Чтение 47–й страницы книги ~В тихом омуте?~

первый хрупкий ледок - все-таки это север...

...Я пришла в себя только на безлюдном шоссе,
ослепленная светом фар встречной машины - в зеркале
мелькнули безжизненные лица Алены и Фарика: сумасшедшая
скорость толкнула их друг к другу, убитую и убийцу, невинные
жертвы страстей. Что я делаю здесь, на скользкой дороге, на
скорости 100 километров, куда я их везу? Наваждение прошло,
я понимала, что помочь им уже ничем нельзя. Я даже толком не
/.-(, + , куда еду с двумя трупами на заднем сиденье - я
ведь никогда не запоминаю дорогу... Но я продолжала гнать
джип сквозь ночь. В голове вдруг возникла шальная мысль
врезаться на полной скорости в дерево, в камень, в
указательны и столб, в бетонную опору, в тяжелый грузовик -
врезаться и разом покончить с бессмысленностью жизни,
приносящей одни несчастья.

Я устала.

Я так устала, что даже на секунду выпустила руль из
рук. Когда ты плыла по течению и никого не задевала - в мире
царили порядок и гармония. Но стоило тебе взбунтоваться и
повернуть вспять - тут же начались несчастья. Но, возможно,
сейчас несчастий больше не будет. Нужно только выбрать
подходящие дерево, камень, опору, столб, грузовик...

А если кто-то из них двоих все же жив?

Додумать я не успела - прямо в лоб на меня несся
огромный трейлер, из тех, что гоняют на междугородных
перевозках, - я просто выехала на встречную полосу.
Столкновение казалось неизбежным, разве не об этом ты
мечтала?

Я резко вывернула руль, и, послушный даже моим
неопытным рукам, джип убрался с дороги за несколько метров
до трейлера, прямо перед его тупым носом, и скатился в
кювет. Устойчивости джипа можно было только позавидовать. Я
растерялась, я даже не подумала затормозить и сбросить
скорость - и джип, как огромный лось, легко ломая кусты,
взрезал рощу. Несколько минут по лобовому стеклу хлестали
ветки, потом все исчезло - передо мной было открытое
пространство, а под шинами с легким писком ломался первый
тонкий лед. Наконец-то я остановилась, хруст исчез, но сразу
же возник другой звук, которому я даже не придала поначалу
значения.

Несколько минут я просидела, уткнувшись головой в руль,
потом посмотрела в зеркало: ни Фарика, ни Алены в нем не
было, должно быть, тела завалились, когда машина соскочила в
кювет. В любом случае, нужно было убираться отсюда, черт
знает, где вообще я нахожусь.

Я хотела встать, выйти наружу, осмотреть джип - и не
могла, ноги как будто приросли к полу. Тишина в машине была
невыносимой, и, чтобы избавиться от нее, я включила
магнитолу, сунула в нее первую попавшуюся кассету из
"бардачка". В "бардачке" лежали Аленины перчатки - мягкая
лайка отличной выделки; ее маленькая сумка и газовый
баллончик. Все в идеальном порядке, иначе и быть не могло.

В салоне повисло легкомысленное рэгги, не самая
подходящая к случаю музыка, - и еще этот звук снаружи,
похожий на чавканье огромного животного... Когда он стал
невыносим - я открыла дверцу и чуть не вскрикнула от ужаса:
почва под машиной была зыбкой, джип явно оседал, колеса уже
наполовину ушли в трясину, а это была именно трясина,
знаменитые местные болота, как я могла об этом забыть - ведь
Алена говорила мне... Я сунула за пазуху Аленину сумочку -
мало ли, может быть, там документы, которые ей понадобятся,
- и соскочила с водительского места: нужно открыть заднюю
$"%`fc и попытаться вытащить их, Алену, Фарика, я просто не
имею права оставить их здесь...

Но едва я оказалась снаружи - ноги тотчас же ушли в
липкую, припорошенную ночным инеем грязь, все, вот и все! Я
сделала невероятное усилие и ухватилась за что-то: это была
искореженная сухая ветка кустарника, росшего неподалеку, на
кочке. Я рухнула в грязь и поползла - в спину мне
постреливали музыкальные фразы, хороший, чуть хрипловатый
английский и чавканье болота, каждую минуту пожирающего
джип. От холода я не чувствовала ног, утонувших в зловонной
жиже, ладони горели от шершавой плети упругого кустарника -
в нем сейчас было мое единственное спасение.

