норовя попасть в голову.
"Боже, они убьют меня!" - подумал я, и в ту же секунду один из них достал
меня половником. В глазах у меня померкло, я рухнул на холодный пол, но
быстро встал на ноги, пытаясь увернуться от пинков. Официанты закричали
Мишелю:
- Татарин, иди, дай ему по тыкве!
Оправившись от нокдауна, Мишель неуверенным шагом подошел ко мне.
Официанты с шефом отошли в сторону, чтобы не мешать ему расправиться со
мной. Рядом на плите стояла кастрюля. Я судорожно схватил ее и изо всех
сил швырнул ему в лицо. Оттого, что Мишель стоял рядом кастрюля едва не
расколола ему череп. Охнув, он сполз на пол, держась за голову и,
извиваясь от боли. Озверевшие официанты подскочили ко мне и, схватив за
руки, развернули к плите. Они стали прижимать мою голову к раскаленному
диску, а я из последних сил вырывался из их рук.
- Мишель, - крикнул один из официантов, - помоги!
Отупевший от боли Мишель, сделав героическое усилие, поднялся с пола, с
остервенением схватил меня за волосы и ударил коленкой в лицо. В голове у
меня взорвалась бомба. Я терял сознание. Не знаю, чем бы все это
кончилось, если бы вдруг в моечную не вошел человек:
- Ало, Мельцар! - сказал он. - Почему ложки не мыты?
Он сердито бросил взгляд в нашу сторону и, увидев меня, испугано
вскрикнул:
- Это еще что такое?!
- Извините, - сказал Мишель, рукавом фрака вытирая окровавленный нос, -
сию минуту вам заменят.
- Вы русские, без насилия не можете, - возмущенно сказал мужчина,
повернулся и протестующей походкой пошел в зал.
- Марш к клиентам! - рявкнул шеф официантам. Все вышли кроме Мишеля,
продолжавшего держать меня за ворот:
- Есть у тебя деньги? Спросил он, показывая шефу, чтобы тот не вмешивался.
- Нет, - сказал я.
- Катись! - злобно прошипел он, - и чтобы больше я тебя здесь не видел,
Байрон вонючий.
2
Я вышел из ресторана избитый и униженный.
Оставленная на водку мелочь пригодилась на такси.
Дома меня ждала Белла.
Обычно она прижималась ко мне в темноте, щекоча шею ласковыми поцелуями,
но сегодня, опечаленная смертью старика, впервые не кинулась на грудь, а
забросала ворчливыми попреками за неучастие в погребальной церемонии.
Я зажег настольную лампу и повернулся к ней.
- Господи! - вскричала она, увидев мою пропитанную кровью сорочку.
- Через минуту я уже лежал на диване, а причитающая надо мной Белла,
накладывала пластыри на мои почерневшие ссадины и осторожно перевязывала
вспухшие ушибы.
Прильнув лицом к любимой женщине, теплой и готовой к ласкам, я стал
прокручивать в памяти сцены побоища в ресторане, и меня охватила дикая
ярость. "Ну же, Шмулик, теперь держись! Я не я буду, если с тобой не
посчитаюсь!"
Я вспомнил любимую поговорку отца - "Чем больше врагов, тем веселее
жить!" - и сладостное предчувствие мести заполнило мою грудь измятую
кулаками Мишеля.
Белла сказала мне, что на могиле ботаника выступал какой-то усатый тип с
шеей ротвайлера. Судя по усам это, был племянник. "И когда он успел
побывать на кладбище, после ресторана что ли?"
Мы поговорили немного о покойном, а потом она предложила почитать главу
из Антидюринга" Фридриха Энгельса.
Основоположник марксизма способствовал в этот вечер трем восхитительным
оргазмам.
После продолжительной и бешеной любовной схватки, Белла утомленно гладила
мою волосатую грудь до тех пор пока я не уснул"
1
Мне не раз доводилось бывать в ресторане "Самарканд".
Только здесь подавали плов по-бухарски, а я до него большой охотник.
Несмотря на напускную грубость, Мишель произвел на меня хорошее
впечатление. В сущности, это был добрейший парень, а некоторая дикость в
общении с клиентами объяснялась обидой на то, что его еврея по отцу, не
считали таковым из-за татарского происхождения его матери.
Позже я близко сошелся с ним, и мы дружили какое-то время, пока он не
эмигрировал в Канаду.
В Жизни он не был таким занудой, каким его описал Уилл. Я думаю даже, что
Иванов поторопился размахивать кулаками: зная характер Мишеля, я уверен,
он поверил бы Уиллу, пообещай тот вернуть деньги.
