что-нибудь приличное.
дешевых джинсах.
баксов. Настоящий "Вранглер".
кабака, невелика птица.
рыжими бородами? Не будь идиотом.
выбрала Власу костюм, легко расставшись с остатками
долларов. Этого жеста он не оценил.
куда мы удалились под снисходительно-завистливые взгляды
продавщиц, ни дать ни взять пара голубков, которая должна
разродиться медовым месяцем. - Не понимаю я этого гнусного
капиталистического шика.
грузинам, - парировала я, - это приличное заведение. Дерьмо
на джаз не поплывет. А всяк сверчок знай свой шесток. Цены
на костюм и трюфели должны быть сопоставимыми, чтобы не
раздражать метрдотеля и не вызвать у него лишних подозрений.
глотки вдруг выскочил начинающий альфонс. - Сирии так обо
мне не заботился.
заплатила за костюм, прибавив к нему туфли, рубашку и
галстук. На носки денег не хватило, и Влас попенял мне:
не обольщайся на свой счет.
покупками, мы вернулись на Васильевский, чтобы хорошенько
выспаться перед вечером и приобрести небрежный лоск
прожигателей жизни. Меня вдруг охватил тот же азарт, что и
перед встречей с Аленой, - я не знала, откуда он шел, может
быть, это лицо, уже изменившееся раз, жаждало новых
превращений, игла входила в мои вены, как наркотик, и
сопротивляться этому было невозможно. Наркотическая
зависимость от разреза глаз, от линии губ - все может
быть...
Bласа, старательно подбривая ему затылок.
саксофонов до без пятнадцати одиннадцать, а потом чешет на
боковую, кости греть, педант чертов.
"быка" да официанты, компания - повеситься!
мужиками - тоже, а здесь... Ненавижу таких людей.
Прямо негр вшивый из Луизианы.
зубной боли.
мы уже были в "Паризиане", наглые и чисто вымытые, жаждущие
фирменных салатов и дорогого коньяка. Влас с лету заказал
бутылку. Джаз не очень-то благоприятно воздействовал на его
пищеварение, он сосредоточился на коньяке и воспоминаниях о
бессмысленном пыльном детстве, помидорах "бычье сердце",
которые ненавидел, и летних переэкзаменовках по геометрии. У
него, оказывается, не было никакого пространственного
мышления, потому-то он и ударился в фотографию. Я не очень-
то внимательно слушала его - я могла рассказать ему то же
самое.
Влас, благостно рассматривая посетителей, одинаково
преуспевающих, распаренных джазом. - Бомонд, блин, хозяева
жизни. А ты опоздал к раздаче, так что сиди и не тявкай.
Расстрелял бы всю свору, едрен-батон!..
купила, сука. А я никогда за бугром не был. А там ведь все
не так, а?
и вырвусь из капкана. Знаешь, что для меня вырваться?
первым классом.
одного сна. Есть у меня сон проклятый, и там мне корчит рожи
один тип, некто Лелик Чернявский. Одноклассник мой бывший.
Со школы его не видел, а вот ведь снится и снится, гад, и
даже во сне мне намекает, что я - полное дерьмо, в дерьме
застрявшее.
поплывшее от коньяка лицо Власа, оно казалось мне совсем
юным в своей ненависти к повторяющимся снам.
Взопрел весь, а понял. Он был шустрый сперматозоид, этот
Лелик, и папаша у него был стармех и ходил в загранку. А я
был чернь, и мамаша у меня колготилась в овощном ларьке. Я к
Лелику не допускался, а у него был такой альбомчик с
этикетками от жвачек, коронный номер большой перемены,
гвоздь урока рисования... Я с ума сходил от этого
альбомчика, я даже собаку так не хотел иметь, даже мопед.
Все это дерьмо, я понимаю, но тогда... Там были фантики с
Бруклинским мостом, это была вещь, скажу тебе! Маленькие
такие, красные, синие, белые - и Бруклинский мост, зашибись,
прямо как жизнь на Луне... Но это так, а потом я как-то
пролез к нему на день рождения, извернулся, а пролез, мамаше
привезли мороженые ананасы в дольках, чем не повод. Так что
я почти сравнялся с его обкомовскими и горкомовскими
дружками, Лелик только с ними и общался в классе. Ну,
неважно... Пролез в общем, с ананасами подфартило, я набрал
их на целую шатию. За что и получил приз. Главный приз моей
жизни. Торчал у Лелика на кухне, между бутылок с
офигительными этикетками, они в них потом подсолнечное масло
заливали. Там было много всяких диковинных вещей, но спер я
одну - жестяную коробку из-под печенья. А на этой коробке
были лодки - не такие, как наши, с долбаным мотором
"Ветерок", нет - настоящие, с опущенными парусами, прямо на
берегу, - и полный штиль. Это было то место, куда я хотел
попасть больше всего в жизни, мне было важно влезть туда и
там остаться, я даже клал ее под подушку, я так в это
верил... Ничего больше мне так не хотелось в жизни, ни
тогда, ни потом, даже самой крутой бабы... Знаешь, - Влас
пригнулся ко мне, - я даже дрочил первый раз на эту коробку,
так мне хотелось эти лодки поиметь. Я потом спускал и
спускал на нее, до одури... А-а, ты не поймешь.
гладко выбритую щеку тринадцатилетнего Власа. Сейчас он был
ужасно похож на Ивана с его Мариуполем, и мне даже на
секунду захотелось прижать его к себе. Но только на секунду.
торчал в трудовом лагере после девятого.
шваль, что не пережил.
детские, в цыпках и засохших ранках на костяшках, руки
Власа, которые возятся в еще не созревшем паху. Чтобы
стряхнуть с себя наваждение, я резко поменяла тему
разговора:
говоришь, он был крутым профессионалом, я сама об этом
наслышана... Но ведь умельцы такого класса все делают в
одиночку.