переступал порога его каюты.
сделали в каюте Здановича, так и не удалось. Да и свеча, которой
пользовалась Карпик, медленно догорала. В ее крохотном ореоле находилась
сама Карпик и часть помещения. Одно я могла сказать точно: каюта
капитана не была похожа на аскетичную каюту третьего помощника. То, что
я увидела в мерцающем свете, несколько удивило меня: слишком много
дерева, слишком много ненужных с точки зрения корабельной
целесообразности вещей. В этом еще предстояло разобраться. А сейчас я
смотрела на тонкую руку Карпика, всю залепленную свежим воском. Его
капли стекали по коже, наплывали одна на другую, но Карпик, казалось, не
замечала этого.
внимания на расплавленный воск.
удивляются, - почти с гордостью сказала девочка.
невосприимчивость к боли, к горячему парафину на коже, к пощечинам отца,
- все это блеф, не больше, замещение одного другим. Твоя боль гнездится
совсем в другом месте. В том месте, где твой отец обычно назначает
свидание женщинам, которых ты ненавидишь...
свечей, чтобы сюда вернуться.
погаснуть. Но этого секундного торжества света хватило, чтобы я заметила
подсвечник на столе. Мы оставались в темноте не дольше нескольких
мгновений. Я достала зажигалку, щелкнула ею и зажгла три свечи в
подсвечнике. Каюта сразу же осветилась ровным и достаточно ярким светом.
То, что мы увидели, поразило нас. Настолько, что некоторое время мы
молчали.
осталось от свечи. - Отель ?Георг Четвертый?, пять звездочек,
президентские апартаменты.
апофеоз Большого корабельного стиля. В отличие от безликой, никому не
принадлежащей каюты третьего помощника здесь чувствовалось мощное
присутствие хозяина. Хозяина, знающего толк в хороших вещах. Дубовая
обшивка, кровать под балдахином, сухие цветы в китайских напольных
вазах, картины в тяжелых багетах, покрытые благородной паутиной
растрескавшегося от времени масла... Подсвечник, который я зажгла, был в
каюте не единственным. Еще один - с тремя витыми свечами - стоял в
изголовье кровати. Вместо унылого умывальника, над которым Вадик Лебедев
уныло скреб станком ?Жилетт? свой безволосый подбородок, - медный,
отлично надраенный таз и такой же медный кувшин.
дерева. Он был набит вещами: парадные тужурки, белоснежные рубашки,
несколько пар обуви внизу, две капитанские фуражки. Все это выглядело
просто великолепно, но в то же время в этом было непонятное
несоответствие с реальностью, природа которого не поддавалась анализу.
что-то в них не того...
пиджаков, подняла несколько пар туфель и внимательно их рассмотрела.
старые вещи.
потускневшим бархатом.
выглядели бы новые вещи, если бы их пошили сто лет назад... Или около
того. Это несовременные вещи, вот что я хотела сказать...
вздох. От него у меня сразу же засосало под ложечкой.
мистическим веяниям.
голову к двери. Она оказалась плотно закрытой.
стену. Здесь, среди барометров, секстантов и миниатюр, исполненных на
кости и фарфоре, висело несколько фотографий в рамках.
высоко. Почему именно она заинтересовала девочку, я не знала. Карпик
согнала меня со стула и подставила его к стене. И только потом сняла
фотографию. Я не обладала таким исследовательским пылом, - все мои
эксперименты по профессиональному обыску остались в прошлой жизни,
которую я очень хотела забыть.
сколько она уже здесь стоит?.. Скорее машинально, чем преследуя какую-то
цель, я сунула в него руку. И тут же одернула ее, чувствуя, что теряю
сознание.
не больше пятнадцати-двадцати минут назад. Ее налили в то самое время,
когда мы с Карликом подходили к дверям капитанской каюты... Откуда никто
не выходил.
ухватилась за ее испачканную воском руку, как за спасательный круг.
снимка.
?Эскалибура?, фанат дисциплины, собирательный образ, герой Джека
Лондона, Германа Мел-вилла и других маринистов всех времен, вместе
взятых. Капитан ?Эскалибура? с его неуемной страстью к Шопену и
бретонской кухне. Капитан, с которым я три раза в день встречалась в
кают-компании. Капитан, который приказал отправить труп старпома Митько
на Большую землю. Капитан, который так неожиданно исчез сегодня утром.
запоминающимся. Улыбающийся капитан стоял на фоне какого-то корабля.
Общею абриса судна видно не было, только чернота борта за капитанской
спиной. И название корабля. Это было английское название. И английские
буквы, которые я прочла без труда. Они составили именно то слово,
которое я ожидала.
это? Под снимком стояла дата. 1929 год.
здорово!
поняла, что не слышала в своей жизни звука, страшнее этого. Теперь он
был гораздо явственнее, даже невосприимчивая к мистике Карпик уловила
его. И отреагировала так же, как и я.
дверь и сразу же за ней столкнувшись лбами друг с другом. Мы не удержали
равновесия и шлепнулись на пол в метре от захлопнувшейся капитанской
каюты. Несколько минут мы лежали в полной темноте.
смялась так громко и заразительно, что мне ничего не оставалось делать,
как последовать ее примеру. Некоторое время мы слышали только свой
истерический хохот: сплетенные руки, сплетенные ноги, две дуры - одна
большая, другая маленькая - валяются в беспросветно темном коридоре и
ржут как ненормальные, надо же!..
неуверенными и вкрадчивыми одновременно. Они были явственно слышны.