Чтение 56–й страницы книги ~Ритуал после брачной ночи~

довольно длинную деревянную зубочистку, плашмя завел ее над обоими концами
проводов, легонько приподнял их и освободил от штырей. А потом поджег еще
одну спичку, положил ее прямо под зубочисткой - и закрыл электронный
тайничок.

- А теперь бежим, - блестя влажными глазами, шепнул мне сорокапятилетний
мальчишка.

- Куда?..

Но Чорбу не дал мне договорить. Мы перемахнули невысокий, по-европейски
застенчивый заборчик, пробежали по слабо освещенным плитам двора и уткнулись
в заднюю дверь гостиницы.

- Объясняйте, - переводя дыхание, потребовала я.

- Зубочистка горит ровно тринадцать секунд. Потом провода падают на
штыри, становятся на место, цепь замыкается, и камера снова начинает
работать. Но тринадцать секунд у нас всегда есть.

- Просто находка для домушников. - "И для убийц со стороны", - мысленно
добавила я. - Кто вам открыл эту механику?

- Электрику, - поправил Чорбу, берясь за ручку двери. - Одна старая
поклонница Ильи Слепцова. Актера. Знаете такого?

- Впервые слышу, - не моргнув глазом, соврала я.

- Странно... Все женщины должны знать Илью Слепцова... Но тем не менее он
тоже живет в этой гостинице.

- А вы тоже поили ее вином из рук? - с неожиданной ревностью спросила я
Чорбу. - Эту поклонницу?

- Нет. Только коньяком и только из рюмок. Мы просто как-то выпивали
вместе - Илья, немец Гюнтер, еще какой-то иностранец и секретарь покойного
виолончелиста. Тогда-то воздыхательница Ильи и показала нам, как влюбленная
женщина может обвести вокруг пальца любую технику. Обожаю влюбленных
женщин... - Чорбу со значением посмотрел на меня. - А вы, случайно, не
влюблены?

- Нет. - Голос мой прозвучал довольно тускло.

- Жаль. Женщина всегда должна быть влюблена....

...Мы прошли через кухню, в которой не было никого, кроме спящей груды
салата в миске, и вышли в пустой бар.

Пустой - так мне показалось сначала.

Но, присмотревшись, я обнаружила гнусного, пакостного, мерзостного, плохо
говорящего по-русски Калью Куллемяэ!

При виде этого совсем не забытого песочного человека из приснопамятной
Эстонской Республики у меня подкосились ноги. Вот кого я напрочь выкинула из
головы - пресс-секретаря покойного маэстро! Но что он делает здесь до сих
пор? Наверняка тело Олева Киви уже перевезено на историческую родину.

А Чорбу уже волок меня к столику с Калью, будь он трижды неладен.

- Тэрэ-тэрэ, - заплетающимся языком поздоровался секретарь в отставке и
скользнул по мне равнодушным взглядом.

Еще бы! За последние несколько дней я кардинально изменила внешность и
даже перетрясла внутренности. А Калью видел меня совсем недолго, чтобы
теперь узнать.

- Водка? - укоризненно покачал головой Чорбу.

- Ваш коньяк, - возразил Калью и уставился на меня. - Это кто?

- Самая замечательная девушка этого города и этой ночи, - витиевато
представил меня Чорбу.

Ну, конечно же, он не узнал меня! У меня были другая стрижка и другая
одежда. И другое лицо, и другие глаза, совсем по-другому смотрящие на мир.

- Когда уезжаешь? - поинтересовался молдаванин.

- Еще не знаю... Дня через четыре. Выпьете со мной?

Чорбу отрицательно покачал головой и, подхватив меня под руку, направился
к выходу из бара.

- Кто это? - шепотом спросила я.

- Пресс-секретарь покойного виолончелиста, - пояснил Чорбу.

- А почему он до сих пор здесь?

- Понятия не имею. Спросите его сами, если хотите. Последние несколько
дней он вообще не вылезает из бара, бедолага. Я его двумя канистрами коньяка
снабдил, но здесь и коньяк не поможет... Впечатлительный парнишка.

Я обернулась на "впечатлительного парнишку". Он, сгорбившись, сидел за
столом в позе мальчика, вынимаюшего занозу. Фотографическое изображение
этого злосчастного мальчика висело в таллинском полицейском департаменте и
было не лишено аллегорического смысла. Мальчиком выступала свободная от
пороков Эстония, а занозой, от которой необходимо избавиться, - все мы,
антисоциальные элементы.

И, сама не зная почему, я впервые посочувствовала Калью и его покатым
женственным плечам. Кто знает, может быть, он был тайно влюблен в своего
патрона и теперь искренне страдал.

Так, размышляя о прихотливости человеческих отношений, я поднялась в
номер Аурэла Чорбу. И даже задержалась на пороге, чтобы ощутить
торжественность момента. За годы, проведенные на Крюках Любви всех форм и
расцветок, я впервые входила в гостиничный номер не как какая-нибудь
"изенбровая бикса" .

