засасывает мои губы и снова выпускает их, и снова засасывает. А потом
начинает покусывать нижнюю губу. И ласкать верхнюю. Я должна привыкнуть, я
должна привыкнуть к собачьей шерсти - и я привыкаю.
психоделику, Пабло-Има-нол вовремя вспоминает, что знает толк в джазе, очень
вовремя. Он импровизирует с моим телом, как с саксофоном, он вдавливает меня
в кушетку и припечатывает собой. Я даже не успеваю заметить, как оказываюсь
обнаженной, почти обнаженной, носки не в счет?. У Ангела ловкие пальцы,
очень ловкие, созданные как раз для такой любви: на кушетке, с разведенными
голыми коленями, но в носках. Нет, до разведенных коленей дело еще не дошло,
разведенные колени - потом.
соскальзывает на шею, буксует в ключицах, взбирается на грудь. Там Ангел
останавливается, на груди Ангел замирает. И я замираю, я думаю, какой сосок
он выберет - левый или правый?
И снова я не могу избавиться от этого ощущения: свитер на голое тело. Носить
свитер на голое приучила меня Динка, вернее, не приучила - я украла у нее
эту привычку. Я люблю красть привычки, я люблю красть мысли - Ленчикова
школа и дрессура покойной Виксан не прошли даром.
зубах девственности, и приближусь к Динке, и выбью козырь из ее рук. Пусть
маленький, вшивую шестерку, которую и козырем назвать нельзя, и все же, все
же... Завтра Динка обязательно заглянет в библиотеку, завтра - контрольный
день, двенадцатое, завтра мы все должны решить. Она обязательно заглянет в
библиотеку, обязательно.
я постараюсь быть бесстыдной. Быть бесстыдной - это единственная Динкина
привычка, которой я хотела бы владеть безраздельно. И единственная привычка,
которая так и не далась мне. Но теперь, теперь..
не вызывает во мне никакого восторга, но и ненависти не вызывает. Это
необходимо, говорю я себе, это необходимо, так же, как необходимо было есть
овсянку в детстве. Так же, как необходимо было улыбаться продажным, с явным
налетом желтизны, писакам и лепить им горбатого про Пруста, Фриша и Симону,
мать ее, де Бовуар. Так же, как необходимо было раздавать хреновые автографы
хреновым фанатам, пока рука не занемеет...
рельеф мышц, я пропускаю между пальцами струйки пота, сколько же он трудится
над несчастной железобетонной девственницей, черт возьми!..
немного больно, но это терпимая боль, терпимая. К тому же я к ней готова: я
знала, что со мной случится нечто подобное, рано или поздно. Я любила
порассуждать о девственности, к чему бы она не относилась. Господи, неужели
я наконец-то избавлюсь от нее?!
нужна я сама. Никому, никому. Разве что притихшим зверям бестиария. Им, им я
необходима, мы столько времени провели вместе. И они стали совсем ручными. И
я стала совсем ручной. И я нужна им... Вот в это мне хочется верить.
мужчина, с ума сойти... Видела бы это Динка? Ангел, за секунду до этого
бившийся как птица в силках, постанывающий и шепчущий мне в шею что-то
нечленораздельно-испанское, обмякает. И я впервые ощущаю его тяжесть. И она
тоже не кажется мне неприятной.
наверняка останутся пятна. Его пятна, а на свои... вернее, на свое... мне
ровным счетом наплевать.
***
хотел остаться, он хотел застолбить территорию, он хотел проделать со мной
это еще раз, быть может - даже не один.
того, чтобы снова это получить.
потерянной девственности. Она валяется у меня в ногах, никому не нужная, мне
в первую очередь, вот все и свершилось. Забросив руки за голову и лениво
разглядывая носки, я думаю о том, что ничего выдающегося не произошло. Было
немножко больно, только и всего; это - легко забывающаяся боль, утром я о
ней и не вспомню. Нет, она по-прежнему дает знать о себе, легким жжением -
там, внутри.
Динка. Я чувствую ее взгляд сквозь толщу сна, мгновенно скатывающегося к
кошмару: вся наша двухлетняя звездная жизнь рядом и есть кошмар.
разрезают пополам, они умелые ныряльщики, кто бы мог подумать; бронзовые
ловцы жемчуга и рядом не стояли. Сейчас Динка вскроет ножом все мои
потаенные раковины, чтобы найти там воспоминания о прошедшей ночи, о языке
Ангела и о его члене, чтобы найти там бестиарий. Только этого не хватало.
разбросав колени, > бесстыже потянувшись.
противно.
впавшая в целомудрие Динка.
достоинство просительных "Диночка". Никаких.
это не чешет. - Вместо "чешет" она употребляет совсем другое слово.
Матерное.
другое слово. Матерное.
хочется сейчас вцепиться мне в волосы, это непередаваемо сладкое желание
прочно застряло на ее лице. Там, в прошлой жизни, под сенью "Таиса", она
иногда позволяла себе распускать руки, я до сих пор помню привкус нескольких
ее тумаков. Таких, что даже папахеновские экзекуции по сравнению с ними
выглядят легкими поцелуями на пикнике. Легкие поцелуи среди кинзы,
нарезанных помидоров и бутербродов с сыром. Тумаки не прошли бесследно, с
подачи гнусной доморощенной пиарщицы Виксан слухи о них робко просочились в
прессу. И Динка, сама того не желая, пополнила косяк бойцовых
рыбок-ревнивцев, возглавляемых хулиганистыми Джонни Деппом, Чарли Шином и
Робертом Дауни-младшим. Такими же глянцевыми персонажами, как и мы сами. Те
еще были разборки после пары подметных статеек, Динка едва не своротила
Виксану скулу, а наш рейтинг, рейтинг парочки отвязных душек-лесби, снова
подскочил. Виксан, Виксан, жаль, что ты не увидишь финала... Тут уж желтой
прессой не отделаешься, Виксан...
простыни. - Он все-таки это сделал.
я, Господи?
употребляю совсем другое слово. Матерное. И моя ложь в его контексте
выглядит до жути правдоподобной.
золотая полоска вокруг них блекнет и сходит на нет.
Обвинение несправедливо: еще одно несправедливое обвинение, которыми мы
обменивались все эти годы. - Ты всегда брала тупоумной задницей, а я все
схватываю на лету. Ангел сказал, что я создана для любви.
Никитин Юрий
Ильин Андрей
Буркатовский Сергей
Суворов Виктор
Суворов Виктор
Лондон Джек