Чтение 8–й страницы книги ~Вечный кайф~

- Во-во, - кивнул Рок.

- И откуда он идет? - осведомился я.

- Это у Вороны надо спрашивать было. - Она сказала - Бацилла ей дал. -
Ага... Врет же, стерва, - Рок потер руки. - Почему?

- Потому что из откинувшихся на Старогрязевской был ее хахаль Робертино.
Он через нее "белый" брал. И что вам чутье оперативников подсказывает?

- Ты что, полудурок, нас подкалываешь? - шлеп - Арнольд залепил Року еще
одну затрещину.

- Ну чего он? Скажите ему, - обиженно шмыгнул носом Рок, обращаясь ко
мне.

- Арнольд, побереги руку... Так, думаешь, Ворона нам по ушам ездила?

- Ага, - довольно хмыкнул Рок.

Да, в логике ему не откажешь.

- Молодец, - сказал я. - Продолжай так и дальше. Агентом станешь.

Да, Ворона уже должна прийти в себя полностью. Нечего с ней сопли
развозить. Надо брать ее, змею, за нежное девичье горло.

- Проедусь по городу, - сказал я, поднимаясь.

- А винтовую будем брать? - воскликнул Рок. - Без меня...

***

Моя зеленая железная кобыла сегодня заводиться отказывалась. Машина
жужжала, тряслась, и мне казалось, что она ехидно хохочет. Надо ее, заразу,
тащить на ремонт. И двигатель тянет в последнее время неважно. И мотор
чихает. Хорошо, когда один из доверенных лиц держит свою мастерскую, и от
этой мастерской ты отваживал братву. - Ну заводись, родная, - воззвал я к
ней. На автобусе я к Вороне не поеду - целый день потерять. Туда можно на
метро или на трех автобусах добираться - одинаково длинно. На машине же
рукой подать. Не заведется - придется Князя с его "Фордом" брать... Хотя
если Рок дозвонится до барыги, им сегодня винтовую хату поднимать.

Машина все-таки завелась, и я резко рванул ее вперед. Какой же опер не
любит быстрой езды?

Да, хорошо быть ментом и ездить на красный свет. Может быть, это и
неприлично, но отказать себе в подобном удовольствии я не мог, так что до
точки назначения добрался через пятнадцать минут.

Кнопка звонка поддалась. Из-за двери донеслось треньканье. Открывай,
сова, медведь пришел... Глухо. Никого нет дома.

Я прислонил ухо к двери. В квартире ощущалось слабое биение жизни.
Шорохи, скрипы. "Хрущобная" звукоизоляция - друг опера, естественно, если
сам опер живет не в хрущобе".

Все, нет смысла больше жать на звонок, барабанить ногой по двери,
кричать, молить: "Откройте". Ни к чему это. Некрасиво это. Нетактично. Тем
более когда у тебя в кармане ключ от этой квартиры.

Я повернул ключ и толкнул дверь. Ключ этот - второй экземпляр - висел еще
недавно на гвоздике на праздничной красной ленточке в прихожей Вороны. На
всякий случай - для хороших людей. А я человек неплохой. Можно сказать, друг
этого дома. Так что ключ я присвоил без мук совести. И теперь он мне
пригодился.

- Ворона, привет. Орел прилетел, - воскликнул я, проходя в комнату.

Там Вороны не было.

- Ау, - крикнул я. - Иду искать.

Я знал, что она здесь. Во всяком случае, ее единственные туфли стояли в
коридоре.

Искать Ворону долго не пришлось. Она стояла на коленях на кухне. И перед
ней лежал на тарелочке шприц. Из этой тарелки она всосала иглой разбавленный
дистиллированной водой героин. И теперь готовилась вколоть его в вену.

- На иглу молишься? - спросил я.

Она не ответила. Щеки ее были обильно смочены слезами.

- Не могу. Не могу, - всхлипнула она.

- Что так? Боишься?

- Да! Да!

- С этого героина Робертино на кладбище угомонился?

- Да! - вдруг дико завопила она, схватила шприц и нацелила его себе в
вену.

Я ударил ногой по ее руке, и шприц отлетел, ударился о стену и упал в
мусорное ведро. Классный бросок. Мяч в корзине.

- Сдурела? - воскликнул я.

- Не могу... Не могу... Слышишь, я должна уколоться... Я не могу...

- Сдохнешь же.

- А, все равно сдохнем. Робертино подох. И я подохну. Рано или поздно.

- Конечно, подохнешь, - согласился я. - Если так жить будешь.

