сервелата и зачерствелую буханку хлеба. - У самих есть.
Сколько всего произошло - кому другому хватило бы на две жизни. Руководство
следственной бригадой я передал старшему следователю по особо важным делам
Прокуратуры России Балканову Михаилу Георгиевичу. В результате на скамью
подсудимых сели в общей сложности более полусотни человек. Не остались без
внимания областного суда и убийцы Новоселова. Карасев и Строкин получили по
тринадцать лет. Лупаков, как убийца и расхититель по совместительству,
получил пятнашку и должен радоваться, что судья расчувствовался и не
присудил ему стенку. Раскидала судьба и других героев этой истории.
крутые дела, подмял под себя один из городских банков и штук двадцать фирм.
После того как его вторая машина взлетела на воздух, он решил больше не
испытывать судьбу и уехал осваивать кусочек русско-еврейской землицы в США,
именуемой Брайтон-Бич. Он нашел там хорошую компанию в лице Япончика и еще
нескольких крупных преступных авторитетов. Впрочем, наш город он в покое не
оставил - за многими аферами, преступлениями мелькала его тень. Требовать
его выдачи у американцев никто не собирался. Тут наших родных домашних
бандюг, которые по соседству загоняют жертвам иголки под ногти, выбивая
деньги, и строчат на улицах из пулеметов, сажать недосуг.
осудили за разбойное нападение. Получили они от шести до десяти. Двое
затерялись по тюрьмам, а вот Корнейчук, тот самый качок-тяжеловес, вышел на
свободу в девяносто втором году. В лагерях он поднабрался нахальства,
злости, приобрел полезные связи и по выходе из-за колючки заделался лидером
крупной рэкетирской бригады. Дела у него шли споро. Пашка время от времени
заглядывал к нему в гости - посидеть за чашкой чая, вспомнить былые добрые
времена, особенно тот миг, когда Корнейчук продал Грека. Страх перед Греком
был у качка какой-то первобытный и иррациональный. Корнейчук при упоминании
о нем становился сговорчивым и время от времени задабривал Пашку, сдавая
своих конкурентов, а иногда даже и соучастников.
газеты сначала областного, а затем и всесоюзного масштаба начали давать ему
трибуну для обличений общественных язв. Постепенно ему был создан образ
непримиримого борца за народное благо и разоблачителя проклятых
коммунистических порядков. На этой волне Ионин прошел сначала в Верховный
Совет РСФСР, а затем в Государственную Думу. Тех, кто отправлял его в облака
большой политики, вскоре ждало сильное разочарование. Пережевав бюрократов и
партократов, он с таким же напором принялся за новые власти и за бывших
коллег по демократическому клану, которые, как он считал, проворовались все
до единого. Его новое хобби - пинать везде, где только можно, своих
коллег-депутатов и деятелей из Госкомимущества.
кошмар. Как Румянцев и обещал, он принялся "давить пиявок", мздоимцев, воров
и взяточников. Благодаря его протекции меня сначала назначили старшим
следователем по особо важным делам, а потом начальником следственной части.
Наверное, я был самым молодым начальником следственной части в Союзе.
Поработали мы неплохо. Пересажали добрую половину руководства Горпищеторга,
отправили под суд заместителя председателя горисполкома за взятки и
махинации с квартирами, устроили сокрушительный разгром в системе
автосервиса и в таксопарках, прикрыли ряд воровских кооперативов. В меня два
раза стреляли и один раз к двери квартиры приспособили самодельное взрывное
устройство. Но мне везло. Удалось выжить.
гнала меня без передышки вперед. Я делал дело и старался не замечать ничего,
что происходит вокруг. Ни того, что от меня ушла жена, что сердце начало
покалывать и врачи время от времени начали поднимать вопрос о том, что
неплохо бы хотя бы на год сменить работу или сбавить темп. Я вкалывал. До
седьмого пота, до крови. Не жалея ни себя, ни других. Как в наркотическом
дурмане.
изо всех сил пытается сдержать наступление черных железных времен, не давая
поднять голову всякой мрази и обеспечивая' область хотя бы самым
необходимым. Магазины у нас не совсем опустели. Область более или менее
прилично снабжалась продовольствием, сдавались в эксплуатацию новые жилые
дома. Одному Богу известно, чего это стоило Румянцеву и людям, составлявшим
его команду, в которую входил и я. Но, конечно, изменить никто ничего не
мог. Когда вокруг землетрясения и здания рушатся, как карточные домики,
трудно уцелеть. В город проникла ржа. Воронье рвало свои куски. Наглели
новоиспеченные банды. Земля уходила из-под ног. С каждым днем становилось
все хуже и хуже и таяли последние надежды на то, что когда-нибудь все
изменится к лучшему.
действий ГКЧП, за что уже 23 августа был выдворен из собственного кабинета.
