Чтение 5–й страницы книги ~Ритуал после брачной ночи~

ограненным. Но его чудесное возникновение произвело фурор. Даже известие о
штурме таллинской ратуши русским спецназом (куда только смотрит НАТО?!!)
было бы встречено эстонцем с меньшим волнением. Он совсем непочтительно
перехватил мою руку и едва не сорвал перстень. Воздуха ему явно не хватало.

- Откуда это у вас? - Киви едва шевелил посиневшими губами.

- Семейная реликвия, - я четко следовала дремовским инструкциям. -
Подарок матери. Отпустите, пожалуйста. Вы делаете мне больно...

Его отчаянные, ополоумевшие пальцы слегка ослабили хватку.

- Maaia, - снова повторил он. - Как вас зовут, вы сказали?

- Варвара. Варя.

Совсем не то, что он жаждал услышать.

- Это не может быть семейной реликвией, Варя. Не вашей, во всяком
случае... Этот перстень я подарил своей жене.

Он осекся и перевел взгляд с моей руки на свою. Я последовала примеру
виолончелиста. На его мизинце ловко сидел перстень. Не такой же (перстень
был мужским), но очень похожий. Во всяком случае, камни казались почти
идентичными.

- Ей хотелось, чтобы мы всегда помнили друг о друге. - Киви понял, куда
именно я смотрю.

Теперь уже мне не хватало воздуха. Жучара Стасевич подложил мне свинью,
теперь я знала это наверняка. Свинью с гарниром из индийской мелодрамы.
Сейчас этот виолончельных дел мастер начнет призывать на помощь ожиревшее
ресторанное секьюрити. И клясться государственным флагом Эстонии, что я
воровка и стянула перстенек у его жены, прибегнув к эксгумации трупа.
Нетрудно предположить, что за этим последует...

- Отпустите... Если вы не прекратите, я позову метрдотеля, - отчаянно
труся, прошипела я. И, помолчав, добавила:

- Сумасшедший...

Слава богу, моя последняя реплика подействовала на него отрезвляюще.
Эстонец обмяк, отстранился и закрыл лицо руками.

Бедняжка.

- Vaatama... Простите... Простите меня, ради бога... Не знаю, что на
меня нашло... Простите...

Он извинялся бы так до второго пришествия, хлюпая носом и перескакивая с
языка на язык, - и я решила осадить его.

- Все в порядке, Олев... - я впервые назвала его по имени.

- Вы знаете мое имя? - он поднял голову и посмотрел на меня со жгучим
недоверчивым интересом.

Фильтруй базар, старуха. Так и завалиться недолго.

- Ну, конечно. Виолончель - мой любимый инструмент. Я не пропускаю ни
одного концерта. - Господи, прости мне эту ложь!..

За угловым столиком, где расположилась команда Киви, уже началось
брожение: виолончельные клевреты отчаянно семафорили своему патрону,
призывно стучали вилками, фужерами и кольцами для салфеток - и даже уронили
стул. А спустя минуту выделили парламентера для переговоров с отбившейся от
рук знаменитостью. Парламентер - плюгавый мужичонка с покатыми плечиками
(скрытый педик, не иначе) - приблизился к нам и что-то почтительно залопотал
по-эстонски. Общий смысл речи сводился к следующему: "Олев, твою мать, мы
все тебя ждем, твою мать, в конце концов, это просто неприлично, твою мать,
заставлять ждать такое количество людей, твою мать, и сидеть за одним столом
с этой русской шлюхой, твою мать".

Я послала белобрысому молевидному педику благодарный взгляд: история с
обольщением Олева Киви нравилась мне все меньше и меньше, даже обещанная
Стасом прибавка к жалованью не делала ее привлекательной. В конце концов,
мне вполне хватает моих комиссионных, а на крайний случай всегда можно
устроиться кондуктором в трамвайный парк. Все лучше, чем дергать за
конечности скелетов в шкафу истеричного эстонца и разгребать за ним
окаменевшее дерьмо. Тем более что в нашей семье уже есть один специалист по
дерьму.

Если сейчас виолончелист встанет и уйдет, я буду считать это лучшим
порно-эскортом в своей жизни.

Так что извини, Стасевич.

Но чертов Киви не встал и не ушел. Напротив, он вылил на
педрилу-парламентера целый поток бесполых эстонских ругательств и подкрепил
их смачным русским матерком. Я даже мысленно зааплодировала такой
экстравагантности: молодцы чухонцы, хоть чему-то научились у Большого
Брата!..

Педик ретировался, оставив после себя запах селедки в молочном соусе он
сдался. Но я, в отличие от него, сдаваться не собиралась.

- Кажется, ваши друзья недовольны...

- Не обращайте внимания... Варя, - он выговорил мое имя осторожно и
ласково, привыкая к новому для него сочетанию букв.

- Мне тоже пора.

