Чтение 15–й страницы книги ~Право выжившего~

работал. Сева сбежал по ступеням. На втором этаже стены были исписаны
русскими и английскими словами. "Тяжела жизнь наркомана". "Винт - надежда
утопающего наркома" и прочее. Стены старательно исписывали наркоманы,
заглядывавшие на огонек к Лобзику - однокласснику Севы и его соседу по
лестничной площадке.

Гараж располагался недалеко - надо углубиться немного во дворы, обогнуть
угол "почтового ящика". Место глухое, то, что надо, чтобы обрабатывать
награбленные машины...

Сева успел нырнуть за трансформаторную будку. Оттуда он наблюдал, как
двое мужчин бесцеремонно запихивают Соболева в белую "Волгу". Один из них
походил на одетого в костюм снежного человека, второй был смазлив, одет в
кожаную желтую куртку, весь в золотых цепях и кольцах. Последнего Сева узнал
сразу. Ведь именно он заказывал Соболеву ту синюю "девятку".

Глава семнадцатая
ГЕСТАПОВЦЫ

- Открывай, мы тут кучу дерьма привезли, - сказал Матрос охраннику из
"Барса".

Охранник сдвинул засов и распахнул ворота. "Волга" въехала в освещенный
круглыми фонарями, отбрасывающими желтый свет, дворик и остановилась на
бетонной площадке рядом с синим "Мерседесом" - машиной Гвоздя. Пахан
согласился на нее, войдя во вкус хорошей жизни. Водил он ее сам, припомнив,
что когда-то имел профессиональные права водителя второго класса.

Матрос распахнул дверцу "Волги", за плечо вытащил Соболева и пинком
толкнул его к застекленной веранде.

Пленника провели в комнату. В кресле сидел незнакомый ему мужчина.
Соболев понял - это и есть хозяин. Внешность его немножко успокоила
механика: уж очень какой-то домашний - невысокий, полноватый, с залысинами,
чем-то похож на Горбачева. Одет в спортивные брюки и длинный халат, на
коленях полосатый, блаженно урчащий котище. Трудно представить, что этот
человек может сделать что-то плохое.

Если бы Соболев слышал раньше о Гвозде, вряд ли эта встреча успокоила бы
его.

Матрос еще раз наградил Соболева пинком, снял наручники, грубо сорвал с
губ пластырь.

- Где взял синие "Жигули"? - без вступления, глядя прямо в глаза, спросил
Гвоздь.

- По случаю достались, - легкомысленно усмехнулся Соболев, вращая
затекшими кистями рук.

Гвоздь встал, бережно, чтобы не потревожить, положил кота на диван.
Спокойно подошел к пленнику, молча поднял стул и ударил им. Удар пришелся по
плечу и руке. Соболев отлетел на несколько шагов и скорчился от боли.

- Где взял машину? - как ни в чем не бывало снова спросил Гвоздь.

- Увел на улице... Правда, увел.

- Куда "порошок" дел?

- Чего? Какой такой "порошок"?

- Героин. В машине был мой героин. Если ты думаешь, что он может быть
твой, то ошибаешься, - нахмурился Гвоздь...

Пленника отвели в подземный гараж, заваленный ящиками, канистрами, в углу
стоял металлический стол с верстаком.

Опять щелкнули наручники. Матрос и Киборг принялись за "обработку".
Соболев свалился на пол, вскрикивая от обрушивающихся ударов. Киборг бил
молча. Матрос же подогревал себя наполненными истеричной злобой
ругательствами.

Съежившись на полу, Соболев прикрывал голову руками и чувствовал, как
тяжелые башмаки разносят в кровь губу, впиваются в тело. "Убьют", -
мелькнуло в голове. Он старался не кричать громко, понимая, что за крик
достанется еще больше.

Сильные руки подняли его с пола, кинули на скрипящий стул. Соболев
всхлипнул. Слезы душили его.

- Слюни не разводи, тухлятина! - крикнул Матрос и ударил еще раз ногой в
бок. Соболев старался сдерживаться, но слезы все равно текли по щекам. Здесь
эти слезы ни у кого не могли вызвать даже тени жалости.

- Излагай, - приказал Гвоздь. - Четко, ясно, по порядку. За каждое лживое
слово я у тебя отрежу по пальцу. Годится?

То, как буднично произнес это Гвоздь, почему-то убедило Соболева в
правдивости обещания гораздо лучше, чем крики, вопли, избиения.

Шмыгнув носом, забитым кровью, Соболев проглотил соленый сгусток. Он уже
понял, что выкручиваться бесполезно.

- Пришили азербуда. Не хотели его убивать, он на нас сам кинулся. Но
"порошка" никакого в глаза не видал. Он мне даром не нужен!

Гвоздь, стоявший у маленького низкого окошка, задумчиво сказал Матросу:

- По-моему, не врет. Где же этот черный тогда товар схоронил?

