Чтение 6–й страницы книги ~Дурдом~

- Нет мандата.

- Может, вы шпик из охранки, - нахмурился

Шлагбаум-Бронштейн.

- Нет. Я из специальной психиатрической службы, - мне стало понятно, что,
играя роль товарища из Парижа, я больше ничего не вытяну. Зато можно
попытаться официально переговорить с ним. - Профилактический обход.

Шлагбаум приподнялся. Я тут же понял, что совершил ошибку. А вдруг хозяин
из именного "Нагана" вдруг захочет расстрелять контру. Или бросится с
кружкой наперевес на "врага пролетариата, колхозного крестьянства и
трудового фермерства". Но Шлагбаум лишь уселся поудобнее на стуле.

- Нам не о чем больше говорить с позорным наймитом.

- Вы обмолвились об исчезновениях, - начал я. -

Тут я мог бы помочь вам.

- Даже под пытками я ничего не скажу грязному прихвостню буржуазии.

А ведь действительно такой и под пытками ничего не скажет.

- Да и времена не те, - вдруг совершенно спокойным, ровным голосом, в
котором не было и следа от недавнего надрыва и кипения страсти, произнес
Шлагбаум. - Я ничего не скажу без адвоката. У меня есть права,
гарантированные Конституцией. В случае насилия и произвола я подам в суд и
подниму на ноги всю общественность, молодой человек.

- Тогда всего доброго, - я встал, прикидывая, как бы лучше отправить его
в желтый дом. Ныне сделать это очень нелегко. Но не ждать же, когда он
начнет экспроприировать толстосумов и прибирать к рукам телеграф.

На пороге квартиры Шлагбаум взял меня за рукав, приблизился и, глядя в
глаза, прошипел:

- На тебе, шпик, теперь печать. Будешь путаться под ногами - ничего не
спасет.

Говорил эти слова Шлагбаум с толком, чувством, расстановкой. Я
почувствовал, что действительно ввязываюсь в какую-то темную, опасную
историю.

Эх, как только я занялся этими несчастными психами, мой привычный
жизненный уклад, установившиеся отношения с Кларой, сослуживцами, друзьями -
все стало меняться, ломаться, осыпаться изъеденной временем и непогодами
штукатуркой. Предгрозовое ощущение - еще не гремит гром, не сверкают молнии,
но воздух уже насыщен враждебной энергией.

Я спускался по лестнице, ощущая спиной, что глаза Шлагбаума буравят меня
через линзы очков, как две лазерные пушки...

Небольшой блестящий ярко-желтый параллелепипед - на вид не скажешь, что
он весит два килограмма. Но когда возьмешь его, он с неожиданной силой
начинает оттягивать руку. Золото - один из самых тяжелых металлов.

Пятьдесят семь слитков - сто четырнадцать килограммов, некруглое число.

Эту партию приобрел коммерческий банк, имевший лицензию на сделки с
драгметаллами. По каким-то причинам дорогой груз доставлялся из Сибири в
Москву не воздушным путем, а железнодорожным транспортом. Пятеро вооруженных
охранников были готовы встретить шквальным огнем любых "конкистадоров",
которые отважатся прийти за этими слитками. Но желающие вряд ли найдутся.

Вторые сутки стучали колеса, и за окнами проносились леса, городишки,
перелески, бесконечные шлагбаумы, будки обходчиков. В который раз поезд,
повинуясь сигналу семафора, начал тормозить и замер, дожидаясь момента,
когда диспетчер сообщит, что путь свободен.

Когда поезд замирал, охранники напрягались. Нужно быть готовым ко всему.
Оценить обстановку. Прикинуть, откуда может случиться нападение. Сейчас
нападать неоткуда. Чистое поле - не лучшее место для засады. Тут можно
положить любое количество врагов. Впрочем, в мифических "конкистадоров"
никто всерьез не верил. Это возможность чисто гипотетическая. Бандиты найдут
себе кусок поменьше, но который легче урвать. Бросаться на амбразуру - не в
их правилах.

К вагону подковыляла бабка, крест-накрест перетянутая цветастыми
платками. В руках она держала закрытое марлей ведро и пакет с солеными
огурцами.

- Милки, картошечки и огурчиков не хотите? - обратилась она к начальнику
охраны. - Недорого отдам.

Совсе-ем недорого, сыночки...

Позже, когда охранников привели в чувство, они еще долго пребывали в
жалком состоянии. Они подверглись обработке каким-то химическим веществом.
На одежде остались его следы. К какой группе оно принадлежит, эксперты
установить не смогли. Сошлись на мнении - нечто более близкое к
фармацевтике, чем к отравляющим веществам.

И милиция, и служба безопасности банка долго выворачивали охранников
наизнанку, но ничего членораздельного пострадавшие сказать не могли. Их
память отшибло напрочь. Большинство помнили лишь, как поезд начал тормозить.
Кто напал? Как? Куда делось золото? Эх, кабы знать. Наконец, один из
охранников признался:

- Помню, бабка предлагала картошку... Вытащила что-то из ведра...
Хлопок...

- Что вытащила?

