание? На латыни,
древнееврейском или греческом?

- Не знаю.

- И где тут неувязка, о которой писала мадам де Монтеспан?

- Я вам уже сказала, что и этого тоже не знаю. Я только сумела
установить, что тот, кто берется за дело, должен очертить магический круг и
разместить в нем извлеченные из текста слова, расположив их в том порядке,
которого я не ведаю, но указания могут дать страницы сто пятьдесят восемь и
сто пятьдесят девять "Девяти врат". Смотрите.

Она показала ему текст, состоящий из сокращенных латинских слов. В
книгу была вложена картонная карточка, испещренная карандашными заметками,
сделанными острым и убористым почерком.

- Вам удалось расшифровать это? - спросил Корсо.

- Да. По крайней мере, я так полагаю. - Она протянула ему карточку с
заметками. - Вот... Корсо прочитал:

Зверь Уроборос{6} охраняет лабиринт,

где ты пройдешь через восемь врат прежде дракона,

который явится на заповедное слово.

Каждая дверь имеет два ключа:

первый - воздух, второй - материя,

но оба ключа - одно и то же.

Материю ты разместишь на кожу змеи

по направлению света с востока,

а в чрево ее - печать Сатурна.

Девять раз отворишь ты печать,

и в зеркале увидишь путь,

и обретешь изроненное слово,

что свет из мрака принесет.

- Ну и как вам? - спросила баронесса.

- Очень будоражит... Но я не понял ни слова... А вы?

- Я уже сказала: не так уж и много. - Она нервно перевернула страницу.
- Речь идет о методе, о некоей формуле. Но здесь что-то не так, не так, как
должно быть. И я хочу разобраться...

Корсо молча зажег еще одну сигарету. Он уже знал ответ на этот вопрос:
ключи в руке отшельника, песочные часы... Выход из лабиринта, шахматная
доска, ореол... И так далее. Пока Фрида Унгерн объясняла смысл аллегорий,
он обнаружил новые подтверждения своей гипотезы: да, все экземпляры
различались меж собой. А он продолжал играть в эту детскую игру - искал
отличия в картинках; и ему не терпелось взяться за работу. Но баронесса
неотлучно находилась при нем, и это здорово мешало.

- Я бы хотел, - сказал он, - осмотреть книгу поосновательнее, без
спешки.

- Да-да, конечно. У меня есть время, и я с удовольствием познакомлюсь
с вашими методами работы.

От досады Корсо поперхнулся. Именно этого он и боялся.

- Знаете, мне лучше работается в одиночестве.

Он совершил промах. На чело Фриды Унгерн наплыло облачко.

- Боюсь, я неправильно вас поняла. - Она с подчеркнутым недоверием
оглядела холщовую сумку Корсо. - Вы хотите, чтобы я оставила вас одного?

- Я бы осмелился просить об этом. - Корсо сглотнул, стараясь как можно
дольше выдержать ее взгляд. - Я делаю конфиденциальную работу.

Баронесса заморгала. Облачко готово было вот-вот разразиться настоящей
бурей, и охотник за книгами почуял, что все может полететь к черту.

- Вы, конечно, можете желать чего угодно, - проговорила Фрида Унгерн
таким ледяным тоном, что от него могли замерзнуть цветы в горшках, - но
ведь это моя книга, и вы находитесь в моем доме.

В такой ситуации любой другой поспешил бы принести свои извинения и
протрубить отбой, любой другой, но не Корсо. Он этого делать не стал. Он
продолжал курить и не сводил глаз с баронессы. Наконец лукаво улыбнулся:
кролик играет в семь с половиной и хочет попросить еще одну карту.

- Кажется, я неловко объяснил суть дела. - Он так и не успел решить,
какую из улыбок нацепить, пока доставал из сумки что-то, очень хорошо
упакованное в бумагу. - Мне нужно всего-навсего немного посидеть над
книгой, пользуясь моими записями, - он мягко похлопал рукой по сумке, в то
время как другая рука протягивала баронессе сверток. - Посмотрите, все
нужное у меня с собой.

Баронесса развернула сверток и молча глядела на то, что предстало ее
глазам. Это было издание на немецком языке - Берлин, сентябрь 1943 года,
толстый ежемесячник под названием "Iden", орган группы "Идус", кружка
любителей магии и астрологии, близкого к правящей верхушке нацистской
Германии. Закладкой была отмечена одна из страниц с фотографией: в объектив
улыбалась юная, очень красивая Фрида Унгерн. По бокам стояли, держа ее под
руки - а тогда у нее, естественно, были целы обе руки, - двое мужчин; тот,
что справа, был в штатском. Подпись под фотографией сообщала, что это -
личный астролог фюрера и что рядом с ним - его помощница, знаменитая
фройляйн Фрида Вендер. Второй мужчина - в очках с металлической оправой -
имел смущенный и даже робкий вид. Одет он был в черную форму СС. И без
подписи каждый легко узнал бы в нем рейхсфюрера Генриха Гиммлера.

Когда Фрида Унгерн, в девичестве Вендер, подняла глаза от фотографии и
их взгляды пересеклись, в ней не оставалось ничего от славной старушки. Но
это длилось действительно лишь краткий миг. Затем баронесса спокойно
кивнула Корсо в знак согласия, в то время как рука ее старательно выдирала
страницу с фотографией и рвала на мелкие кусочки. Корсо же подумал, что
даже ведьмы, даже баронессы и старушки, работающие среди книг и цветов,
имеют свою цену, как и все в этом мире. "Victa iacet Virtus". А почему,
собственно, должно быть иначе?

Оставшись один, Корсо вытащил из сумки бумаги и принялся за работу. Он
выбрал стол у самого окна и устроился за ним. Открыл "Девять врат" на