угробил еще? А, Митенька? Хочешь? Давай... Давай, Митенька...
шевелятся на его спине, как руки ее опускаются и сжимают его бедра, как
ногти женщины царапают его колени сквозь брюки, как поднимаются выше и
проникают под рубашку, гладя живот. - Что же делать-то? Нехорошо как-то..."
никто не придет, мой сладкий. Никто не позвонит... никого нет... Никто не
узнает... ты же хотел этого, хотел, я знаю, и давно, и теперь... ты же не
просто по делу пришел, да? Скажи мне - да?
словно неведомая сила снова бросила ее на Митю, и они как-то очень
естественно оказались на полу. Ноги Мити попали в неровную шеренгу пустой
посуды, и бутылки с глухим позвякиваньем покатились в разные стороны.
треском отскакивают пуговицы ("нужно будет найти потом, в России таких не
продают, фирма, только вместе с рубашкой"), ее ноги сплетались на Митиной
спине, рот впивался в шею, язык щекотал барабанные перепонки.
в правильности и, главное, целесообразности происходящего. - Все, что ни
делается, все к лучшему. Нужно только правильно смотреть на вещи. Была не
была. Деньги есть. Убытки восстановим. Такая игра стоит того, чтобы немножко
раскошелиться".
схватившись за ворот тонкого белого свитера, обтягивающего Олину грудь,
дернул изо всех сил, разрывая нежную пряжу, потянул в стороны и вниз,
связывая Олины движения. Потом, когда руки Стадниковой оказались прижатыми к
ее бокам, он рванул пояс джинсов, застежка-"молния" не выдержала, Митя
стащил "левайсы" с тонких, длинных, на удивление сильных ног, отбросил в
сторону, одним движением сорвал трусы и швырнул их себе за спину.
решив не тратить время на рубашку, спустил трусы, раздвинул своими бедрами
Олины ноги и не вошел, а вонзился, врезался, как сверло врезается в стену, в
теплую женскую плоть.
самостоятельно живущий и тащивший за собой все тело член встретит
сопротивление, но ТАМ было мягко, мокро, горячо, ТАМ его ждали и,
дождавшись, приняли в объятия с благодарным чмоканьем.
пол. Он повернулся на спину, не обращая внимания на снова покатившиеся по
полу бутылки, которые теперь были уже повсюду, разбросанные сумасшедшей
пляской двух сплетенных тел. Митя лежал на полу и думал, что же теперь ему
делать с этой безумной Олей и как дальше вести дела. В том, что она безумна,
Матвеев уже не сомневался. Митя считал себя большим докой по части секса, но
то, что выдала сегодня Стадникова, было для него откровением.
только точно понять, какие могут быть последствия для делового
сотрудничества".
Матвеевым.
мыслей.
лежала лицом вниз, положив голову на сплетенные перед собой руки. - Что она
там видит? Придуривается. Строит из себя большого психолога. Обычное
дело..."
Попробовала себя. У меня ведь мужика не было уже года полтора. Не смейся,
правда. Василька я не считаю. Я же тебе говорила. Последний год он уже
совсем ничего не мог.
Вот как в жизни бывает - горе и одновременно освобождение. Вроде бы и
радость даже. Не знаю, чего больше. Я ведь сначала очень его любила.
Влюблена была, как бы это странно и пошло ни звучало. Да. Правда...
да забыть не удается. Такое не забудешь. К сожалению.
бок, и начал собирать свою разбросанную по кухне одежду.
сидела на полу по-турецки, вертя в руках то, что осталось от белого свитера.
кровная родственница. Вот и надо как-то так повернуть, чтобы на тебя
перевести его роялти. Договор, что ли, какой-нибудь задним числом провести?
Что-то меня дернуло, сама не знаю что. Со злости, наверное.
что он, сука такая, все пропил, проторчал, у нас, знаешь, недели были, когда
куска хлеба в доме не оказывалось. И ни копейки денег. Ты знаешь, что это
такое - когда ни копейки денег? Не в фигуральном смысле, а в буквальном?
Когда мне на жетончик метро приходилось занимать у соседей три рубля? А
соседи... - никто из соседей нам уже двери не открывал. Всех он достал, всем
должен был. И до сих пор, кажется, половине из них не отдал. Знаешь, у кого
полташку, у кого десятку.
купюры.
подождут. Не столько ждали. Уже, кажется, списали все...
еще хочешь выпить - не проблема. И вообще...
Что я завтра жрать буду? Он свалил, я же говорила, - ни копейки мне не
оставил. Пять тонн баксов - только показал издали. Сволочь!
него дело. Сколько раз мы все тут на грани были! То он газ не выключит,
отрубится, чайник на огне, вода выкипела, все в дыму... Однажды я совершенно
случайно домой явилась, собиралась у Гальки, у подружки моей, заночевать, но
все же решила зайти, надо было что-то там взять... В квартире дымовая завеса
- ни черта не видно. А этот гений храпит. Я все выключила, двери-окна
настежь, его схватила, думала - задохнулся. А он...
чтобы разбудила, а с дивана подняла... Он не понимает ни хрена, мычит...
Пошел, поблевал минут пятнадцать, очухался, вылезает, мокрый весь, красный,
опухший, видел бы, картина маслом... "Выпить у нас есть?" - спрашивает. Вот
так. Это еще семечки. Просто дым, и все. А бывало, что и пожар начинался...
описаний лековских подвигов. Со слов Ольги получалось, что гениальный
гитарист, автор нескольких, ставшими поистине народными песнями, хитов, был
каким-то отвратительным монстром, по сравнению с которым рядовой бомж у
помойного бака выглядит вполне приличным, работящим и сообразительным
мужичком.
такой жизни, и я на "Пряжке" окажусь, - продолжала Ольга, - я ему говорю:
"Ухожу от тебя. Все, гений, живи дальше как знаешь".
паспорт, свидетельство о рождении, военный билет, ну, все, что в ящике было,
- в кучу сложил посреди комнаты и поджег. Я собираюсь - зима была, одеваюсь,
значит. Слышу - что-то тихо в комнате. Решила посмотреть, не знаю, наитие
какое-то, что ли? Подошла, дверь дернула - заперто. И дым. Ну, я в крик.
в буквальном смысле, - Ольга хмыкнула, - тогда сам открыл. А на полу уже по
полной схеме - пионерский костер. Паркет занялся, обои тлеют на стенах,
потолок весь черный.
звонила, иначе его в дурку сдадут. А он не хочет, он, мол, там не выдержит.
Вот такая у нас жизнь веселая была. Ну, я и осталась. Как-то само собой все