Чтение 19–й страницы книги ~Бугор~

увесистые чайные кружки и налила туда итальянское вино.

- За здоровье Пластова, - подняла она кружку.

- Художника?

- Ну не композитора же.

За прекрасного советского художника Пластова, писавшего солнечные, добрые
полотна, выпить я согласен.

- Продали Пластова? - спросил я.

- Продали.

- Тоже скандинаву?

- Русскому.

- Новому.

- И новому, и старому. Твоему знакомому.

- Чего?

- Сергею Федосовичу Кандыбе. Он обожает Пластова. Ходил вокруг него
полгода. Наконец сговорились о деньгах с моим хозяином. Хороший Пластов.
Прекрасный Пластов.

- И дальше?

- Дальше немного выпили. Представляешь, Кандыба деньги за Пластова отдал,
потом его шофер заходит с сумкой. Там три бутылки "Кьянти", бутылка коньяка
и бутылка спирта.

- Спирта?

- Этот псих пьет чистый спирт. У него в тайге так положено.

- Да?

- Он же геолог был. Начальник партии. В дальних краях столько лет провел.
Ты не представляешь, он такие ужасы рассказывал... Знаешь, заключенные,
оказывается, когда раньше с Колымы бежали, брали с собой "гастронома" -
того, которого сожрут в пути. Не, ну ты представляешь, гастронома!

- Представляю.

- Вот такие психи на Колыме сидят, а!..

- И чего тебе еще Кандыба рассказывал? .

- И в горах, говорит, он тоже чистый спирт пил. Он же этот... альпеншток.

- Кто?

- Тьфу, язык заплетается... Альпинист! В СССР по всем семисотграммовкам
пролазил... Тьфу, по семитысячникам. Пик Коммунизма, да! Говорит, когда
лазил по тайге, там спирт. И в горах - спирт. Вот на этом и застыли у него
потребности. Спирт и огурчик. Психов сколько, а, Алексей, - она сделала два
глотка из чашки.

- Полно.

- Ты - один из них.

- Почему? - полюбопытствовал я.

- А ты догадайся.

Догадываться я не стал. То, что казалось Кире очевидным, что должны
видеть все, на самом деле не видел никто.

- Ладно, не догадывайся, - разрешила она и до конца опустошила чашку.

Я тоже пригубил "Кьянти". Вино было прекрасным, настоящим, а не каким-то
азербайджанским суррогатом.

- Да, неплохо живете, - сказал я.

- Коммерция. Это не ментом работать.

Она отправилась в комнату, стянула с себя блузку, одарив притягательным
зрелищем своих форм.

- Ты как хочешь, а я сегодня никакая, - она свернулась на диване.

Я накрыл ее одеялом. И она сладко заснула.

Проснулась она как всегда утром раненько, как ни в чем не бывало.
Вчерашнее застолье особо на ней не сказалось. Вот что значит молодой
растущий организм.

Утром полезла ко мне с нежностями.

- Чего дуешься? - спросила она.

- Ты так и не объяснила, почему я псих.

- А кто сказал, что ты псих?

- Ты.

- Я?

- Вчера, - я сделал оскорбленный вид, хотя ситуация меня забавляла.

- Ладно, ты не псих, - она впилась губами в мои губы.

В общем, я умудрился опоздать на работу и получил от начальника отдела
головомойку.

- Может человек проспать? - наконец не выдержал я.

- Может, может, - вдруг смилостивился Буланов. После совещания мы с
Железняковым и Женькой засели на военный совет.

Я вывалил им воз поднакопившихся за последнее время богатых идей и весьма
немногочисленных фактов.

- Очень может быть, - произнес Железняков.

- Тогда распределяемся так. Ты, Женька, как самый зеленый, будешь бегать
по московским учреждениям, не жалея своих итальянских туфель, и отрабатывать
главную линию.

Бегать Женька был согласен, поскольку замаячили реальные перспективы.
Самое противное бегать просто так, когда вся работа впустую и дело не
движется ни на сантиметр.

- А мы с Железняковым засядем за телефоны, - закончил я.

Так и порешили.

