Чтение 17–й страницы книги ~В тихом омуте?~

- Кому доказывать? Интерполу из твоего больного
воображения? И вообще, - я страшно устала, я хотела спать, -
если ты так трясся за свою шкуру, то почему не остался в
просвещенной Европе, не пошел, подняв лапки, в какую-нибудь
полицию?

- И что бы я сказал? Их убивали, а я смотрел? Смотрел и
не жужжал?

- Ну, тогда просто натурализовался бы в какой-нибудь
Голландии под личиной грека-киприота. Там наркотики
легализованы, так что вообще никаких проблем, их даже
бесплатно выдают, чтобы раньше времени не загнулись такие
конченые типы, как ты.

- Конченый тип, конечно... Европа маленькая, вся на
ладони, просматривается, как только что отремонтированная
кухня без мебели... Там не спрятаться. - Он страдал манией
преследования. Ясно: целый букет психических заболеваний,
бедный мой Нимотси, представляю, как бы цинично смеялся
Иван. Для Веньки это был бы только повод для сюжета, не
самого лучшего - маленькая предательница...

- Тогда почему Канада? Отправляйся в Колумбию куда-
нибудь, поближе к джунглям и медельинскому картелю, милое
дело.

- Не добраться... Я не доберусь, сдохну. Мне всего
ничего осталось.

Мне надоело слушать его бред.

- Ну, если тебе всего ничего осталось - тогда пусть эти
b".( "они" найдут тебя, и никакой трагедии, какая разница -
месяцем раньше, месяцем позже.

- Не хочу умирать, не хочу, - заскулил он.

- Что ж ты так цепляешься за жизнь, если не можешь
жить? - Я наконец-то оторвалась от Нимотси и вышла из кухни,
насквозь пропитанная его бредовым отчаянием.

- Я не хочу умирать, потому что там будут они, - бросил
мне в спину Нимотси трезвым спокойным голосом. - Там, куда
все попадают после смерти. Там будут они, все, кого убили. И
мне нечего будет сказать им. Нечего. И вот этого я боюсь
больше всего...

Он пришел в комнату, голый и тихий, лег рядом со мной,
прижался ко мне, как ребенок, - так крепко, так отчаянно
крепко, что я чуть не заплакала.

И почувствовала, что напряжение вдруг отпустило его
наконец-то; и, как бабочка из куколки, вылупился тот,
прежний Нимотси, который целовал меня в аэропорту и которого
я никогда не забывала.

- Все хорошо, все хорошо, - шептала я ему.

- Только ты не засыпай, пока я не засну. Я устал быть
один, я все время был один, а теперь больше не хочу, не
хочу.

В конце концов он уснул, а я еще долго рассматривала
его изможденное лицо в свете начинающегося утра.

- Пожалуйста, я прошу, пожалуйста, - бессвязно шептал
он во сне, а я клала руку ему на губы, на прохладный
восковой лоб - "все хорошо, все хорошо"...

...Я проснулась с тяжелой головой - и сразу вспомнила
кошмар предыдущей ночи. Слава Богу, сегодня приезжает Венька
- на часах было девять. Значит, скоро она появится, если не
вздумает прилететь самолетом, ей всегда нравились самолеты.

Ей всегда нравились самолеты, я всегда была без ума от
порядка, но сейчас в комнате все было перерыто: вещи, книги,
рукописи были смешаны в диких пропорциях, как коктейли
сумасшедшего бармена, всю жизнь проработавшего на киношную
гонконговскую мафию.

...А все, что осталось от моего друга Нимотси,
умиротворенно сидело на кухне и лакало кофе из жестяной
коробки чая. Весь чай - Господи ты Боже мой, "Выбор
императора", бешеные деньги за сто грамм! - был высыпан на
пол. А на плите, в кастрюле, булькали ингредиенты для кайфа.

- Приветик! - бодро сказал Нимотси. - Кофе хочешь?

Я молчала.

- А кайфу? - Он явно издевался, каждую секунду не
прощая мне своей ночной сумасшедшей слабости. - Скоро
поспеет.

