Чтение 15–й страницы книги ~Корабль призраков~

- Ну а губернатор зачем тебе понадобился? Хочешь шашни завести, пока
суд да дело? Заарканить сановного старичка? Чтобы он снял со своей лапы
часы ?Картье? и преподнес тебе за мастерское владение позой ?Рыбы
соединяют глаза?. Знаешь такую?

- Понятия не имею.

- Литературу нужно изучать.

- Это какую же?

- ?Китайский эрос?, например.

- Ты, я смотрю, большой теоретик. Вообще-то, я не рассматривала
старичка губернатора в контексте рыбы, но ты натолкнул меня на мысль...

- Значит, действуй, Маня!

- Приму к сведению, дорогуша.

***

Завтрак прошел тревожно. Ничего другого и не следовало ожидать. Все
пассажиры оказались в курсе произошедшего ночью: известие о смерти
старпома, который еще вчера за ужином как ни в чем не бывало восседал за
столиком командного состава, распространилось с невероятной скоростью.
Уже ставший традиционным Шопен в исполнении Владимира Горовица лишь
подчеркивал скорбь момента. Изысканное и строгое фортепиано, ничего
лишнего. Никто так и не оценил по достоинству шепердспай - запеканку,
широко разрекламированную невидимым коком еще за ужином.

Ужин был вчера. А этой ночью многое изменилось. И все взгляды были
прикованы к столу, за которым обычно сидел старпом. Но - никаких
комментариев, чопорная английская сдержанность, только Аника, по-свойски
чмокнув меня в щеку, сделала трагические глаза: тяжелое несчастье! (?Ун
грав ассидент, ви??). Я с трудом удержалась, чтобы не ответить ей: ?Ле
манифиг!?

Вторым по популярности объектом после стула старпома стала
несовершеннолетняя Карпик. Все чрезвычайно боялись, что известие о
смерти одного из членов экипажа травмирует девочку: до сих пор никто не
знал, в курсе ли происшедшего банкир и его дочь.

Мне же не удалось переговорить с Валерием Адамовичем до завтрака: мы
с Вадиком явились уже после того, как Сокольников и Карпик заняли свои
места.

На протяжении всего завтрака в кают-компании царила тягостная тишина.
Разговаривать на посторонние и легкие темы, типа морской болезни и
предстоящей охоты на тюленей, не хотелось. Карпик, как всегда, ела
отвратительно, ковырялась в запеканке, как курица, и ни на кого не
поднимала глаза. Но за молоком (специально для дочери Сокольников
заказал кипяченое молоко, и Карпик, мужественно морщась, размазала пенки
по краям тарелки с недоеденной запеканкой) она наконец-то решилась.

- Интересно, папа, почему такая тишина? - на всю кают-компанию
спросила Карпик. Ее голос прозвучал так неожиданно громко, что
впечатлительная Аника уронила на пол вилку.

- Ты же знаешь, Карпик, - едва прошелестел в ответ отец. - Когда я
ем, я глух и нем.

- Да, я в курсе... А тебе нравятся молочные пенки, Ева?

- Терпеть их не могу, - совершенно искренне сказала я.

- Я тоже. Папа, а почему сегодня не все завтракают? Тишина в
кают-компании стала еще более зловещей, и все головы повернулись к
нашему столику.

- В каком смысле - ?не все??

- Тот дядя, который сидел рядом с капитаном.

Вот оно, начинается! При всем своем уме Карпик еще ребенок, и
неизвестно, как она отреагирует на известие о смерти старпома. И
отреагирует ли вообще... У детей и смерти свои особые отношения, и лучше
в них не влезать.

- Какой, деточка? - фальшивым голосом спросил банкир. Конечно же, он
все знал. Знал и ничего не сказал своей дочери.

- Который умер сегодня ночью, - почти пропела Карпик и залпом выпила
молоко. Мне стало не по себе. Вот тебе и ранимая душа. - Хочу еще
молока. Только без пенок, пожалуйста.

- Откуда ты знаешь? - не выдержав, спросила я.

- А мне Макс сказал.

- Кто такой Макс? - взволновался отец.

- Макс - это рефмеханик, - пояснила Карпик.

- Кто?

- Человек, который отвечает за холодильные камеры, папочка.

- Лариса! Я же просил тебя не лазать по кораблю. Какие-то
рефмеханики.. Когда ты только успеваешь. - Сокольников выразительно
посмотрел на меня: я, и только я должна присматривать за Карпиком, а
никакие не рефмеханики, отвечающие за холодильные камеры.

