Чтение 21–й страницы книги ~Битва божьих коровок~

И потому следующим этапом в его прогрессирующей любовной горячке стало
посещение парфюмерного магазина. Здесь он, ужасаясь сам себе, купил за
бешеные деньги духи ?Magie Noire? и радикальную губную помаду ?Das Schwarze
Perle?. Затем пришел черед магазина белья. Самый дорогой гарнитурчик (черные
шелковые трусики и такая же черная коротенькая комбинация) был сметен
Пацюком с прилавка. А чтобы гарнитурчик не чувствовал себя одиноким, Пацюк
присоединил к нему дружка: легкое кимоно (а как же иначе!), по
совместительству являющееся еще и пеньюаром.

"Ебеньюаром?, как сказал бы его приятель Борода, если бы не был
поклонником учения Дао.

Зубная щетка.

Изящная зубная щетка стала последним штрихом в картине пацюковского
помешательства. Вместе со всеми этими трофеями он вернулся домой, поставил
новую зубную щетку в стаканчик - рядом со своей, полулысой, которой
пользовался вот уже четыре года. Точно таким же образом на полочке в ванной
оказались духи и помада. Но прежде чем водрузить их туда, Пацюк обильно
смочил духами пеньюар-кимоно и...

...о кошмар, о ужас, о извращение!.. - накрасил губы ?Черной жемчужиной?,

И закрыл глаза.

Привкус помады на губах при всем его желании не смог сымитировать привкус
поцелуя ангела, но Егору было достаточно и этого. Всю ночь, лежа на
пеньюаре, он представлял себе картины одну непристойнее другой и изнурял
себя дешевым онанизмом.

Но и это не помогло.

К утру воскресенья его крайняя плоть взбунтовалась и перестала ему
подчиняться. Впрочем, и мысли тоже не подчинялись ему.

Они были такими острыми и такими нестерпимыми, что Пацюк вызвонил старого
университетского приятеля Бороду и пригласил его на кружку пива в
?Адриатику?. Но даосист Борода оказался глух к стенаниям пацюковской плоти,
душераздирающий рассказ о бегстве Мицуко выслушал с иронией и посоветовал
Егору сменить машину на общественный транспорт, чтобы в будущем такие
ситуации не повторялись.

- Если бы это произошло в метро, она смогла бы выйти только на остановке.
А за две минуты ты бы все ей объяснил...

- Ты думаешь?

- Конечно. За две минуты можно объяснить теорию относительности и
значение двух сотен основных китайских иероглифов. Все зависит от настроя.

Пацюк послал Бороду подальше и отправился путешествовать по продвинутым
кабачкам в полном одиночестве. Последним пунктом в его программе стало
посещение ?Аризоны-69?, но свободных мест там не оказалось.

Как не оказалось там и Мицуко.

Вернувшись домой, он позвонил Анне Николаевне, приходящей домработнице.
Анне Николаевне было около пятидесяти, в свое время она была художницей,
занималась росписью по шелку и даже где-то выставлялась. Но грянула
перестройка, а за ней и десятилетие ползучих революций, на пятки стали
наступать конкуренты - молодые, зубастые и закончившие не какую-нибудь
там ?Муху?, как несчастная Анна Николаевна, а ?Репинку? и даже Флорентийскую
академию с обязательной практикой в галерее Уффици. Анну Николаевну выкинули
на помойку вместе с ее батиком в стиле ?сталинский ампир?. И последние два
года она перебивалась тем, что устраивала у Пацюка небольшие постирушки и
два раза в неделю прибирала его логово. Он платил ей триста рублей в месяц,
и оба они были довольны друг другом. Но теперь, когда в комнате Пацюка
поселился ?ебеньюар? с примкнувшими к нему трусиками, а в ванной - губная
помада, Пацюк решил отказать художнице от места.

Не навсегда. Только лишь на время.

Его пугала одна лишь мысль о том, что любопытная Аннет (как она сама себя
называла) будет рыться в вещах, которые гипотетически могли принадлежать
Мицуко.

Мекнув в трубку, что он уезжает в командировку на месяц (дальше - будет
видно), Пацюк заверил Аннет, что позвонит, как только приедет. И пообещал ей
аппетитную гору грязного белья и прибавку к жалованью.

Уладив вопрос с домработницей, Егор весь остаток воскресенья посвятил
просмотру ладно скроенных и крепко сшитых американских страшилок про
маньяков. Поточные хот-договские триллеры были так же любезны его сердцу,
как и изысканный Эдогава Рампо. Но теперь Пацюк не просто наслаждался
крупными планами окровавленных ножей преступников (как обычно и бывает -
самых обыкновенных, кухонных). И крупными планами окровавленной груди жертв
(как обычно и бывает - самого расхожего, третьего размера).

Пацюк искал подсказку.

