Чтение 12–й страницы книги ~Цеховики~

- Мы ищем Ричарда Ашотовича, - наобум ляпнул я, не рассчитывая, что
Григоряна тут знают по имени-отчеству.

- А вы кто будете? - высокомерия в тоне официанта почему-то резко
поубавилось.

- Мы?.. Мы его деловые партнеры, - опять брякнул я наобум. - Он сказал,
что будет здесь.

- Да, да, конечно. Пожалуйста, - начал расшаркиваться официант. С ним
произошли разительные перемены. Так меняется тон у представителей высших
сословий, когда они видят кого-то, кто по иерархии выше их. Официанты, как и
торгаши, свое место знают и иерархию чувствуют отлично.

- Пройдемте, - радушно улыбаясь, махнул рукой наш собеседник.

Пашка посмотрел на меня и озадаченно кивнул.

Официант провел нас на второй этаж. Григорян сидел в отдельном кабинете
со стенками, обклеенными финскими обоями, с низким столом и уютными
креслами. Это был совсем не тот человек, который приходил ко мне. На этом
Григоряне ладно сидел итальянский костюм, лицо чисто выбрито, осанка
свидетельствовала об уверенности в себе и праве сидеть королем, когда вокруг
тебя все крутятся и выполняют твои желания. Да, это был не просто рядовой
торгаш, а знатный сеньор, по меньшей мере граф. Перед ним стояли блюда с
шашлыком, зеленью, в хрустальном бокале краснела "Хванчкара", налитая из
запотевшей бутылки. Григорян радовался жизни. Во всяком случае, до того
момента, пока на пороге не появились мы. Увидев нас, он чуть не подавился и
судорожно закашлялся.

Официант подскочил к Григоряну и вежливо, с соблюдением этикета, хлопнул
его по спине.

- Все... - прохрипел Григорян. - Все нормально, Слава.

- К вам-с, Ричард Ашотович, - склонил голову официант. Будь его воля, он
согнулся бы в пояс.

Григорян вздохнул. Официант озадаченно посмотрел на него, пытаясь понять,
не допустил ли какой-нибудь ошибки, приведя сюда гостей.

- Вы что, не рады нам? - спросил я укоризненно.

- Здравствуйте, - расплылся в улыбке, больше похожей на гримасу,
Григорян. - Э, я вам всегда рад. Слава, неси еду, неси вино, у нас сегодня
уважаемые люди. - Он опять начал говорить с акцентом.

Слава расслабился, видимо, решив, что не сделал ничего неуместного.

- Сейчас организуем в лучшем виде.

- Не стоит, - покачал я головой. - Мы уже обедали. Правда, Павел
Сергеевич? - обернулся я к Пашке.

- Конечно. Я сыт, как лев, целиком сожравший антилопу, - кивнул Пашка. -
А на работе не пьем.

Между тем и у меня, и у Пашки текли слюни. Утреннюю яичницу вряд ли можно
считать едой. С обедом же опять ничего не вышло. Все следователи и
оперативники, как правило, язвенники и гастритники. При нашей жизни редко
удается даже кусок перехватить, не то что питаться систематически, а
нервотрепка такая, что бьет по желудку, как острый нож. Так уж повелось в
России. Следователь должен быть язвенником. А профессиональный
уголовник-рецидивист со стажем - туберкулезником. Язвенники ловят
туберкулезников - красота!

- Обижаете, - заворковал Григорян. - Чтобы люди ко мне пришли, и я их
голодными отпустил... На Кавказе за это руки не подадут.

- Мы не на Кавказе, - хмыкнул Пашка.

- Неплохо устроились, - оценил я обстановку.

- Человек богат друзьями, - сказал Григорян. - Директор мой хороший
знакомый. А что стоит хорошему знакомому отвести мне кабинет и не заставлять
томиться в общем зале, И, конечно, никаких нарушений. Поверьте - за все
уплачено по расценкам.

- Мы верим. Все схвачено и за все заплачено - как в песне поется, -
кивнул Пашка.

- Есть другая песня. Мои друзья - мое богатство. Я бы выпил за то, чтобы
наша лебединая песня никогда не была спета, - произнес торжественно
Григорян. - Но, к сожалению, ваши бокалы не наполнены.

- Что поделаешь - работа, - вздохнул я, стараясь не смотреть на
аппетитный шашлык. Бокал вина и мягкое нежное мясо - это тебе не подгоревшая
яичница с утра. Хорошо принадлежать к избранным и плохо быть следователем,
рыскающим по городу... От Григоряна не укрылось мое минорное настроение, и
он едва заметно усмехнулся, глядя на меня.

