мелочиться, в самом что ни на есть физическом смысле.
на эту идею раньше - стеснялись они, что ли? Боялись косых взглядов на
родине?
как в дом Ленки Росс посыпались письма, затрещали телефонные звонки с
приглашениями в нью-йоркскую "коммьюнити", рекой полились обещания, что вся
Кристофер-стрит ждет не дождется гонимого и талантливого русского педераста
и что лучшие галереи Гринвич-виллидж будут рады принять его работы.
Петербург для консультаций с Буровым, вернулся в Москву и тут же вылетел
вместе с молодой женой в Нью-Йорк, взяв с собой несколько картин, которые
состряпал на даче Романа за две недели "медового месяца".
образом. "Голубые" с Кристофер-стрит встретили Бояна и его супругу
настороженно - обвести их вокруг пальца оказалось совсем не так просто, как
молодому авантюристу виделось из Москвы. По правде говоря, обвести их вокруг
пальца оказалось просто невозможно. Нужно было доказать свою принадлежность
к этому веселому, пестрому и очень изолированному "сексуальному меньшинству"
на деле, а не на словах. Громких заявлениях в американских газетах было явно
недостаточно.
аэропорту, вызвало появление его жены. Как Толик ни пытался на ломаном
английском объяснить господам в кольцах, серьгах и браслетах, что Ленка -
тоже представитель московского сексуального меньшинства, известнейшая в
Москве лесбиянка, и что брак их - чистая фикция, лица американских геев не
расцветали обязательными улыбками.
прочность - вечеринка, организованная в одном из ночных клубов
Гринвич-виллидж, плавно перетекла в двухэтажную квартиру на Бликер-стрит,
принадлежавшую хозяину клуба, и там общее веселье грозило закончиться
непринужденной групповухой совершенно конкретной направленности - кроме
Ленки, ни одной женщины в распоясавшейся в прямом и переносном смысле слова
компании не было.
помещение, а Толик всю ночь пытался свести активные действия своих новых
друзей к светской беседе, чем вызвал их глубочайшее разочарование.
директором ночного клуба, но разочаровал и его - в какой-то степени
американскому профессионалу однополой любви удалось реализовать свои желания
в отношении московского гостя, но, к его удивлению и разочарованию, гонимый
художник оказался девственником, пугливым, неумелым и, кажется, более
ориентированным на платонические отношения.
перестали отвечать на его телефонные звонки и демонстрировали полное
отсутствие желания не то что финансировать его творчество, но даже просто
встретиться и выпить кофе.
измученный ночными атаками директора гей-клуба, явился в гостиницу, где для
Бояна и его "фиктивной супруги" был снят номер, Ленки там не оказалось. Ее
вещи исчезли тоже.
потрудилась найти для своего послания более подходящего места - Толик
обнаружил записку, в которой Ленка сообщала, что с таким уродом, а в
особенности с его дружками-пидорами, она не хочет иметь никакого дела и
улетает в Сан-Франциско к своему старому другу эмигранту Коле Бортко,
который уже десять лет живет там и прекрасно себя чувствует, занимаясь
компьютерным бизнесом.
Генки, сбежавшего из Москвы три года назад, вечерами торчал в клубе, где
Генка сидел за диск-жокейским пультом, и настроение его, упавшее еще в
первый нью-йоркский день, так и не становилось лучше.
купили просто из жалости к молодому и совершенно потерявшему вид русскому
художнику.
в Америке не принято. Толик правильно понял товарища, не обиделся, пожал ему
руку, поблагодарил за приют и через три дня улетел в Москву...
предназначенном для отдыха музыкантов, оказался не кто иной, как Кудрявцев
собственной персоной.
лоб. Небритые щеки и подбородок, мятый костюм и красные глаза делали
респектабельного, светского Кудрявцева похожим на обыкновенного московского
бомжа.
напоминал Бояну о деньгах, зная, что Толик очень дорожит хорошими
отношениями между ними и отдаст деньги при первой возможности. Знал он и про
все несчастья, случившиеся с Бояном с тех пор, как он переехал в столицу.
давно не мытую шею.
никогда еще не видел своего товарища в таком разобранном состоянии.
суки. Так что нет проблем, Толик. Все твои заморочки - это так, наносное...
похмельно-пьяный бред и "местечко", куда он собирается ехать, наверняка не
более чем очередная точка для продолжения затянувшейся пьянки.
дружище, серьезное дело. Вот поедем со мной, обо всех наших делах и
потолкуем. И о твоих, и о моих. Эти мои дела тебя тоже могут коснуться,
кстати. Понял?
Москве... Поехали, дружище. Дела на самом деле серьезные. Есть нам с тобой о
чем поговорить.
испуг, усмехнулся и потеплевшим голосом произнес:
конечно, пожара с Лековым... Но дело не в этом. Просто я отваливаю.
сказать, прощальный полет. Ты не волнуйся, дела тут у меня еще остались, их
надо будет доделать... Может, подключишься? Тогда и с долгами разберемся.
Впрочем, все это мура. Главное - свобода. На свободу хочу... От этого... От
всего этого дерьма... Да. Так что поехали, Толик. И разговоры
поразговариваем, и отдых поотдыхаем.
меня смерть Лекова так с нарезки сбила. А ни фига! Не в этом дело!
маленький столик, расположенный в самом конце полутемного узкого зала
ресторанчика "Гора".
первого знакомства на пожарище возле трупа погибшего Лекова они виделись
почти каждую неделю. Встречи эти носили приятельский характер, о делах
говорили поверхностно, беседы вели необязательные, словно отдыхая от
напряженной работы, когда нужно контролировать каждое слово, каждое действие
и внимательно следить за собеседником, ища в его ответах подтекст, скрытый
смысл или пытаясь поймать на откровенной лжи.