- у меня не было средств, и я не мог делать взносы на всевозможные
благотворительные акции. И вообще, кажется, ежику понятно - чем богаче
человек, тем более он полезен обществу. Все, что я мог сделать для
ближнего в прошлой жизни - это поддержать словом, а слово в нашем
бумажном, бюрократическом обществе совершенно обесценено политиками и не
воспринимается ближним всерьез. Так пусть же теперь, когда у меня есть
власть, я украшу чем-либо более конкретным, нежели пустые слова, серые
будни близких мне некогда людей.
- Нет, ты не тюфяк! - сказала жена.
Это было приятно слышать. Я расправил плечи, и, любуясь игрой своих
бицепсов в зеркале, нажал на кнопку звонка. И пока Типяры не было, я снова
взасос поцеловал жену. Странно, возбуждения я при этом не ощутил. Нет,
она, конечно, не Машенька и, тем более не Вероника. Может быть, поэтому я
не чувствовал себя до сих пор настоящим мужчиной? Она не смогла пробудить
во мне мужчину. Обычно говорят обратное - мужчина, де, должен пробудить
женщину в женщине, но все это враки. Первооснова всего сущего - женщина.
Она может сделать из партнера галантного рыцаря и неутомимого любовника,
она же может превратить его в сплошное и убогое ничтожество.
Глава четырнадцатая
Прибавление семейства
Когда мы оторвались друг от друга, Тип стоял подле нас, и едва заметная
тонкая усмешка кривила его губы:
- Мадмуазель оформить как семьсот первую? - подобострастно спросил он,
ехидно улыбаясь.
- Мадмуазель никак не надо оформлять, - сказал я, едва сдерживаясь от
хорошего пинка в его упругий зад.
- У меня приятная новость, - сообщил Тип, продолжая вилять задом.
- Ну что еще там?
- Поздравляю, Ваше величество, у вас родился сын!
- От кого? - живо подхватила жена.
- От Лолиты-четыреста восемьдесят семь...
- Свинья! - сказала жена и театрально влепила мне сочную оплеуху. Она
хотела достать меня ногой, но я, зная ее привычки, мигом взобрался на шкаф.
- Чтоб ты издох! - сказала жена, погрозила мне кулаком, и пошла из
столовой.
Мимоходом она уронила Типа и отработанным движением стукнула каблуком по
его маршальской голове.
- Послушай, замполит! - обратился я к Типу, когда жена вышла, - тебя бы
следовало разжаловать, у тебя на глазах на меня покушаются, и ты не в
состоянии что-либо предпринять!
- Виноват, Ваше величество, но вы ведь сами прогнали телохранителей, -
Тип нежно ощупывал шишку на затылке.
- Ну хорошо, - примиряюще сказал я, - пристройте ее куда-нибудь и
положите хорошую зарплату. Я проверю.
- Будет сделано! - он собрался уходить, но я вовремя задержал его.
- Слышь, лейб-драгун, - сказал я, - что это за новости про моего якобы
сына ты рассказывал?
- Странно, что вы спрашиваете об этом, Ваше величество, - делано удивился
Тип, - я ведь предупреждал вас, когда вы реквизит принимали, что одна из
жен больна гриппом, а другая на сносях. Лолитой ее кличут, порядковый
номер 487.
- А че ты мне в глаза-то не смотришь, маршал?
- Ваше величество, я очень даже смотрю в ваши глаза.
- Ну, признавайся, матрос, проводил с ней политическую работу или нет? Я
ведь дознаюсь, если уж на то пошло.
Тип мелко задрожал, лоб его покрылся испариной.
- Виноват, Ваше величество, я только раз читал ей лекцию о международном
положении.
- И этого было достаточно, чтобы сделать мне наследника.
- Случайно вышло, Ваше величество.
- Случайно говоришь? - я постучал костяшкой пальца по вытянутой головке
Типа, - ну для первого раза мы спустим с тебя шкуру на барабан.
- На барабан? - переспросил Тип и смертельно побелел.
- Великолепный будет барабан для эстрадного оркестра.
- Величество! - заорал Тип рыдающим голосом, - случайно вышло, ей-богу!
- Прекрасный будет барабан, - продолжал я живописать его, - ударный
инструмент из шкуры маршала, слыхал про такое?
- Пощадите, Ваше величество! Прошу вашего милосердия.
- Что ж ты, ублюдок, портишь жен-то моих?
- Это было до вас, теперь я уже не смею глядеть на них.