- А где ваш роскошный вельветовый пиджак? - спросил я, вспоминая, в каких
лохмотьях заявился он ко мне в кабинет.

- Совсем поизносился. Пришлось покупать новый. - Григорян покраснел.

- Жалко, - сказал Пашка. - Добротная была вещь. Наверное, еще деду вашему
служила.

Григорян исподлобья посмотрел на него и с трудом изобразил дежурную
улыбку.

- И мокасины ничего были. Добротные. "Прощай, молодость".

- Мало ли... - Григорян поскучнел. - А вы по делу?

- А как же! Хотя какие это дела! Так, делишки. Несчастное убийство, а
сколько возни, - вздохнул я.

- Так нельзя. Убийца должен понести заслуженное наказание, - с
неожиданным пафосом произнес Григорян.

- И понесет... Ричард Ашотович, всего несколько вопросов. Вы член
охотничьего союза? - осведомился я.

- Нет.

- А ружьишко откуда?

- У меня?

- У вас.

- Ружьишко? А, есть ружьишко. Мое...

- Разрешение тоже есть?

- Вспомнил. Я член охотничьего общества "Спартак", разрешение в порядке.
А зачем? Ружье уже проржавело. Давно не охотился.

- Так уж и давно?

- Года два.

- Еще одна песня есть. "Что-то с памятью моей стало".

- - Э, я что, вру, да? - Акцент Григоряна неожиданно резко усилился,
перед нами сидел возмущенный, оскорбленный в лучших чувствах кавказец из
горного аула. Во всяком случае, Григоряну хотелось выглядеть именно таковым.
И это у него получалось.

- Не хотелось бы, чтобы вы врали. Такой приятный собеседник, жалко судить
вас за дачу ложных показаний. Год в тюрьме... Вам там будет скучно.

- Зачем угрожать, да?

- Кто угрожает? Мы информируем, - вмешался в разговор Пашка.

- Следователю положено говорить правду и только правду, - нравоучительно
произнес я. - Думаете, так уж трудно установить, что вы за последний год
раза четыре охотились вместе с Новоселовым?

- Охотился, да. Все упомнишь, что ли?

- Где охотились?

- Где-то за городом. По-моему, на севере от города. Все упомнишь, да?

- Кто с вами ездил?

- Не помню, да.

- Склероз - проблема века, - с сочувствием произнес Пашка.

- Не помню!

- Никого не помните?

- Да был там какой-то Сашин знакомый. То ли Валентин, то ли Виктор.

Я описал тех типов, о которых недавно вспомнил Бородуля.

- Вот, в светлой куртке это он был, - кивнул Григорян.

- А второй вам никого не напоминает?

- Никого.

- Как лесника звали?

- Не помню.

- А охотились на кого, на кабанчиков?

- Да. И на волка.

- Много настреляли?

- Почти ничего.

- А лицензия была?

- У Новоселова, кажется, была.

- А кто еще с вами ездил? Ну, вспомните...

- Я же говорю - этот Виктор и еще какой-то пьяница. Больше никого.

- Кроме того мужика в "волге" с тремя нулями. Обкомовская штучка, да?

Лицо у Григоряна окаменело.

- Вы что, гражданин следователь? Обком - это власть, там люди высоко
парят, как орлы. А мы на их полет только издалека смотреть можем. Я в жизни
никого из обкомов и горкомов не знал.

- Так ли?

- Да.

- Все-таки что это за шишка была? - не отставал я, видя, что Григорян
врет. И что в разговоре этот момент самый напряженный. С этим типом на
черной "волге" что-то неладно.

- Не знаю я никого, хлебом клянусь! - взорвался Григорян.

Возможно, когда-то такой была страшная клятва на Кавказе, но сегодня все
кепкари клянутся хлебом и матерью и при этом врут без всякого зазрения
совести, нахально и открыто.

- На вашем месте я был бы откровеннее. Все равно мы все узнаем. К чему
создавать трудности и себе, и нам. Проще надо быть, Ричард Ашотович, проще.

Григорян бросил на меня быстрый взгляд, и на секунду мне стало плоховато
- такой заряд злобы и холода обрушил он на меня. Тут-то я и понял, что
человек этот способен на многое. Он сам мог запросто отправить Новоселова на
тот свет. Рука бы не дрогнула.

- А вам не надо быть проще? Вы вот скажите, хочется вам, голодным и
неприкаянным, ходить, задавать людям ненужные вопросы, что-то искать, чего и
нет в природе?

Насчет того, что мы голодные - верно заметил, гад.