Богомил Райнов.

Тайфуны с ласковыми именами.

Глава первая

Вид поистине грандиозный: с четырех сторон долины крутыми диагоналями
устремляются в небо снежные вершины, а между ними медленно течет и стелется
серая мгла, словно неторопливые смутные мысли горного исполина. В самом
низу, в этом хаосе скалистых круч, приютился город.

И будь у нас желание сделать тот единственный шаг, что отделяет великое
от смешного, нам бы следовало добавить, что в центре этого небольшого
города, на совсем маленькой улочке, в маленьком кафе приютился за маленьким
столиком близ витрины некий человечек средних лет, пылинка средь
необъятности этого альпийского пейзажа, - ваш покорный слуга Эмиль Боев.

Впрочем, в данный момент по соображениям гигиены я лучше буду именовать
себя Пьером Лораном. Всего час назад под этим именем я перешел границу у
Симплона. Под этим именем я намерен следовать дальше по этой живописной
стране, которая не знает войн, зато отлично знает секреты международного
туризма и издавна славится обилием горных цепей, часовых заводов и шпионов
всевозможных национальностей.

Я заканчиваю обед, распределяя внимание между пирогом с абрикосами и
стоящим у противоположного тротуара черным "вольво". В новом, весьма
стандартном "вольво", которое, отметим для ясности, принадлежит мне, нет
ничего примечательного. Тем не менее, лениво поглощая десерт, я то и дело
поглядываю на него, потому что теоретически вовсе не исключено, что
какой-нибудь прохожий, нагнувшись якобы для того, чтобы завязать шнурок
ботинка, уже сейчас присобачит к днищу миниатюрное подслушивающее
устройство, просто так, чтобы посмотреть, что получится. Сомнений быть не
может: в ближайшие дни или недели это неизбежно, но нельзя же допустить,
чтоб оно сопровождало меня с самого начала. К тому же сегодня мне предстоит
серьезный разговор.

К моему столику приближается хозяйка заведения, уже немолодая дама,
которая, судя по всему, неустанно заботится о своей внешности.

- Вам нравится обед?

После того как я оставил позади две тысячи километров и выкурил двести
сигарет, мне трудно оценить здешнюю кухню, однако я говорю:

- Благодарю вас, все прекрасно.

Дама удаляется с довольным видом, а я дивлюсь этой аномалии - добрым
старым, традициям, которые все еще бытуют в этой стране. Здесь пока не
следуют новаторскому примеру Парижа, где никого не интересует, что тебе
нравится, а что - нет, куда бы ни пришел, ты прождешь битых полчаса, пока
закажешь бифштекс, и еще столько же, чтобы заплатить за него.

Неторопливо допив кофе, я отвожу глаза от "вольво", чтобы взглянуть на
часы. Затем достаю из кармана географическую карту, и какое-то время меня в
одинаковой мере занимает и сеть швейцарских шоссейных дорог, и стоящий на
улице автомобиль. В сущности, моя зоркость - чисто профессиональный
педантизм. В этот послеобеденный час и в эту сырую ветреную погоду улочка
почти пуста.

Большая и малая стрелки часов образовали между цифрами двенадцать и три
прямой угол, когда я наконец расплачиваюсь и встаю. Сев за руль "вольво",
трогаюсь не спеша и, выехав на окраину города, сворачиваю на Сион.

Два-три плавных изгиба дороги, и позади остается Бриг. По одну сторону
асфальта перемещаются громады пепельно-серых скал, а по другую зияет бездна
широкого ущелья, на дне которого уже затаилась послеполуденная мгла. Машин
на дороге немного: туристский сезон закончился. Всем, кто торопится, я
охотно уступаю дорогу, так как мне самому торопиться нет нужды. Для меня
сейчас главное - внимательно посматривать в зеркало заднего вида. Судя по
всему, я пока что передвигаюсь без сопровождения.

Три часа пятьдесят минут. Вдали, справа от дороги, появляется большой
бело-голубой указатель:

СИОН

5 км.

В нескольких шагах от указателя остановился серый "опель". Но человек,
протирающий заднее стекло машины, курит сигарету. А Белев некурящий.

Оставляю в стороне курящего некурильщика, не увеличивая и не сбавляя
скорости, и, въехав в Сион, останавливаюсь возле первого попавшегося
придорожного заведения. Пока я, лениво разглядывая улицу. утоляю
несуществующую жажду стаканом "синалко", мимо кафе проносится на пределе
дозволенной скорости серый "опель". Однако Белев, чтобы щегольнуть передо
мной своей роскошной спортивной рубашкой в клетку, снял пиджак, А в такой
прохладный день - уже конец октября - это по меньшей мере странно.
Задержавшись еще на четверть часа, я тоже еду дальше. Стали спускаться
сумерки, когда справа обозначился указатель:

МОНТРЕ

5 км.

