Ладно, не выбрасывать же их теперь. Может, где-нибудь на реке рыбки с их
помощью поглушим.
рюкзак и мы, наконец, отправились в путь.
озера, где я брал воду, мы вышли на радующую глаз зеленую поляну, поросшую
не травой, а бархатным мхом. Впереди шел Павел, замыкал колонну, как всегда,
я. Как часто бывало, мыслями я в тот момент находился дома: видел Ленку,
Валерию. Задумавшись, я не сразу понял, что происходит что-то неладное. Лишь
когда Андрей закричал: - Назад, Пашка, назад! - я вернулся душой на грешную
землю.
происходит, Андрей спиной загораживал мне белоруса. Я уже дернулся было
вперед, но меня остановил оглянувшийся Лейтенант.
на его ноги и увидел, что они по щиколотку погрузились в таившуюся под
зыбким покровом мха коричневую жижу.
выгнувшись. И лишь когда он наклонился и протянул руку к поданному мной
посоху, я разглядел за его спиной Павла и просто похолодел от ужаса. Тот уже
по пояс погрузился в темную пасть болота, и единственное, что ему мешало
уйти глубже, это протянутый посох Андрея. Лейтенант изо всех сил тянул его
на себя, сам неумолимо погружаясь в трясину. Уцепившись двумя руками, я
рванул березовую палку на себя. Ноги тут же прорвали зыбкий ковер мха, но
погрузившись сантиметров на десять в холодную жижу, я почувствовал под
ногами что-то твердое, но не смог устоять и, поскользнувшись, упал на спину.
Но и даже в этом крайне неудобном положении, лежа в ледяной вонючей болотной
жиже, я изо всех сил продолжал тянуть на себя погрузившегося уже по колена
Андрея. Тщетно пытаясь найти хоть какую-то опору, я только скользил по
проклятому льду вечной мерзлоты. Тогда я вытянул вперед левую руку, нащупал
какой-то более или менее устойчивый бугорок и начал подтягиваться к нему
всем телом. От невероятного усилия у меня потемнело в глазах, сухожилия
трещали от напряжения, но по сантиметру Андрей, легший уже плашмя, начал
выбираться, таща за собой ушедшего по грудь в болото белоруса.
же самую поляну, откуда совсем недавно начали свой поход. Вид у нас был
веселенький, просто три свиньи, справившие новоселье в свежей луже.
Отдышавшись и напившись воды из фляги, мы опять развели огонь, разделись и
начали сушить одежду. Здесь обнаружилась потрясающая новость. Оказывается,
Павел оставил на память трясине свои любимые резиновые сапоги. Присвистнув,
Андрей молча расшнуровал свой рюкзак и вытащил откуда-то снизу большие
кирзачи.
нет, на другие не обменяешь.
горловину голенищ.
Лейтенант.
собраны, когда я отошел в сторонку по самой естественной из причин. Лишь
здесь до меня дошло, насколько я был глуп и наивен, беспечно расхаживая по
болоту в
на зыбун, и неизвестно, успели бы друзья прибежать на мои крики.
себе эту картину и невольно передернулся от отвращения.
нами гор и замер. Вниз по пологому склону по направлению к нашему лагерю шли
люди... Несколько секунд я стоял как завороженный. Очнувшись, я подбежал к
Андрею и почему-то шепотом сказал:
движением открыл заляпанный грязью футляр бинокля и приник к окулярам.
собака. Идут налегке, у двоих почти пустые рюкзаки, армейская рация, шесть
автоматов. Не хило!
произнес Лейтенант и передал бинокль Павлу.
ближе. Мне удалось разобрать даже масть и породу собаки. Черная,
западноевропейская овчарка. Разглядывая людей, я остановил свой взгляд на
человеке, идущем впереди. Что-то в его фигуре мне показалось знакомым. Без
сомнения, я уже где-то видел этого невысокого человека с непомерно широкими
плечами и бочкообразным туловищем. Крепыш как раз обернулся, махнул
несоразмерно длинной рукой и что-то сказал, явно подгоняя отстающих. При
этом он так своеобразно ссутулился, что я, наконец, вспомнил кто это и где я
его видел.