- Вы уходите? - Голос его задрожал, как виолончельная струна в финале
сюиты ј 1 соль мажор И. С. Баха. Задрожал и сорвался.

Бедняжка, в который раз подумала я.

- Да, - я привстала, демонстрируя серьезность намерений. - И спасибо за
концерт, Олев. Вы были великолепны... Как всегда.

- Но... Вы ведь ушли после первого отделения.

Так, значит, ты следил за мной? Хорошенькое дельце.

Я в очередной раз поймала себя на мысли о том, что Стас знал, что делает,
когда расставлял силки: ловля на живца, вот как это называется.

- Вы ведь ушли, - продолжал настаивать эстонец. - Почему вы ушли?

- И того, что я услышала, было достаточно, - ляпнула я первое, что пришло
в голову. - Ваша музыка разрывает мне сердце.

Мое насквозь лживое, да еще приправленное подобострастной лестью
объяснение было шито белыми нитками, но Олев Киви с готовностью клюнул на
него. И не выказал никакого желания расстаться со мной.

- Вам нравится виолончель?

Я внутренне содрогнулась, но сумела взять себя в руки:

- Мне кажется, в этом инструменте заключена душа создателя. - Господи,
откуда эти тексты? Моментально перебрав в уме всех своих клиентов, я
остановилась на сидящем в Крестах Лешике, и происхождение фразы моментально
прояснилось.

"Мне кажется, в этом инструменте заключена душа Создателя", - именно так
высокопарно Лешик отзывался о своем члене.

Но Олев Киви знать не знал бедолагу Лешика, а тем более его член, - и
посему челюсть его благодарно отвисла: он оценил красоту формулировки.

- Я не могу вас отпустить... Вот так просто...

- Мне пора, Олев. Мне правда пора...

Я поднялась, пресекая дальнейшую дискуссию, и поплыла к выходу,
профессионально покачивая бедрами. Олев Киви по-настоящему испугал меня:
безобидное интеллектуальное болотце, в чреве которого нет и не будет
спасения. Следовательно, задача номер один: унести ноги. Унести ноги и
спихнуть неудачу с Олевом на форс-мажорные обстоятельства.

Покинув ресторанный зал, я облегченно вздохнула и направилась в женский
туалет. Но особенно рассиживаться на отдающем гинекологической стерильностью
унитазе не пришлось: в дверь робко постучали.

- Кто там? - глупо спросила я и на всякий случай подтянула колготки.

- Я, - вкрадчивый голос принадлежал мужчине. Но не Олеву Киви, это точно.

- Это дамская комната, уважаемый. - Мой голос предательски дрогнул.

- Нужно поговорить.

Я с чувством спустила воду и распахнула дверь. И едва не зашибла
криминального репортера Сергея Синенко.

- Какого черта? - Я даже не удивилась его появлению в женском туалете в
поисках материала для своих подметных статеек он влез бы куда угодно, даже в
доменную печь. Что уж говорить об отхожем месте - так, легкая разминка в
стиле "диско".

Юродивый от журналистики смотрел на меня умоляющими глазами.

- Вы разговаривали с виолончелистом, я видел.

- Ну и что?

- Познакомьте меня с ним... Редакция оплатит ваши услуги.

- Сколько? - по-мясницки грубо подошла к вопросу я.

- А сколько нужно?

Я с трудом подавила в себе желание назвать сумму и автоматически перейти
в разряд обслуги желтой газетенки. Кем-кем, а шлюхой от масс-медиа мне быть
еще не приходилось.

- Пустой разговор, Сергуня, - я потрепала журналюгу по впалой обросшей
щеке. - И покинь помещение, пожалуйста. Иначе донесу на тебя, как на
извращенца.

Но даже на этом Сергуня не успокоился. Он заговорщицки закатил глаза и
всучил мне свою потрепанную визитку.

- На всякий случай... Если передумаете. Я по привычке сунула визитку в
декольте платья имени Аллы Кодриной и двинулась к выходу. Синенко едва
поспевал со мной.

- Мы хорошо платим за конфиденциальную информацию, - продолжал увещевать
он.

- На здоровье.

- У вас с ним близкие отношения? - неожиданно озарило Синенко, и вот
тут-то я начала беспокоиться по-настоящему.

Ошибкой было уже то, что я заговорила с этим хмырем. Нет никаких
гарантий, что завтра его клоачное издание не выйдет с моей физиономией на
первой странице.

Я так и представила себе огромный заголовок: "В постели с виолончелью".

Я оторвалась от репортера и почти коснулась спасительной ручки двери.

- Эй, - крикнул он. - Подождите! Вы что-то потеряли...

Черт меня дернул обернуться - и Синенко щелкнул фотоаппаратом. Старый, но
безотказно действующий трюк. Попалась.

Я приблизилась к изобретательному Сергуне с самой очаровательной улыбкой,
на которую только была способна, - и с ходу врезала ему по яйцам. Но это был