А как "самая замечательная девушка этого города и этой ночи".

Но дальше этого витиеватого, подванивающего кишиневской давленой черешней
титула дело не пошло. Аурэл Чорбу и не думал ко мне приставать. Настолько
откровенно не думал, что досадный эпизод с футболкой в его кабинете терял
всякий смысл.

Тогда зачем он пригласил меня сюда? Да еще провел в гостиницу таким
странным способом? Да еще напоил двадцатипятилетней старушкой "Дойной"? А
теперь смотрит на меня развеселыми коньячными глазами.

- Просто так, - неожиданно сказал Чорбу и сунул в рот чубук старенькой
трубки. Я вздрогнула.

- Я позвал тебя просто так. Мне нравится на тебя смотреть.

- И все?

- И все. От вина и от женщины нельзя требовать больше того, что они могут
дать.

- А откуда вы знаете, что я могу дать? - Мои профессиональные навыки были
поставлены под сомнение и я немедленно взбунтовалась.

- Я вижу. Я уже говорил тебе: я всегда все вижу и всегда наблюдаю за
всем. Я - хозяин...

И тут я с ужасом поняла, что снова набралась - второй раз за эту ночь. Но
было уже поздно: мои руки обвили шею молдаванина, а губы ткнулись ему в усы.
Усы были мокрыми от коньяка, а в их зарослях затерялись фиалка, базилик и
черная смородина. И чуть-чуть граната. И чуть-чуть полыни...

- Так я и думал, - шепнул мне на ухо Чорбу, когда я наконец закончила
терзать его усы. - Целоваться ты не умеешь.

От подобной клеветы я едва не задохнулась и еще крепче обхватила его за
шею. И нащупала крошечную косичку, в которую были собраны его волосы. Его
смоляные, избитые сединой волосы. Интересно, у японского поэта Басе была та
же прическа?..

Но что бы ни думал по этому поводу давно умерший Басе, задорная косица
смотрелась у сорокапятилетнего мужика явным атавизмом. Также, как и
неухоженные усы. Так же, как и золотой зуб. Также, как и жилетка, прошитая
конским волосом. Так же, как и пахнущие терпким потом подмышки. Уехать бы с
ним, даже без обручального кольца на пальце, - и жить в кирпичном доме,
рожать каждый год по двойне, доить коз, подвязывать лозу и давить
какой-нибудь шардонне голыми пятками...

Шардонне.

Почему я вспомнила о шардонне?

Виноград сорта шардонне нравился Монтесуме-Чоколатль. Монтесума попала в
затруднительное положение из-за меня. А я попала в затруднительное положение
из-за убийцы Олева Киви. И совсем не факт, что этот убийца не сидит сейчас
передо мной. Так почему я пялю на него глаза и ничего не могу с собой
поделать?

Не мешало бы прислушаться к себе.

Но тело мое молчало. Да и тело Аурэла Чорбу наверняка помалкивало.

И все же, все же...

Траченный молью, горбоносый, заскорузлый молдавский крестьянин был
совершенно ослепительным мужиком. Такой вполне мог заколоть виолончелиста и
оставить Нож в груди: исключительно из любви к широким жестам.
Исключительно...

- Да ты, я смотрю, засыпаешь, - как сквозь вату донесся до меня голос
Чорбу. - Идем-ка в кроватку.

Он осторожно снял с меня ботинки и перенес на кровать. И я тотчас же
закачалась на волнах выпитого за вечер вина. И дождь за окном... Или это
Аурэл принимает душ, чтобы лечь рядом со мной и научить меня целоваться?..
Что ж, он не встретит никакого сопротивления с моей стороны. Зато как
чудесно будет увидеть во сне его виноградники!.. А утром проснуться и...

Я подскочила как ужаленная: к моему величайшему изумлению, весь хмель
куда-то пропал. Исчез. Выветрился сам собой. И все потому, что один раз я
уже проснулась утром в этой гостинице. Этажом выше. И обнаружила бездыханный
труп рядом с собой!..

Так стоит ли испытывать судьбу дважды?

Аурэла Чорбу в комнате не было. Что ж, тем лучше теперь я буду избавлена
от тягостных объяснений.

Я подхватила ботинки, бросила прощальный взгляд на спиртное, которым был
приправлен номер экзотичного молдаванина. И, осторожно прикрыв за собой
дверь, оказалась в коридоре.

О том, что Аурэл Чорбу ринется за мной, я нисколько не беспокоилась.

Не ринется.

Он достаточно мудр, чтобы уважать чужой выбор.

Усевшись на мягкий, скрадывающий любой звук ковер, я зашнуровала ботинки
и огляделась. Прямо позади меня оставался номер Чорбу. Если стоять к номеру
спиной, то слева, в ј 1, живет немец Гюнтер Кноблох. А справа - в ј 4 -
Калью Куллемяэ. И все они выпивали в одной компании с молдаванином и актером
Ильей Слепцовым. Странная компания, ничего не скажешь. Что общего у Слепцова