Наконец я обрела желанную твердь, выползла на маленький
островок сухой твердой земли, уткнулась лицом в содранные
ладони и зарыдала.

Это был странный плач-причитание, кажется, я молилась и
просила простить меня, я кричала в голос и боялась
оглянуться на джип; музыка из него становилась все глуше, а
потом и вовсе кончилась. Я подумала, что кассета доиграла до
конца, но через несколько минут раздался самодовольный
всплеск. Чудовище поглотило свою жертву, и все стихло.

До первых проблесков мутного северного рассвета я не
могла обернуться. Я лежала, окоченев от холода, грея руки
под свитером и курткой, поджав колени под подбородок: я
должна умереть, бегство напрасно и обречено на поражение...
Но спасительное предсмертное тепло не приходило - все-таки
было еще недостаточно холодно, чтобы замерзнуть насмерть.

Периодически я проваливалась в какие-то обрывки снов-
галлюцинаций, главным в них были прозрачные руки Фарика и
Алены, они нежно касались меня, но их прикосновения были
обжигающе-ледяными, они заставляли сжиматься и без того
маленькое сморщенное сердце.

И только когда начало светать, я наконец заставила себя
подняться и посмотреть назад.

...Джипа не было.

Вместо него на безмятежной глади болота рваной раной
расплылось черное пятно. Еще несколько часов, а может, какой-
то час - и уже ничто не будет напоминать о нем. Я не знала,
как глубока трясина и насколько далеки от меня Алена и
Фарик. И впервые за несколько часов я пожелала им смерти -
мгновенной смерти там, на даче. Если это так - значит, они
счастливо избежали этого мучительного долгого всасывания в
вонючую утробу земли. Они не мучились...

Слезы снова полились у меня из глаз, скатились на
запекшиеся губы - и меня обожгла едкая боль: оказывается, я
содрала, искусала губы в кровь, когда ползла к спасительной
кочке. Содранные губы, содранные ладони - это пассив. А в
активе ты снова осталась жива...

Я мелко дрожала, свитер, рубаха и куртка промокли
спереди насквозь и не могли меня согреть. Я сняла рубаху и
свитер, надела их задом наперед, вывернула куртку, но теплее
не стало. Низкое северное солнце равнодушно смотрело на
меня, оно тоже ничем не могло помочь, а перед глазами
маячила братская могила людей, которые погибли из-за меня...

Скорее машинально я открыла Аленину сумку; дорогая кожа
была безнадежно испачкана болотом, но внутренности не
пострадали. Немного денег на традиционный мартини по дороге
домой, записная книжка, беспечно валяющиеся визитки, ключи
от дома и какие-то яркие, хорошо отпечатанные бумаги. Я
внимательно рассматривала их, а когда поняла, что это такое,
ничком упала на стылую землю и сунула грязные руки в рот,
чтобы заглушить стон.

...Это были два билета на паром "Анна Каренина", Питер
- Стокгольм, каюта "люкс"... Билеты были выписаны на мое и
Аленино имя - она решила нам устроить уик-энд, жест
безнадежно влюбленной богатой женщины. Здесь же лежали ее и
мой заграничные паспорта - это был сюрприз, о котором она не
успела сказать мне... Не успела, не успела, бедная Алена!
Паром уходил в ближайшую субботу, через три дня; значит,
никакой мещанской Финляндии с ее пивом и дорогами - о
поездке туда мы вяло шутили всего неделю назад; всего лишь
респектабельная Швеция, северные ворота огромного мира, куда
единственно я и хотела попасть... Но сейчас это нужно мне
было меньше всего, я отдала бы все, лишь бы они были живы!
Но они мертвы, они покоятся в страшной яме болота. Я вытерла
мокрое лицо платком и осторожно обвязала его вокруг тонкого
стебля растущего на кочке кустарника - сегодня ночью он спас
мне жизнь. Пусть хоть этот платок будет эпитафией на могиле,
мне нельзя забыть это место...

...В ста метрах чернел худосочный пакостный лесок -
искривленные деревца, чахлая щетка подлеска - и ни одной
живой души.

В школе я неплохо бегала стометровку, но сто метров -
обманчивая дистанция, когда между лесом и тобой хляби
болота. И помощи ждать было неоткуда.

В свете дня это расстояние не казалось опасным, пейзаж
затягивал своей умиротворенностью. Несколько минут я
собиралась с силами, потом сломала маленькое сухое деревце -