- Пистолет. Хи-хи, точно, пистолет.

- Чего смеешься?

- Она выстрелила в меня из игрушечного пистолета. Такой серебряный
пистолет. Как у пришельцев из "Звездного пути". Хи-хи. Игрушечный такой,
хи...

У охранника началась истерика...

Две тетки в оранжевых путейских куртках на железнодорожном полотне
таскают друг друга за космы и пытаются сходить обходческим костылем.
Радостно-елейный голос за кадром: "Так жить нельзя". Следующий кадр - тетки
едут куда-то на дрезине, обнявшись ласково, как две уставших от любовных
утех лесбиянки. Голос за кадром уведомляет: "Все будет хорошо".

Телевидение уже месяц как решило пробуждать добрые чувства в
вызверившихся согражданах, и теперь по двадцать раз на день прогоняются
душеспасительные рекламные ролики...

"Раньше я не знала, как мне жить дальше, не видя никакого смысла в жизни.
Но теперь у меня есть "Хренши-кола"!..

"Лучшая во Вселенной одежная щетка "Щепе" ототрет любые пятна, кроме
пятен на Солнце и на совести! Цена Щетки - восемьдесят пять центов.
Стоимость доставки по Москве - шестнадцать долларов. Спешите успеть!"

"Новости ДНЯ:

Три месяца провела в Бутырской тюрьме по обвинению в хранении наркотиков
молодая, подающая надежды поэтесса Наташа Демидсонс. В заключении она заочно
была принята в Союз писателей. По настоянию творческой общественности
пен-клуба суд прислушался к доводам защиты о том, что Наташа приняла кокаин
за порошок "Тайд", и освободил молодую поэтессу из-под стражи...

В Аргентине прошли ливневые дожди, приведшие к наводнениям. Нанесенный
ущерб тяжким бременем ляжет на бюджет этой крошечной латиноамериканской
страны...

...Госсекретарь США объявил, что если Россия и дальше будет финансировать
убыточные сельскохозяйственные отрасли, Америка перестанет, как раньше,
обещать кредиты..."

Пока я завтракал, дикторша, дежурно улыбаясь, и сдерживая зевоту,
твердила что-то о забастовках, захватах террористами городов и воздушных
судов, землетрясениях, всемирных конкурсах московского значения

"Мисс стриптиз".

Моя жизнь продолжала полниться чудесами. Вчера на ужин Клара приготовила
мясо. Правда, оно получилось жесткое, было посыпано мелко нарезанными
бананами - моя красавица где-то вычитала, что бананы придают мясу особый
вкус, хотя, скорее всего, просто перепутала их с луком. Меня ее поведение
начинало тревожить не на шутку. Ох, подложит она мне свинью. Да не простую,
а элитную, как из рекламы ветчины "Хам".

- Дорогой, - неожиданно заговорила Клара. - Ты всегда так занят, весь в
работе. Какой-то усталый, угрюмый. Я вот почитала Дейла Карнеги. Вся твоя
беда, что ты держишь все в себе.

- Не думаю, что это самая большая моя беда, - буркнул я.

- Самая. Невысказанные переживания осаждаются в подсознании и разрушают
его. Ты же никогда ничего не рассказываешь о своей жизни. О работе.

- С чего тебя заинтересовала моя работа?

- Милый, я хочу посочувствовать тебе. Посопереживать.

- Клара, ты хитришь. Что тебе нужно?

- Как? Ты не понимаешь? Я хочу лишь, чтобы ты не замусоривал свое
подсознание. Чтобы всегда улыбался. Чтобы у тебя было отличное настроение.

- У меня и так отличное настроение. И я ни с кем никогда не говорю о
работе, кроме тех, кому это положено по должности.

Интересно, что у нее на уме? Если она преподнесет мне завтра жюльен и
индейку в киви и яблоках, впору будет уносить подобру-поздорову ноги.

Перед выходом из квартиры я одернул перед зеркалом пиджак. Когда под
мышкой кобура с пистолетом, даже в жару приходится таскать костюмы или, на
крайний случай, ветровку.

Не сказал бы, что мне слишком нравится моя внешность.

Честно сказать, она мне совсем не нравится, но я не комплексую по этому
поводу. Охота забивать голову всякой ерундой. Внешность как внешность.
Типичный полицейский барбос тридцати лет от роду. Ни худой, ни толстый.
Морда красная - не от пьянства, а от рождения. Не накачан - спортом никогда
не увлекался. При первой встрече со мной, как я заметил, взор приковывает не
мое заурядное лицо, а руки. Огромные кувалдометры, будто я всю жизнь
простоял в кузнице. Мои руки сразу наталкивали на мысли о переломленных
костях и вдавленных носах. Надо сказать, что после моего кувалдометра мало
никому не казалось. На правой руке тускло светился массивный платиновый, с
бриллиантом перстень.

Естественно, нужен он мне был не для пижонства и не для крутизны, как
полудиким мафиозникам. Просто это фамильная драгоценность, переданная мне
прабабкой-белоэмигранткой.

- До вечера, дорогая, - я чмокнул Клару в щеку...