неприятным дискантом.
- Я убежден, что в данном случае нельзя сбрасывать со счетов применение
потенциальным противником психогенического газа Изатрон, способного
вызвать тяжелые галлюцинации мистического характера...
- Зачем вы запугиваете людей, коллега, о каком таком психогеническом газе
идет речь? - попытался осадить оратора Шломо Хульдаи.
В сущности, он, так же как и премьер, не хотел, чтобы в последний момент
председательствующим был избран его вечный критик и недоброжелатель и тоже
сбавил тон, зная как лучше обыграть, не умеющего ни с кем ужиться
академика. В глупое "восстание мертвецов" Сидор Лейбович не верил и,
начисто отметая все дилетантские аргументы главного оппонента (который,
судя по всему, был склонен придерживаться именно этой гипотезы), призвал
власти принять меры против имевшей место "закамуфлированной газовой атаки
неприятеля". Зная тяжелый характер бывшего академика и, боясь, что его
истерические призывы приведут к невообразимому хаосу в стране, премьер
решил создать сбалансированную по своему составу государственную комиссию,
которая без паники и горячки будет придерживаться взвешенных и объективных
данных, имеющихся в распоряжении внешней разведки. Предвидя заранее
реакцию академика, он предложил ему войти в состав названной комиссии:
- Вы и профессор Хульдаи могли бы плодотворно сотрудничать во имя
всеобщей цели, - сказал он и тут же осекся. На академика было страшно
смотреть. Лицо его исказилось от гнева, в глазах горел неистовый огонь
злобы и ненависти; он был взбешен до такой степени, что, казалось, еще
минута и оппоненты будут растерзаны в клочья:
- Я не намерен работать с этим выскочкой! - сказал он, весь, покрывшись
красными пятнами.
- Интересно, кто это из нас выскочка, коллега, - не остался в долгу
Хульдаи, - ваши, так называемые, заслуги в бывшей Советской России не
представляют ценности для мировой науки.
- Молчать, невежа! - властно вскричал академик, - давно ли сам слез с
дерева?
- Господа, господа, - вмешался премьер-министр, - сейчас не время
выяснять отношения. В глазах мирового сообщества вы представляете
еврейскую науку... Народ верит в вас и рассчитывает на ваше благоразумие.
- Премьера поддержали присутствующие политики:
- Что это значит, господа? - сурово молвила депутат кнесета Мария
Колодкина. - Как вам не совестно переходить на личности в такое тяжелое
для страны время...
- Господам ученым, наверное, кажется, что мы все должны им в ножки
кланяться, - поддержал Колодкину, министр технологии и труда Арнольд
Сперанский.
Оба светила, готовые перейти к непосредственному обмену ударов были
вынуждены прислушаться к негласной команде " Брэк", и сесть на места не
столько пристыженные всеобщим осуждением, сколько дожидаясь более
благоприятного момента для излития взаимной и безграничной ненависти.
Чтобы разрядить обстановку премьер-министр был вынужден обратиться к главе
внешней разведки страны также приглашенного на экстренное заседание Совета
Безопасности:
- Господин Азулай, - сказал он, - располагает ли наш друг Садам, такого
рода оружием?
- Насколько нам известно, в Ираке, да и в Иране разработки подобного
класса вооружения находятся в начальной стадии разработки, - компетентно
отвечал шеф Моссада Энрико Азулай
- Скажите, господин академик, - деликатно обратился премьер к академику
Ашкенази, - а как действует этот ваш... Изя. тронь?
- Изатрон, - раздраженно поправил Ашкенази, - кажется нетрудно
запомнить...
- Прошу прощения, - обиделся глава правительства, - я политик, а не
Менделеев.
- И, слава Богу, - бесцеремонно заметил Ашкенази, - что не Менделеев, вы
нас, батенька, даже природным газом снабдить не можете.
- Сидор Лейбович, - с упреком сказала Мария Колодкина по-русски, - вас
просили не переходить на личности.
Непросто было Ашкенази сдержать себя, он не привык, чтобы ему,
воспитаннику и последователю знаменитого академика Ландау указывали
какие-то сомнительные докторишки, получившие образование в Северной
Африке. И все же он смог обуздать гнев и ровным голосом стал излагать
премьеру свою проблематичную версию:
- Психогенический газ Изатрон почти не воспринимается обонянием, -
сказал он, - и одной лишь капсулы раздавленной ребенком на площади Рабина,
скажем, достаточно, чтобы жители Тель-Авива погрузились в мир тяжелых
иллюзий и сумеречных представлений...
- В чем это проявляется, господин академик?