Естественно, вести воспитательную беседу с наркоманом, который хочет
уколоться, - занятие неблагодарное и опасное.

- А как еще жить? Как?! Мент драный! Сука!

Ну что, получил за доброту. Трудно быть джентльменом и выслушивать все
это... Да и зачем, спрашивается, всегда быть джентльменом? Я влепил ей
легкую пощечину. Голова Вороны мотнулась, в глазах появилось осмысленное
выражение.

- Пришла в себя? - спросил я. - Поговорим?

- Никогда!

- Нехорошо. Я же тебя из могилы вытащил. Ты уже там была.

- И была бы!

Я нагнулся над мусорным ведром, вытащил шприц, кинул его в папку.

- Сдохнем... Все сдохнем, - опять запричитала Ворона.

- Кто тебе порченого "геру" дал?

- Никто! Не было этого! Никто не давал!

- Смотри, - я выкинул из кармана ладонь, на которой лежал "чек" героина.
Такие штуковины постоянно ношу с собой. При общении с контингентом вещь
незаменимая, хотя и таскать ее - преступление. Да что не преступление? Вся
эта работа - сплошное преступление идиотских законов, которые не дают нам
выметать нечисть. И то, что я сейчас делаю, - незаконно. Какой-нибудь
высоколобый умник-юрист возопил бы возмущенно - позор! А я не высоколобый
умник. У меня заочный юрфак Московской Академии за плечами - и хватит.

Она потянулась к героину, но он волшебным образом пропал с моей ладони.
На лице Вороны отразилась борьба. Но я наперед знал, чем она кончится. Нет
ничего на свете, что перевесит для наркомана, у которого начинается ломка,
хорошую дозу героина.

- Тютя этот "герыч" дрянной дал нам, - всхлипнула Ворона.

- Кто?

- Боря Утютин.

В моей памяти что-то нехотя заворочалось. Где-то слышал я эту кликуху.

- Утютин - кличка?

- Все так думают. Это фамилия!

- Адрес?

- Я его по пейджеру нахожу, - Ворона не сводила глаз с моей руки, в
которой только что был героин.

- Номер.

Она задумалась. Потом отбарабанила цифры. Ты глянь, еще не все мозги
героином съедены.

- Отлично, - кивнул я. - С твоей помощью мы его и возьмем.

- Что? Нет! - завопила она.

- На нет и героина нет, - я направился к выходу. Догнала она меня в
коридоре. Упала на колени. Уцепилась за мои ноги, как регбист. И взвыла:

- Ну пожалуйста! Я сдохну. Дай.

- Сдашь Тютю?

- Нет... Да!

- Когда?

- Завтра только смогу.

- Вот спасибо, - я кинул на пол целлофановый шарик где-то с десятой
частью грамма героина. - Ты хоть понимаешь, куда катишься?

- Понимаю, понимаю, - зашептала она, сжимая пакетик. Ее больше ничего не
интересовало. Она говорила механически.

- Хорошо тебе провести вечер, - я хлопнул дверью. И почувствовал, что
меня подташнивает. Меня будто стискивало тисками. Нет, так жить нельзя!

Я вздохнул. Мир надо принимать таким, как он есть. Нечего устраивать
страдания опера по безвинно порушенным жизням...

Я поглядел на часы. Могу еще успеть на "винтовую хату". Надо было от
Вороны в контору (так именуют в милиции свое место работы) прозвонить. Ну да
ладно.

- Но, каурая, - воскликнул я и включил зажигание. Двигатель завелся
сразу.

***

Арнольд влепил ему с ходу кулаком в спину. Барыга пролетел два метра и
пропахал коленом асфальт, попытался подняться. Тут подскочил я и вмазал
подлеца ласковым движением в тротуар. Он только и пискнул:

- У, блин...

- Ты смотри, еще порядок нарушает, - буркнул Арнольд. - Брань в
общественном месте.

- Браслеты, - велел я.

- Английские. Фирменные, тебе повезло, - сказал Арнольд, защелкивая
наручники на барыжьих запястьях.

- За что? - завопил тот.

- За торговлю героином в неположенных местах, - сказал я.

Взяли мы его около мусорных баков под неодобрительные взоры местных котов
после того, как он продал своему старому покупателю героина на сто долларов.

- Нарушение правил торговли, - хмыкнул Арнольд. - Иди, козел! - он пинком
направил Тютю в сторону затормозившего "Форда". Галицын отворил дверцу и
сделал приглашающий жест.