- У него баба здесь. Серафима. В прошлый раз, когда был, он ей звонил.
Номер ее у него в записной книжке.

Красивая такая записная книжка. Этот фраер любил красивые вещи. Эй,
Кардан, где записная книжка?

- Кажется, Севка взял, - заискивающе произнес Соболев, радуясь, что его
больше не бьют, он начал надеяться на благоприятный исход. В конце концов,
что он особенного сделал? Ну, пришили черного? С кем не бывает? Где это
видано, чтобы за черных славяне славян изводили ?

Он назвал адреса Севы и Гулиева, и Киборг записал их на бумажку. По лицу
Матроса прошла нервная судорога. Он подошел к пленнику и прошипел:

- Из-за такой сучары, как ты... На этот раз бил он яростно, не обращая
внимания, куда приходятся удары, лишь бы бить побольнее. Перед глазами
Соболева поплыли красные круги. В голове пронеслось: рано радовался, из этой
переделки не выбраться. И мелькнула обжигающая мысль: а что чувствовал в .
свой последний миг парень, которого они убили? Неожиданно нахлынуло
раскаяние, ощущение неизгладимой вины за отнятую жизнь.

- Хватит, Матрос, - щелкнул пальцами Гвоздь, будто отгоняя сторожевую
собаку. Но собака эта была бешеная.

- Падла, - Матрос на секунду замер, кивнул, напоследок размахнулся и со
всей силы ударил механика кулаком в грудь.

Соболев отлетел на несколько шагов, ноги его заплелись, и он,
споткнувшись, полетел на пол. При падении головой ударился об острый угол
верстака... Умер он сразу.

Глава восемнадцатая
ОХОТНИКИ

Сева вздрогнул от стука в окно.

- Вот придурок, - прошептал он. В стекло комнаты скреблась швабра.

- Стекло разобьешь! - крикнул Сева, открывая дверь и выходя на балкон.

- Я к-кричу, а т-ты не слышишь, - Лобзик заикался. Представлял он собой
жалкое зрелище - худой, в чем только жизнь держится, бледный. Но, как писали
его приятели на стене в подъезде, "тяжела жизнь наркомана".

- Тебе чего?

- Д-дай уксусу.

- Зачем? ,

- Н-надо.

- Опять чтотто варишь? .

- Оп-пять.

Сева принес с кухни стаканчик с уксусом.

- Эт-та, спасибо. Сева, завтра зах-ходи. У меня р-ре-бята будут. Девочки.
Сам п-понимаешь.

- Понимаю. Как-нибудь зайду.

Лобзику было восемнадцать. С тринадцати он нюхал дихлофос. С четырнадцати
- курил анашу. С пятнадцати сел на иглу и употреблял "винт". У него
постоянно собирались наркоманские тусовки. Сева как-то раз был там. Ему
вкатили в вену несколько кубиков темной жидкости, после чего он чуть не
умер. И сообразил больше этим не заниматься.

- Иди, поешь, - крикнула мать с кухни.

- Не хочу. Потом.

- Иди. Потом не буду кормить.

Как раз выдался промежуток между "Санта-Барба-рой" и индийским фильмом.
Полгода назад на трикотажной фабрике, где много лет трудилась мать,
работников отправили в бессрочный отпуск. Теперь мать смотрела большинство
сериалов, которые шли по телевизору, покупала газету "Звезды телесериалов",
стала относиться ко всему окружающему гораздо спокойнее, чем раньше. Иногда
в гости приходили ее сестры или подруги, и они могли часами обсуждать
героев-латиноамериканцев, так что создавалось впечатление, будто они
сплетничают о собственных родственниках. Севу это раздражало. Он совершенно
не понимал, как люди смотрят такую чушь, когда дома есть видеомагнитофон, по
которому можно в пятый раз насладиться новыми "Звездными войнами" или старым
"Универсальным солдатом".

Сева наспех - кусок с трудом лез в горло - проглотил картошку с мясом и
отправился к себе в комнату. Вновь и вновь мысли крутились вокруг сцены,
которую он только что наблюдал у гаража. Что происходит? Что делать? Сева не
знал.

Поужинав, он лег на кровать, прикрыл глаза и провалился в дрему. Прошло
три часа. Он потянулся к выключателю, но передумал. В полумраке было
спокойнее и уютнее.

С улицы донесся звук подъезжающей машины. Сева встал, выглянула окно. На
площадку, где стояло несколько автомобилей, принадлежащих жителям дома,
заруливала белая "Волга"...

- Ух ты, бли-ин, - прошептал Сева...

- Нам Всеволода Гарбузова, - донесся из прихожей громкий голос. -
Нужен... Ничего, что спит... Мы из прокуратуры... Пойдемте посмотрим.

Медлить Сева не стал. Он натянул кожаную куртку, карман которой