и согласно кивнул головой:
дрожь. Что-то подобное я испытал, когда мы откопали тело Рыжего.
парочкой автоматов! - застонал от бессилия Лейтенант. - А что сделаешь с
карабином, да с этой пшикалкой с шестью патронами? В секунду покрошат в
капусту из шести стволов... Бежать надо, и как можно быстрей!
было и речи о том, чтобы развести костер, сварить кашу и чай. Преследователи
быстро догоняли нас, их спины не оттягивало золото, к тому же они прошли на
двести километров меньше. А главное - они уже чувствовали запах добычи.
Горячие угли последнего костра подсказали им, что мы совсем рядом. На наше
счастье ветер в тот день дул нам в спину, а болотистая местность с
многочисленными ручьями, протоками и озерами часто сбивала собаку с толку.
страх быть застигнутыми врасплох. Мы шли до самой темноты и пускались в путь
с первыми лучами солнца. Больше всего мы боялись открытой местности. Любую
пустошь преодолевали теперь бегом и отдыхали, лишь укрывшись в зарослях
стланика или за невысокими остаточными скалами, изредка попадающимися на
нашем пути. Но и здесь каждый шорох в кустах воспринимался как угроза. Сразу
мерещилось, что кусты вот-вот раздвинутся, и ствол автомата выплюнет в нашу
сторону горячую порцию смертоносного свинца.
по-прежнему была далеко не асфальт, а те же мари, топи, зеленые ловушки
зыбучих болот. Приходилось идти по окраинам болот, там, где кочковатая почва
еще держала наш вес или где под слоем мхов таилась вечная мерзлота. Идущий
первым тщательно проверял посохом дорогу, и эта простая предосторожность
часто спасала нам жизнь. Жаль только, что на податливом мху слишком четко
отпечатывались наши следы, но с этим мы уже ничего не могли поделать.
сапоги ему жмут лишь чуть-чуть, но ноги он стер до крови. На привалах он со
стоном падал на землю, стараясь закинуть ноги куда-нибудь повыше, хотя бы на
собственный рюкзак. Он не жаловался, но стал молчаливым, и только по глазам
да по искаженному мукой лицу было видно, какую он терпит боль. На ночь мы
набивали ему носки зелеными листьями болотных ягод, клюквы, голубики,
морошки, это хоть чуть-чуть сбивало опухоль, и к утру Павел снова со стоном
натягивал сапоги.
нам так много хлопот, я потерял накомарник. Он начал отрываться от шляпы еще
на равнине, пришить его было нечем. Я закинул сетку на полы шляпы и лишь
вечером обнаружил, что упругие ветки стланика все-таки лишили меня защиты от
гнуса. И словно нарочно следующий день выдался теплым, безветренным. Все
комариное племя, притихшее было за время непогоды, оголодав, нещадно
накинулось на мое веснушчатое лицо. Кроме ничтожно малого, но кровожадного
гнуса, в этих местах водились какие-то особые болотные комары. Крупнее
обычных, с желтизной в окраске они жалили просто с изуверской силой.
Непрерывное отмахивание от комаров отнимало у меня массу сил, нервов и
приносило очень мало пользы. Уже к обеду руки были в крови, а к вечеру лицо
начало опухать. В узкие щелочки я по-прежнему видел спину Павла и черное
днище котелка, но с трудом различал то, что под ногами. Когда мы выбрались
на более сухую полянку и решили передохнуть, я буквально дополз до
небольшого озерца размером с волейбольную площадку и склонился над водой. С
ужасом я увидел круглую окровавленную рожу незнакомого мне человека. Чем-то
она напоминала светозарный лик Будды, а больше - самодовольную морду
разъевшегося богатого монгола.