- Что за разгром ты учинил?

- Паршивая у тебя квартира. Такую и бросать не жалко.

- Я не собираюсь ее бросать.

- Ты, видно, ничего не поняла из вчерашнего. Кошмар
продолжался. Я села против Нимотси и отпила остывший
невкусный кофе из его жестянки.

- Что ты искал?

- Бабки.

- Нашел?

- Сама знаешь, что не нашел. Так, мелочевка, на две
дозы от силы. Здорово ты их прячешь, где только?

- Я прячу их в банке.

- Банку я что-то не приметил.

- В сберегательном банке.

- Идиотка! Кто же их там держит в этой гребаной стране?

- Я.

- И много?

- На гроб из красного дерева хватит. Тебя тоже упакую в
последний путь, не сомневайся. Благо недолго ждать осталось.
- Нимотси стал раздражать меня.

Он с ненавистью посмотрел на меня.

- Придется тебе все снять. Мы уезжаем. Я грохнула
жестянку с кофе об пол, никакого эффекта, жалкое подобие
ночной, почти трагической, сцены с битьем посуды.

- Ты уезжай, если хочешь, - хоть в Канаду, хоть на
острова Зеленого Мыса... Дам тебе отступного - и попутного
ветра в горбатую спину.

- Это мило И плевать, что столько лет из одного корыта
дерьмо хлебали и в одной кроватке спали, тщедушными тельцами
прижавшись. Нехорошо выходит, а? Ты, моралистка!

Бедный мой Нимотси, спасавший меня от тоски по Ивану,
лежавший с ботинками на диване в квартире на Автозаводской,
отчаянно поцеловавший меня в аэропорту - мне стало
нестерпимо стыдно за непроходящее глухое раздражение к нему.

- Я никуда не поеду, - мягко сказала я, - у меня здесь
все: жизнь, куча работы, счета за телефон... У меня
обязательства перед людьми, которых я люблю. И которые любят
меня...

- Что ты говоришь? Которые любят тебя... Сейчас с двух
раз угадаю, кто это любит тебя! Какая-нибудь дешевая
провинциальная срань с юрким пенисом, альфонсишко, который
сосет из тебя бабки на галстуки и любовниц... И играет на
тебе, как Ростропович на виолончели.

- Заткнись!

- Что, правда, правдочка и маленькая правда глаза
колют?

- Пошел вон из моей квартиры!

- Не на порно ли денюжки ты ее прикупила? Я больше не
могла оставаться с ним в одном пространстве - еще пять
минут, и мы разругаемся в хлам, я этого не хотела, я
действительно была моралисткой, куцей моралисткой.

Я ушла в комнату, начала бесцельно собирать вещи,
разбросанные Нимотси.

- Ну что?! - заорал он из кухни. - Ширяться будем?

- Пошел ты! - заорала я в ответ.

- Как знаешь. А то бы на пару отъехали. В прихожей
зазвонил телефон.

- Не бери трубку! - страшно закричал Нимотси.

- Не сходи с ума, - холодно ответила я; это Венька,
конечно же, ну, слава Богу, теперь-то мы быстро разрешим все
проблемы...

На том конце трубки молчали.

- Перезвони, - я дунула, послушала - молчание, -
перезвони, тебя не слышно.

Нимотси стоял на пороге кухни, белый как мел.

- Кто это? Кто это звонил?

- Конь в пальто! Сорвалось - вот и все. Я быстро
набрала Венькин номер - короткие гудки. Нимотси заметался по
квартире, многосерийная эпопея продолжилась.

- Это они... Они меня вычислили... Нужно сваливать
отсюда... Вот блин, даже одеться не во что! Что у тебя за
хахель - из труппы лилипутов, что ли?.. Ну, ты и сука,
лишила меня кожного покрова!

- Что ты несешь?!

- Какого ляда нужно было шмотки мои стирать, кто тебя
просил? В чем теперь ноги делать?! И рюкзак порвался, вот
черт! - Он схватил свою записную книжку, потрепанные карты,
огрызок карандаша.