Из маньяческой эпопеи следовало, что леденящий ужас у жертв вызывают:

- струны от карниза;

- стрекот кинокамеры;

- гулкие шаги в подземных гаражах;

- непроизвольно поехавший лифт;

- внезапно заговорившее радио;

- ночные звонки по телефону;

- тень за стеклом комнатных дверей;

- тень за прозрачной занавеской душа;

- упавшая кофемолка;

- мяуканье кошки на карнизе окна;

- ни с того ни с сего перегоревшие пробки.

Ни один из этих атрибутов не был задействован в безобразной субботней
сцене. Как ни напрягался Пацюк, но вспомнить о наличии какого-либо демона в
радиусе двадцати метров от машины он так и не смог. Как не смог и не захотел
объяснить отсутствие Мицуко - последний звонок в Сосновую Поляну был сделан
им, совершенно обезумевшим от безвыходности ситуации, в два часа ночи. Вот
если бы случилось чудо, фантастическое и совершенно необъяснимое, если бы
ангел сам позвонил ему...

Но ангел не позвонил.

Зато (ранним утром понедельника) позвонил дежурный по Управлению и
сообщил стажеру, что машина за ним вышла. Проклиная хр"нову работу, Пацюк
вылез из кровати и через двадцать минут уже трясся в управленческом ?рафике?
в обществе старшего следователя Забелина и судмедэксперта Крянгэ. Они
направлялись в Юкки, небольшой поселок за Парголовом, на северной
оконечности города. Там, в одном из коттеджей, было обнаружено тело молодой
женщины.

Убитой молодой женщины.

Известно пока было немногое: женщину обнаружили рабочие, строившие
соседний коттедж. Они же вызвали милицию.

До сегодняшнего утра Пацюк был в Юкках только один раз. В прошлом году
его вывез туда институтский приятель Борода, который славился тем, что
променял блестящую карьеру адвоката на место продавца кассет в эзотерическом
магазине ?Роза Мира?. Еще Борода славился тем, что сам по винтику собрал
гоночный мотоцикл. А его гоночный мотоцикл славился любовью к экстремальным
трассам.

А Юкки славились своими холмами.

Именно в холмистых Юкках пролегали основные трассы Бороды. Он выезжал в
Юкки каждые выходные и отдавался гонкам по крутым холмам с такой бешеной
страстью, что приводил Пацюка в немое изумление.

- Если ты будешь так наяривать, то к сорока годам станешь импотентом, -
как-то сказал Бороде Пацюк.

- Все мы станем импотентами, - философски заметил тот. - Какая разница -
раньше или позже...

- Или убьешься. И тогда прощай, молодость.

- Молодость - это неверие в свою старость, не больше. А я верю в свою
старость...

Спорить с Бородой было бессмысленно. Он слыл недорезанным приверженцем
даосизма. И сквозь призму учения Дао рассматривал окружающий мир. И не
просто рассматривал, а пытался классифицировать. В свободное от кассет ?New
Age? и мотоцикла время Борода писал трактаты. Трактатов было три:

"Учение Дао как средство ухода за личным автотранспортом?.

"Учение Дао как средство борьбы с насекомыми?.

"Учение Дао как средство воспитания щенков акитаину?.

Никаких щенков акитаину у Бороды не было. Зато с личным автотранспортом
он легко взбирался на холмы под углом семьдесят градусов и падал вниз под
углом в сто пять. Только один раз Пацюк наблюдал эту душераздирающую
картину. Только один. На большее его не хватило.

- Неужели ты не можешь ездить по ровной дороге? - спросил он Бороду,
когда они возвращались в Питер. - Неужели ты не можешь ездить по прямой?

- Прямая только потому прямая, что соединяет две точки. Что может быть
ничтожнее двух точек?.. А вещь, соединяющая две другие ничтожные вещи, - и
сама ничтожна...

Пока Пацюк вспоминал всю эту псевдофилософскую мутотень, ?рафик? успел
выехать за город, свернуть на развилке в сторону Приозерска и вкатиться в
Юкки.

Если бы... Если бы Мицуко хотя бы подмигнула ему или намекнула на
возможность встречи хотя бы у какой-нибудь кондитерской, Пацюк бросил бы
Управление, переквалифицировался в ?тамбовца?, или ?казанца?, или
какого-нибудь руководителя какой-нибудь региональной топливной компании. И
прикупил бы себе недвижимость в Юкках.

Юкки были едины в трех лицах, как всемогущий господь: собственно Юкки,
Малые Юкки и Русская Деревня. И все это вместе окружала сумасшедшая природа
(сосны-березы-дубы). И все они стояли на холмах и холмиках. И были райским
уголком на земле.

В собственно Юкках и Малых Юкках жили аборигены в деревянных домишках и
палисадниках с густо разросшейся малиной. Но уже здесь наблюдались
вкрапления дорогой породы: вновь отстроенные особняки потихоньку наступали
на хижины коренного населения.

Русская же Деревня, как следовало из названия, была прибежищем сильных
мира сего. Одна лишь коробка (стены плюс фундамент) стоила здесь от