"Идиоты! - невесело подумал комиссар, удивляясь непростительной глупости
путешественников, - им и невдомек, что это я поддерживаю связь с Ривкой"
Странно, что сам Цион об этом не догадывался. Как и в прошлый раз,
осуществление "меж временной" связи было возложено на Заярконского и при
нем находилось миниатюрное устройство, тщательно спрятанное под верхней
одеждой. Друзья не знали, однако, что обладателем подобного же устройства
являлся и сам Вольф, во всем и везде соблюдавший строжайшую конспирацию,
которая, увы, не всегда была ему на пользу; благодаря излишней
осторожности, а скорее постыдной трусости он потерял во время пожара
ценные бумаги, стоившие состояние. Тогда, проявив малодушие и не
застраховав имущество, он пострадал вполне заслуженно, но теперь поступил
очень даже благоразумно, не доверяя партнерам, особенно Васе, от которого
можно было ждать всякой подлости.
* * *
Король, заскучавший оттого, что давненько некому было слушать его
притупившиеся остроты, устроил гостям пышный прием. Он оказал де Хаимову
неслыханную честь, лично поднявшись ему навстречу и приказав палить из
пушек в небо. Предупредительная челядь, разряженная в парчовые камзолы с
вышитыми на бортах золотыми вензелями, не знала чем угодить
путешественникам.
- Маркиз, - томно вымолвил Генрих четвертый после того, как тот выполнил
целую серию сложноподчиненных реверансов, - не волнуйтесь понапрасну -
герцогиня вне опасности и находится под моим личным покровительством.
Василий почтительно выгнул гибкий хребет, всем своим преданным видом
показывая, как высоко он ценит благородный жест Его величества.
- Она передала мне с гонцом послание, в котором сообщила о вашем
благословенном браке с ней и о бесчестных домогательствах со стороны
герцога, - продолжил король, нахмурив брови. - Я приказал господину
герцогу не приближаться к ней на расстояние полета стрелы, и ваша супруга
с нетерпением ждет вас в своем фамильном склепе... простите, сэр, замке.
Услышав, небрежную оговорку короля, Цион вновь насторожился. "Ведь должен
же он был поинтересоваться, откуда мы вообще прибыли сюда, и, что нам
здесь надо? Почему все вокруг делают вид, будто все так должно и быть?
Что со мной происходит, Боже, когда закончится эта проклятая боль в
коленке?"
Узнав, что прекрасная Алис с нетерпением ждет его, Василий не мог уже
ни о чем думать, кроме своей возлюбленной. Когда король Англии, испытывая
блаженный наплыв великодержавного юмора, решил в очередной раз поведать
современникам о своем феерическом приключении, в котором якобы был замешан
отец Васи, тот не удержался и напомнил Генриху.
- Ваша величество я уже имел удовольствие слушать эту историю.
Это было в высшей степени бестактно, да и небезопасно по тем временам, но
король в порыве эстрадного азарта, не принял возражений де Хаимова.
- Господа, - загадочно сказал он, - вы и представить себе не можете,
сколь обязан я достославному маркизу!
На сей раз, рассказ прозвучал в ином варианте и порядком утомил тайком
позевывающих слушателей, не упускавших, однако, случая разразиться
неуправляемым (будто бы) хохотом в местах, которые король специально
отводил для активной реакции свиты. Маркиз, разумеется, покатывался вместе
со всеми, в душе проклиная венценосного олуха, вздумавшего отсрочить его
свидание с любимой женщиной.
Воскресшая под Лондоном лошадь, уничтоженная английским фермером, была
срочно кремирована сыщиками из Скотланд-Ярда, и прах ее с той же
поспешностью развеян над Темзой. На следующий день лошадь, как ни в чем не
бывало, снова появилась на злополучной ферме. Но теперь она была с
основательно подпаленной гривой и обугленным левым ухом. Упрямую лошадь
кремировали вторично, приняв возможные меры, для предотвращения
последующей материализации. На сей раз, прах нежеланной гостьи поместили в
цинковый сосуд и замуровали его в стенах Вестминстерского аббатства, как
будто стены этого богоугодного заведения могли предотвратить новое
восстание сбесившегося животного.