Под указателем стоит серый "опель". На сей раз Белев поднял капот и
копается в двигателе - значит, без аварии не обошлось. Хотя мотор, возможно,
тут ни при чем. Еду дальше, не меняя скорости, и вот я в Монтре. Ставлю
машину перед бистро на главной улице, а сам устраиваюсь за столиком возле
витрины. В этот час ярко освещенная люминесцентом улица весьма оживленна.
Возвращаясь с работы, люди торопятся прикупить чего-нибудь, чтобы вовремя
поспеть домой, поужинать и усесться перед телевизором, прежде чем начнется
очередная часть многосерийного телефильма "Черное досье". Пока мы тут то
съезжаемся бессмысленно, то разъезжаемся, люди следуют привычному ритму
жизни.

Серый "опель" появляется в поле зрения и исчезает. Белеву, как видно,
опять стало жарко. Опять он в яркой клетчатой рубашке.

Я оставляю на столике монеты соответственно выпитому кофе и немного
спустя снова сажусь за руль. Особенно не нажимая на газ, еду по шоссе,
освещенному фонарями, - их нездоровый желтый свет навевает чувство мировой
скорби. Устало гляжу на убегающую ленту асфальта и уже без всяких иллюзий
жду появление указателя:

ЛОЗАННА.

Но, прежде чем появиться указателю, передо мной возникает нечто совсем
другое: за одним из поворотов неожиданно образовался затор, а впереди
стоящих машин под яркими лучами фар снуют люди, словно ночные насекомые.

Выскочив из "вольво", я тоже отправляюсь туда в роли невинного зеваки.
Какой-то старый "ситроен", обгоняя "опель", хотел прижать его к бровке. Но
"опель", видимо, не принял правил игры, и "ситроен", вместо того чтобы
отстраниться, с ходу врезался в него. Как раз в тот момент, когда я подхожу
к месту происшествия, санитары уносят к машине "скорой помощи" лежащего на
носилках человека. Человека в яркой клетчатой рубашке с залитым кровью
лицом.

- Вы не видели водителя "ситроена"? - недоверчиво спрашивает полицейский,
увенчанный белой каской мотоциклиста.

- Что вы, как я мог его видеть? - отвечает молодой человек с темными
косматыми бакенбардами - по всей вероятности, непосредственный свидетель
несчастного случая. - Когда я подъехал, в "ситроене" никого не было

- Так нахально врезаться... - восклицает какая-то пожилая женщина. - Ведь
это же преднамеренное убийство!

- Убийство или самоубийство, не твое дело! - одергивает ее супруг и
торопливо уводит к выстроившимся на дороге машинам - Для этого существует
полиция

Полиция в самом деле налицо, так что все идет своим чередом Место
происшествия огораживается, поток скопившихся машин направлен в объезд, и я,
уже сидя за рулем "вольво", проезжаю мимо разбившихся в лепешку автомашин и
устремляюсь к Лозанне.

Сделав остановку перед вокзалом, я захожу в бар отеля "Терминюс".
Совершенно машинально заказываю бифштекс, даже не соображая, что сейчас вряд
ли смогу есть. В эту минуту Белев, наверно, корчится в агонии, если агония
не осталась для него позади. И здесь замысел, с такой тщательностью
выношенный, полностью и окончательно провалился.

Строго говоря, сейчас все мое внимание должно быть сосредоточено именно
на этом. Но в отличие от моего приятеля Любо я так до сих пор и не привык
смотреть на вещи сугубо профессионально. И как я ни стараюсь начать с
главного и закончить тем, что в данный момент является для меня главным, моя
мысль то и дело ускользает к человеку в клетчатой рубашке, распростертому на
носилках, с залитым кровью лицом.

Плачу по счету. Бифштекс остается на столе почти нетронутым.

- Вам не понравился бифштекс? - сочувственно спрашивает кельнер. -
Наверное, вы любите не такой кровавый?

- Наоборот, мне по вкусу еще более кровавый, - говорю в ответ. - Но у
меня дьявольски болит зуб.

Еще более кровавый... Пересекаю улицу и вхожу в здание вокзала. Юркнув в
одну из телефонных кабин, начинаю листать справочник. Пострадавший, должно
быть, в городской больнице. Набираю номер, спрашиваю.

- Да, верно... Доставлен час назад, - сообщает после короткой паузы
дежурный.

- Могу ли я его видеть?

- В такой поздний час? Это исключено, - слышится ответ, которого и
следовало ожидать.

- Но вы хоть скажите, в каком он состоянии!

- Минуточку...

"Минуточка" длится так долго, что я уже начинаю сомневаться, стоит ли
держать трубку. Наконец слышится голос дежурного:

- Можете не волноваться, его жизнь вне опасности.

- А нельзя ли более конкретно...

Однако в этот момент на другом конце провода трубка, очевидно, переходит
к другому человеку, потому что меняется тембр голоса, а интонация слегка