Московские страсти докатились и до нашего Города. В столице обезумевшие
толпы в десятки тысяч глоток ревели: "Смерть членам ГКЧП!" Матерые партийные
боссы клялись в верности гражданским свободам и утверждали, что с детства
были диссидентами, ненавидели Сталина и Брежнева, а на высшие должности в
партийном аппарате просочились лишь с одной великой целью - взорвать систему
к чертовой бабушке изнутри. Преподаватели марксизма-ленинизма лихорадочно
поедали в темных углах свои кандидатские и докторские диссертации и рвались
на собрания демократической общественности учить народ общечеловеческим
ценностям, проклинать маразматическое лжеучение, по которому сгноили в
ГУЛАГе то ли пятьдесят, то ли сто миллионов россиян. Культурным прибалтам
шли поздравительные телеграммы в связи с обретением ими независимости от
кровавой империи. В благодарность тамошние демократы, в промежутках между
собраниями ветеранов войск СС, обсуждали, как бы побыстрее разделаться с
русскими оккупантами, стоит ли для них строить лагеря или сами с голоду
сдохнут, а заодно арестовывали прислужников проклятого режима. Попозже
Москва сдаст тамошним демократам людей, которые до последнего часа выполняли
свой долг и пытались сдержать наползание коричневой тени...
отлученные от церкви попы-расстриги приглашали народ отловить затаившихся
коммунистов и врезать им так, чтоб больше неповадно было. Была объявлена
полная амнистия лицам, осужденным за государственные преступления, а среди
них и тихие интеллигентные шпионы, ставшие вдруг борцами с партийным
тоталитаризмом, и террористы, и убийцы, и прочие "сторонники преобразования
общества".
предложение разгромить обком и повесить Румянцева за ноги на городской
площади. Пусть не до смерти, но чтобы все видели позор партократа. Памятник
Ленину скинули с пьедестала. Затем по примеру Москвы пошли кадровые
перестановки. Начальником милиции назначили кандидата географических наук -
глупого, крикливого и бородатого. Через три месяца, когда он выдвинул
предложение вооружать демократические отряды добровольцев оружием со складов
УВД, дабы в штыки встретить повторную попытку коммунистов вернуть старый
порядок, в Москве чухнулись, что имеют дело с сумасшедшим, и выкинули его
взашей. Настигла карающая рука демократии и Евдокимова. На его место
посадили бывшего следователя районной прокуратуры, выкинутого со службы за
дурость, но сделавшего карьеру в местном филиале "Демроссии". Он продержался
в кресле подольше - целых полгода. За это время из-под его чуткого
руководства сбежала треть сотрудников, была полностью завалена работа по
уголовным делам, тюрьмы постепенно начали пустеть, а преступники -
перебираться из камер на улицы. Под конец новый прокурор тоже принялся
подворовывать, был изгнан, и возвратился Евдокимов.
голову гидре, вычислить подписчиков газет "Правда", "Советская Россия" и
"День" и поставить их на учет, лишить избирательного и других гражданских
прав, чтобы не мешали строить демократию. А так как я подписывался на все
три эти газеты, то заслуживал по меньшей мере гражданской казни.
каким-либо причинам не успели привлечь к уголовной ответственности или
проходившие ранее по другим ведомствам. Поднялся оглушительный вой о терроре
правоохранительных органов, которые в области, эдаком коммунистическом
заповеднике, учинили невиданные репрессии против наиболее предприимчивых,
строящих новое общество людей. "Строителей" потихоньку начали выпускать из
тюрем, и они засучив рукава брались за дело. Естественно, встал вопрос о тех
негодяях, которые мешали победной поступи рыночных отношений и жили старыми
понятиями, то есть неотмененными статьями УК, как-то: спекуляция, хищение
народного добра. Кто главный палач перестройки, кто вел все дела по птенцам
рынка? Конечно же, Терентий Завгородин. Ату его. По популярности в нашей
области я неожиданно приблизился к Алле Пугачевой. Не было передачи, где бы
меня не лягнули. Готовили на заклание. И кое-кто потирал руки в ожидании
моего позорного изгнания из правоохранительных органов.
район. Через год Евдокимов снова перетащил меня в область старшим
следователем. А потом я стабилизировался на уровне старшего следователя по
особо важным делам. Работал по инерции, потому что привык пахать с утра до
вечера, расследовать уголовные дела, а больше в жизни ничего не умел. Запал
былой растерял. Зато зарядился иронией и цинизмом. Из моего кабинета я со
злым интересом и отстраненностью наблюдал за происходящим и размышлял над
тем, чем же все кончится.
заместителем председателя совета директоров крупнейшей в России
агропромышленной ассоциации. Он пригласил меня к себе в офис. Принял в
кабинете, по площади раза в три большем его обкомовского логова и
обставленном со скромной суперсовременной роскошью.
Контровский Владимир
Роллинс Джеймс
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Махров Алексей
Прозоров Александр