В мое первое посещение он встретил меня не очень ласково. К моему
удивлению, клиента по имени Байрон Мишель не знал.
- Их у меня пропасть, - сказал он, - все Байроны и каждый норовит на
халяву, так что пардон, уважаемый, не мешайте работать.
Чтобы смягчить Мишеля, я заказал чебуреки по-казански и, рассчитываясь,
не пожалел чаевые. Последнее расположило ко мне официанта, однако Байрона
он так и не вспомнил. Впрочем, имя Шмуэль что-то ему говорило?
- Если не ошибаюсь, это бизнесмен из Тель-Авива, - неуверенно произнес
он. - Я пороюсь в записной книжке, если найду, то попробую связаться с
вами.
Чтобы не вызвать у него подозрений, я не стал торопить его.
Спустя неделю он действительно позвонил мне и доложил, что в недалеком
прошлом знавал некоего владельца лимонадного завода по имени Шмуэль.
- К сожалению, заводчик обанкротился и его местонахождение мне
неизвестно, - огорошил он.
Сообщение это не имело для меня ровно никакой ценности. Разве что
объясняло рекламное воззвание на застиранной майке племянника.
Я сунулся, было в налоговое управление - установить адрес банкрота, но
там о нем и не слыхивали: завод, надо полагать, работал подпольно.
До сих пор мне казалось, что Уилла просто невозможно не выделить из общей
массы. Это был рослый улыбчивый парень с подозрительно красным носом.
Удивительно, почему он не запомнился Мишелю? Впрочем, вполне возможно, что
встречались они до Уилловых запоев, когда красный нос и симптомы его
тихого безумия (согласно классификации Бернштейна) еще не очень бросались
в глаза. В продолжительные запои он стал уходить гораздо позже. Скорее
всего, тогда, когда не мог уже содержать квартиру и был вынужден искать
прибежище в отсыревших и темных подвалах Джесси Коэн.
2
В скором времени выяснилось, однако, что поместить Уилла в профилакторий
просто необходимо, только не для алкоголиков, как предполагалось поначалу,
а для умалишенных.
Если откровенно, то для меня и это не было неожиданностью: что либо
подобное с Уиллом должно было приключиться.
Как-то вечером, я пришел в бар к мистеру Фридману, был весьма любезно
принят им, и не менее любезно приглашен в кабинет для собеседования. Я
думал, он станет ныть по поводу кредита, который он выписал мне на покупку
итальянской мебели, и который я не успел еще погасить. Но сей почтенный
коммерсант, с признаками волнения на лице, что не вязалось с его обычным
спокойствием, сказал мне, не утруждая себя предварительной подготовкой к
разговору:
- Господин Борухов, мы с вами деловые люди, и я обращаюсь к вам как
джентльмен к джентльмену... - на мгновение он замялся. - Надеюсь, беседа
наша будет носить приватный характер? - Фридман так бесцветно произнес эту
фразу, мимоходом превратив слово приватный в превратный, что я не понял -
в форме утверждения он ее высказал или вопроса.
- О, кей! - сказал я несколько озадаченный. - Чем могу служить, Мордехай
Наумович?
- Не извольте беспокоиться, совершенный пустяк. У вас имеются связи в
сумасшедшем доме. Есть человек, за судьбу которого я несу ответственность,
поскольку являлся другом его отца.
Тут он слегка замялся, из чего я вывел, что он собирается выдать мне
информацию весьма щекотливого свойства: видимо, бармен не хотел тратиться
на содержание Уилла в сумасшедшем доме. Я сразу понял, что речь пойдет
именно о нем, хотя ничего конкретного еще не было сказано:
- Речь идет о человеке не являющемся членом больничной кассы. Ваши
рекомендации в этот дом послужили бы...
- Кто этот человек?
- Увы, господин Борухов, наш бедный соотечественник Уилл Иванов.
- Мне кажется, достоуважаемый Мордехай Наумович, наш соотечественник
более нуждается в хорошем психологе, нежели в лечебном профилактории.
- Сожалею, но не психолог ему ныне нужен, а психиатр. - Придав лицу,
выражение грусти, Фридман поведал мне, что тому уже неделя, как Уилл
страдает от белой горячки. Припадки носят буйный характер. Уилл бросается
на прохожих с кулаками, оскорбляет их, и был не раз уже бит за это.
- Я просто боюсь, - озабоченно сказал Фридман, - что кто-нибудь забьет
беднягу насмерть. Он все же сын моего покойного друга.