Мороки оказалось немало. Женька появился к пяти часам с нужными
сведениями - перечислением нескольких регионов, представляющих для нас
интерес. По этой информации уже можно было работать.

- Если мы в тех краях найдем следы пребывания Волоха, значит, пасьянс
начинает сходиться... Готовим шифровку, - сказал я. - Но завтра утром надо
будет отзваниваться. Сколько у нас регионов?

- Пять, - сказал Железняков.

- И большинство у черта на рогах, в других временных поясах. И разница в
несколько часов.

- То есть когда тут утро...

- Там поздний вечер и никто не работает, - сказал я.

- А когда там утро... - вздохнул Женька.

- Здесь ночь, - закончил Железняков.

- Кому-то завтра вставать очень рано, - сказал я. Женька напрягся, зная,
что молодые не только бегают за всех, но и вставать должны как
ваньки-встаньки по малейшему движению длани начальства.

- Я сам завтра приеду, - великодушно бросил я, и тут же раскаялся в своем
порыве...

***

О моих чувствах, когда приходится вставать ранним утром, я уже
рассказывал. И добавить тут нечего, кроме того, что вставать в полшестого
куда хуже, чем в полседьмого.

Ворочаясь в кровати и не в силах разлепить веки, я вдруг подумал - а на
фига мне это надо? Опять куда-то бежать, с кем-то разговаривать, что-то
делать. Лежать бы так и лежать. Расслабиться, поплевать в потолок. Поесть.
Выпить пивка. Красота.

Мне вдруг стал противен весь этот сброд, который я ищу, арестовываю. Мне
стало наплевать на антиквариат, который я нахожу. Мне осточертели
потерпевшие, которые наивно надеются на меня, такого сонного и беспомощного.
Дремать бы и дремать так.

Потом я через силу открыл глаза. Устыдился своих мыслей. И как сомнамбула
отправился в душ...

Пробки на дорогах ранним утром куда более тугие, чем утром поздним.
Поэтому до конторы я доехал быстро и оставил машину около парка Эрмитаж.

Я уселся перед телефоном. Потер виски. И стал отзваниваться.

Начал я с самых крайних регионов - с Дальнего Востока. Я дозванивался до
дежурных по розыску и озадачивал нашими проблемами.

На быстрый успех я не надеялся. Скорее всего придется слать
шифротелеграммы, запрашивать информацию официально. Найти человека по
кличке, притом если он обитал в тех краях достаточно давно, - задача не
легкая.

Третий мой звонок был в Анадырь - на Чукотку. Я дозвонился до заместителя
начальника уголовного розыска.

- Как погода? - спросил я.

- Потепление вот, - сказал замначальника. - Пятнадцать градусов.

- Не густо. - Я ему объяснил ситуацию и попросил:

- Мы запрос пришлем. Но нельзя ли как-то убыстрить? Сориентировать
сотрудников, пошарить по банкам данных. Получится?

- Уже получилось, - сказал заместитель начальника розыска. - Да помню я
Волоха. Он сидел здесь, в двадцатой ИТК. Потом был на выселках. Я старшим
участковым работал. Он на моей территории. У меня сердце ухнуло.

- А подробнее можно на него данные получить? - спросил я.

- Подошлем... Волох. Зверюга тот еще. Убийца настоящий. И сидел за
убийство.

- Годится.

- Его наш бывший опер хорошо знал. Он сейчас старший важняк в ГУВД
Московской области.

- Как фамилия?

- Володя Толкушин. Поспрашивайте его. Он с Волохом немало общался.

- По поводу?

- Кассу взяли тогда совхозную, кассира грохнули. Волох одним из
подозреваемых был. Потом исполнителей нашли. Но я до сих пор не уверен, что
Волох к этому руку не приложил.

- Вышел сухим из воды.

- Да, тут у него большая практика...

Все, дальше по регионам пока можно не отзваниваться. Зацепили рыбку.

В ГУВД области, в отличие от Петровки, рабочий день начинается в девять.
У нас - в десять.

Я посмотрел на часы. Восемь. Время есть. Я уронил голову на руки. И