* * *
Судьба покойного председателя в Узбекистане сложилась куда удачнее,
нежели печальная участь лошади из предместий английской столицы. Никто не
думал кремировать бывшего руководителя колхоза; в свое время он
пользовался большим авторитетом в республике, а коллектив, возглавляемый
им, числился в передовых. С неделю, потрясенные необычным природным
явлением, местные власти не знали, что делать с мертвецом, но, видя какой
громадный интерес, вызвал у общественности его сольный выход из могилы,
сочли экономически целесообразным демонстрировать покойника заезжим
туристам, как местную достопримечательность. Идея приглянулась областному
начальству, и в колхозную кассу потекли доллары любознательных
иностранцев.
В бывшем председателе было нечто от умственной пытливости покойного
Ахмада: в кратчайший срок он выучился читать доклады, ровным скучным тоном
обозначая темпы роста вверенного ему авангардного хозяйства. С каждым днем
он все более совершенствовался в ораторском искусстве и вскоре стал
настоящим артистом художественного слова. При большом стечении трудящихся
района, а также туристов из ближнего зарубежья он произносил пламенные
речи о встречном плане, социалистическом соревновании и братской дружбе
народов Советского Союза. Когда ему напоминали, что ни Союза, ни дружбы
более не существует, он начинал горько плакать и убеждать окружающих, что
он и есть тот самый призрак коммунизма, который, согласно предсказанию
гениального Маркса, долго и безуспешно бродил по Европе...
- Что ж ты здесь то делаешь на азиатском континенте? - спросили его
туристы.
- А в Европе нам призракам более нечего делать, - грустно отвечал он, -
тогда как в Азии с Африкой вместе, непочатый край работы, вот только
агитаторов с пропагандистами у нас не хватает...
В перерывах между социальными прогнозами, которые он делал налево и
направо, ему подавали миски дымящегося плова, и он поглощал его, не спеша,
запивая баранье мясо обжигающим, зеленым чаем. На этом его сходство с
Ахмадом кончалось, потому что Ахмад вообще не ел и не пил, а только
активно разлагался и вонял, тогда как председатель, поглощая жирную пищу в
неимоверных количествах, не ходил под себя и даже не думал опорожняться,
вызывая тем, изумление местных исследователей, не умевших взять в толк,
куда девается такая прорва дерьма.
Профессор Хульдаи побывал в солнечном Узбекистане с деловым визитом и,
досконально обследовав председателя, впавшего в демагогический пароксизм,
окончательно утвердился в мысли, что в принципе есть агрессивные и есть
мирные трупы, которые можно использовать в качестве бесплатных
пропагандистов в избирательных кампаниях национального масштаба.
Происхождение сабельного удара у председателя над левой бровью
разъяснилось просто. В молодости он участвовал в кавалерийской атаке на
басмачей и был тяжело ранен кинжалом безжалостного курбаши.
* * *
Сознание понемногу возвращалось к Кадишману.
Он долго грезил, погруженный в незабываемые картины прошлого, согревающие
его застывшую от горя душу. Ему представилось, что он обнимает продрогшую
после дождя Берту, и порывы зябкого ветра доносят до них холодные брызги с
придорожных кустов. Если бы кто знал, как ему хотелось забыть все, что он
пережил, будучи тараканом, и продлить эти сладчайшие мгновения с любимой.
И вдруг ему явственно послышался окрик. Оторвав голову от теплой груди
Берты, он открыл глаза и увидел, что сидит в уютном старинном кресле, а
напротив в философской позе стоит Цилиндр и с любопытством наблюдает за
ним.
- Я ведь сказал вам, - кроме печали и разочарования выход ваш в Белый
свет ничего не даст, - с упреком сказал он, разглядывая свои холеные руки
и всем видом показывая, сколь бессмысленной оказалась его короткая
тараканья жизнь.
- Простите, но я не могу этого так оставить. Я должен мстить, - твердо
сказал Кадишман.
- Я так и знал, что вы на этом не остановитесь - с тихой грустью
промолвил он, - но спешу вас обрадовать, майор, вы попали к нам не обычным
путем. Это было - насильственное изъятие из Мира.
- Вот именно! - запальчиво подтвердил Кадишман.
- Вас затащили в могилу силой и без моего ведома, поэтому я помогу вам
вернуться домой в полной памяти и даже с повышением чина, господин майор,
примите это как небольшую компенсацию за те неприятности, которые вам
причинили.
"Шутить он, так и не научился, зато повысил меня в звании" - успел
подумать лейтенант и, неожиданно выскользнув из кресла, с шумом и свистом
приземлился вдруг на Аленби, рядом с книжным магазином "Стемацки".