- Придется тебе переквалифицироваться, парень, пойдешь у нас по
административной линии.
- Ваша воля, но я и в гареме справился бы.
- Ну да, пусти козла в огород... Вот что, паря, сдай ключи от гарема
Веронике Абрамовне, а сам принимай дела в канцелярии тайной полиции.
Тип, кажется, не верил ушам своим.
- Да, парень, радуйся, шкуру с тебя снимать передумал. Заметь, пока
передумал.
Тип склонился в привычном подобострастном поклоне:
- Ваше величество, - только и мог промолвить он.
- Значит так, ты назначаешься начальником тайной полиции. Наушничать и
фискалить ты, пожалуй, мастак, так что должность эта тебе в самый раз.
- Ваше величество, век помнить буду!
Тип по-прежнему оставался глубоко не симпатичен мне, но я ценил его
поддержку в минуты, когда был еще совсем зеленый властитель, и закрывал
глаза на его бестактные выходки.
Несомненно, маршалу и не снился такой оборот дела и, в порыве
благодарности за то, что так легко отделался, да еще и в выигрыше остался,
он выдал мне засекреченную информацию:
- Рав Оладьи, - сообщил он, - приказал мне следить за вами и докладывать
ему, если застукаю вас за поеданием трефного.
- И это все? - с сомнением допытывался я.
- Нет, - смутился свежеиспеченный начальник тайной канцелярии, - он
наказал мне блюсти вашу нравственность.
- То есть?
- Не допускать вашей интимной связи с главной фрейлиной, то есть
Вероникой Абрамовной.
- Опять Вероника Абрамовна, какая сволочь доносит ему о ней, знал бы,
язык вырвал!
- Его преосвященству стало известно, что вопреки дворцовому уставу вы
настаивали недавно на интимной связи с ней.
- Стало известно, значит.
- Более того, ему кто-то передал кассету с записью вашей половой близости
с Вероникой Абрамовной. Несмотря на духовный сан, рав просмотрел ее от и
до.
- А кондрашка его при этом не хватила случайно, сан-то его не позволяет
смотреть на такое непотребство?
Я был зол, как никогда: любят все-таки в иудейском государстве
внюхиваться в чужую жопу.
- Насчет кондрашки судить не берусь, но говорят, до сих пор старик не в
состоянии оправиться от нервного потрясения.
- Что же его так потрясло?
- Он не может простить вам, что во время коитуса вы не соизволили снять
корону.
- А я с тебя пример беру: ты сапоги не снимаешь, а я корону.
- Сапоги это предмет туалета, - возразил Тип, - а корона все же священная
деталь.
- Я не очень уверен, что именно из-за короны его трясло. Жаль, что совсем
душу не вытрясло!
- Я тоже так думаю, но с другой стороны, Ваше величество, вы просто
молодец, пошли на поправку.
- Почему ты так думаешь?
- Не скромничайте, Ваше величество, сумели же вот старикашку в конфуз
ввести, а ведь совсем недавно у вас это не совсем получалось.
Его возбужденный вид и неудержимое веселье показались мне
подозрительными, и я без подготовки шарахнул его сходу по лбу:
- Послушай, маршал, а это не ты, случайно постарался с кассетой?
- Не понимаю, Ваше величество, что вы имеете в виду?
- Уж, не ты ли, говорю, порадовал старикашку эротическими сценами?
- Как вы можете, Ваше величество, - веселье его как рукой сняло, - я ведь
ваш человек, до корней волос.
- Хорошо, иди отсюда, мой человек, пока я тебе эти волосы не выдрал.
- За что гневаетесь, Ваше величество?
- За невыполнение приказа, сволочь! Я же наказывал тебе снять все
видеокамеры.
- Я снял, Ваше величество, - божился Тип, - наверное, Евсеич насажал
повсюду своих агентов.
- Евсеич? - сказал я с удивлением, - это ты рава Оладьи так называешь?
- Так точно, рав Оладьи со своей братвой, - не удержался он от морского
лексикона, но тут же поправился, - со своей агентурой.
- Скажи, моряк, а почему у него такая не марокканская фамилия?
- А потому что он русский, Ваше величество.
- Русский?!
Я был совершенно поражен эти открытием. Мне бы это в голову не пришло:
густые черные брови рава, его смуглая кожа и не по размерам большая чалма,
которая придавала его облику законченный вид бродячего дервиша, выдавали в
нем сугубо восточного человека.