- Хорошо, папочка. - Карпик наклонила голову, и только теперь я
впервые заметила, какой крутой у нее лоб, с таким лбом не соскучишься.

- Я очень тебя прошу.

- Хорошо, папочка. Я буду сидеть в нашей каюте и с утра до вечера
читать ?Овода?, которого ты мне сунул в рюкзак.

- Очень достойная книга, - вяло защищался отец.

- Тебе нравится ?Овод?, Ева? - снова обратилась ко мне Карпик.

- Я его даже до конца не дочитала, - и снова я была искренней. А
Карпик нравилась мне все больше и больше.

- Вот видишь, папочка, не все разделяют твои литературные
пристрастия...

Между тем обстановка в кают-компании несколько разрядилась: Карпик
была последней, кто узнал о смерти старпома. Или не последней?.. Во
всяком случае, о случившемся несчастье были оповещены все. Никаких
истерик, никакой паники. Милые люди.

Милые и сдержанные.

После завтрака все, проспавшие ночные события в машинном отделении,
собрались в бильярдной, и Антон ввел их в курс дела. А также ознакомил с
планами на ближайшее будущее: покойник на борту - скверный знак, так что
особенно мнительные, верящие в полтергейст, духов моря и ?Летучего
голландца? могут улететь вертолетом, который ожидается к вечеру. Все
остальные продолжают путешествие. Мне не очень хотелось переживать эти
события еще раз, и потому, прихватив с собой два одеяла из каюты, я
устроилась в шезлонге на верхней палубе. Укутавшись одеялами до самого
подбородка и подставив соленому ветру лицо, я выгнала из головы все
мысли, и решила наслаждаться видом сурового моря. К черту все, он был
пьян, он оступился, а если даже и нет - какое мне дело. Я никого не
собираюсь шантажировать, следовательно, никакая опасность мне не
угрожает.

За ?Эскалибуром? неслись огромные альбатросы, они со свистом
рассекали крыльями воздух: никогда еще я не видела таких крупных птиц
так близко.

Разве что страус в зоопарке моего детства. И розовый пеликан, который
сдох в канун октябрьских праздников в тот год, когда меня приняли в
пионеры. Тогда я была младше Карпика на три года. Странное дело, Карпик
очень сильно занимала меня в последнее время, она вызывала чувство
жалости и восхищения одновременно.

Удивительная девочка...

Море было беспокойным (в открытом море по-другому не бывает, сказал
бы старпом Вася), огромное судно покачивало на волнах, и от этого по
всему кораблю шла легкая дрожь.

Эта дрожь, это сдержанное покачивание, да еще вкупе с бессонной
ночью, убаюкали меня, и я даже задремала. А проснулась оттого, что
кто-то настойчиво теребил меня за рукав. Еще не открыв глаза, я поняла,
что это Карпик.

- Ева!

- Ну, что такое?

- Можно я посижу с тобой?

Ты пользуешься бешеным успехом у тринадцатилетних девочек,
поздравляю, Ева! Такого в твоей бурной жизни еще не было.

- Конечно, девочка, - вылезать из-под верблюжьих одеял не хотелось,
но я помнила о нашем разговоре с отцом Карпика: нужно проявлять
дружелюбное ненавязчивое внимание к его дочери. - Сейчас я принесу тебе
шезлонг...

- Нет, не нужно. Я хочу с тобой.

- Со мной? - Я сморщила нос.

- Ну да. Ты не волнуйся, я очень легкая. Тебе не будет тяжело.

- Тогда залезай!

Я распахнула одеяла, Карпик юркнула туда и крепко прижалась ко мне.
Несколько минут мы просидели молча. Карпик была совсем близко от меня, и
мой взгляд лениво блуждал по непритязательному ландшафту ее лица. От
тонких тускловатых волос девочки исходил запах хорошо воспитанного
шампуня, но к нему примешивалось и что-то еще: запах перегретого
металла, запах машинного масла, - это был запах самого корабля.

Странно.

Неожиданно для себя я поцеловала Карпика в макушку. И она тотчас же
двинула меня в бок острым кулачком:

- Не смей!

- Что ты, Карпик!

- Не смей меня жалеть!

- С чего ты взяла, что я тебя жалею?

- А разве нет?

- Нет, конечно.

- Папа ведь говорил с тобой, правда? Сказал, что я ранимая и что мне
нужна старшая подруга... Ведь так? Я молчала.

- Еще и деньги, наверное, предлагал. Чтобы ты со мной возилась,