- Пораженный действием данного препарата человек, теряет самоконтроль и
впадает либо в состояние панического страха, вызванного химерическими
видениями, либо проникается неодолимым желанием разрушать и уничтожать все
живое на пути.
- Таким образом, стратегической задачей данного оружия является полная
дезорганизация и деморализация противника? - заключил глава правительства.
- Отнюдь, - подал реплику с места профессор Хульдаи, - господин Ашкенази
одержим странной идеей, разогнать население Израиля по бомбоубежищам...
- Добавьте сюда еще последующую деградацию людей, и картина будет
совершенно полной, господин Ягов, - мрачно сказал академик Ашкенази, не
обращая внимания, на неудачный выпад злобствующего оппонента.
- Ну, вы уж слишком сгущаете краски, - сказал премьер, разводя руками.
- Ах, подите вы все к черту! - томно пропел вдруг академик и, отбросив
стул в сторону, гордо покинул зал заседаний, громко хлопнув на прощание
дверью, едва не сорвавшейся с петель от сильного удара.
- Вот он всегда такой психованный, - сказал премьер, пытаясь не выказать
случайно своей радости, - а ведь на карту поставлена судьба нации, можно
было бы, кажется, попридержать личные амбиции.
- Он долго был, гоним при советском режиме, - грустно сказал Шломо
Хульдаи, в душе торжествуя победу, - а это портит характер, господин Ягов.
Оба они прекрасно понимали друг друга в эту минуту.
* * *
Демонстранты покучковались еще некоторое время на улице "Кибуц галуйот",
призывая приступом взять полицейский участок и повесить антисемита Вольфа
на центральной автобусной станции, но к вечеру к ним обратился главный
раввин Тель-Авива рав Ицхак Опенгеймер.
- Дорогие мои, братья и сестры, - с трагическими нотками в голосе,
воззвал он к горожанам, - мы не знаем, кто эти несчастные восставшие из
могил покойники и почему им так тяжко под землей, что они неожиданно
явились к нам в гости. Одно, мои дорогие, не вызывает никаких сомнений,
что непонятное воскрешение их не есть результат прихода Мессии, а напротив
является свидетельством падения нравов и греховности нации в целом. Ангел
смерти Азазел, как всегда, задумал разбавить нашу суетную и отягощенную
братоубийственной ненавистью жизнь смертью и разрушением, и это достойно
сожаления.
Погода явно портилась. По небу низко плыли серые рваные тучи. В воздухе
стоял запах пыли и птичьего кала. Редкие капли дождя падали на черную
шляпу опечаленного раввина. Измученные страхом и неизвестностью люди
внимательно слушали одного из самых выдающихся в религиозном мире
авторитета, страстным словом своим возвращающего людей в надежное лоно
Веры.
- В сей трудный час, братья и сестры, - патетически завывал рав, - нас
должна объединять вера в наше правительство и в тех, кто достойно
представлял его до сего времени. Доверьтесь нашим руководителям любезные
сыны мои, они не станут действовать во вред своему народу.
Народ мрачно вслушивался в слова благообразного раввина, ничем не
выказывая своего недоверия к власти, жестоко избивающей ни в чем не
повинных горожан.
- В заключении, почтенные соотечественники, - решил закругляться раввин,
- я прошу вас скорее разойтись по домам и не мешать работе нашей
самоотверженной полиции, которая и без того загружена по горло заботами о
вашей безопасности.
Последние слова Опенгеймера нашли вдруг желанный отклик в оттаявших
сердцах демонстрантов, и они понемногу стали расходиться. Нетрудно было
догадаться, что причины непонятной (после целого дня противостояния)
сговорчивости ортодоксов, были в том, что на Тель-Авив опускались сумерки,
и горожане спешили укрыться в своих надежных квартирах от возможных встреч
с привидениями.
Ночь была теплой и душной. Под утро разразилась шумная гроза, над городом
полосой прошелся холодный дождь, принося с собой запоздалую свежесть и
прохладу рано наступившей в этом году весны.
Военный эскорт, возглавляемый лордом-распорядителем, сопровождал друзей
до самого замка герцогини де Блюм. Это была обещанная Генрихом -
"Гуманитарная помощь" - нелепое словосочетание, в устах короля, столь
удивившее мнительного оруженосца.
Кони шли легкой рысью сквозь поросший молодым ивняком лес. Де Брук,
похожий на разбойника в свете яркой луны, загадочно улыбался себе в усы. У
самых ворот замка, величественно возвышающегося в окружении ветвистых
великанов, он спешился и снял каску:
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Ильин Андрей