мы будем в этих местах.
слуху ни духу. Последнее письмо весной прислал. Вы где его видели?
просто не узнавал обычно талантливого в своей "болтологии" лейтенанта.
Обманывать эту милую женщину оказалось совсем не просто.
Андрей.
подобрала его осенью, он бежал из лагеря и неудачно спрыгнул с поезда,
сломал ногу. А я как раз пошла по грибы и наткнулась на него. Он тогда уже
доходил, две недели полз по тайге... Привела к себе, выходила, выкормила. Он
такие песни мне пел душевные. Стихи читал часами... Есенина.
лирика, и у меня ничего не получалось. Мы словно говорили про разных людей.
письма. Такие душевные, добрые. Я надеялась, что Витя как освободится, ко
мне приедет, а он только письмо прислал, обещал в сентябре приехать. Да
что-то нету...
погиб он как раз от руки Лейтенанта. Наконец Андрей решился сказать ей
правду.
женщины.
погибли.
себя в руки, только руки судорожно скрутили платок.
ведь был бандит, Варя! У него руки по локоть в крови, да что руки!.. Выше
головы, утонуть можно. Не стоит по такому убиваться.
очень хороший. Просто его никто не понял. А потом уже судьба его так
закрутила...
стороны в сторону, сдерживая рыдания.
прошелся по комнате, подошел было к женщине, мне показалось, что он хотел
погладить ее по голове, но не решился, а снова начал уговаривать. - Ну не
надо, ей- Богу, он ведь не стоил вас. Я уж жалею, что сказал про это. Варя,
мы только эту ночь переждем, а утром уйдем. Нам надо добраться до Баланино.
Как это сделать?
ответила хозяйка. Потом она кивнула в угол, на пузатый шкаф с зеркалом. -
Там одежда, Витя просил приготовить на четверых. Можете ее взять, чего уж
теперь...
спальню, плотно закрыв за собой дверь. А мы еще долго сидели за столом. Нас
обоих мучил один и тот же вопрос.
спальни. Я только пожал плечами. Никаких особых достоинств за покойным
Витьком я не находил. Худой, страшный, дерганый неврастеник, к тому же
уголовник со стажем и убийца.
ушли в соседнюю комнату спать. - Кроме этих задворок, она ничего не видела,
а он сыграл благородного разбойника, Робин Гуда Сибирского. Изобразил
влюбленность,
"Мурку". Куда он от нее со сломанной ногой. А чуть оклемался, и уже не
нужна. И письма для полного счастья хватит, чтобы не забывала. Зла не
хватает!
окна. А я по привычке облюбовал для себя лежанку на печи. И хотя устал за
день, но тоже долго не спал. Что-то муторно было на душе.
разбудивший меня, унес сновидения прочь, оставив только плохое настроение да
больную голову. Как оказалось, гремел Андрей, нечаянно уронивший печную
заслонку, стоящую около стены.
водружая ее на место. - Ушла, да, видно, давно.
смоемся?
дрова, а я посмотрю, что там за одежду она приготовила.
ветер уже утихал. Сначала я набрел на курятник, переполошив кур. Потом мне
попалась кладовка со всякой рухлядью. Следующую дверь я открывать не стал,
за ней истошным визгом выказывали свое неудовольствие два поросячьих голоса.
рассмотрел рядом с ней собачью конуру. И хотя собака не показывалась из нее,
а лишь слабо взлаивала да подвывала, все-таки не решился беспокоить пса.
Дровяник оказался в самом углу, рядом с внушительным двухэтажным сеновалом.
Я шагнул под навес, не торопясь, набрал дров и уже собирался уходить, когда,
случайно повернув голову, увидел в открытой двери пустого сеновала мерно
покачивающиеся под порывами ветра человеческие ноги. Хотя головы мне не было
видно, но белая холщовая сорочка точно указывала, кому принадлежат эти ноги.
Секунды две я стоял, абсолютно остолбенев, затем руки мои разжались, я с
грохотом выронив поленья и бегом кинулся в дом.
удивлением посмотрел на меня.
сарае.
порог сеновала, глянул наверх и торопливо перекрестился. Я тоже глянул туда
же и до сих пор жалею об этом. С моей дурацкой памятью я никак не могу
избавиться от этого искаженного предсмертной мукой лица.
за ножом, но тут Лейтенант поднял руку, прикоснулся к побелевшей ступне
самоубийцы и отрицательно покачал головой. - Хотя не надо. Она уже застыла,
давно висит.
же первым делом спросят, откуда вы свалились на нашу голову, да еще с
золотишком?
я.
Пошли, уходить надо.
так же стояла недопитая вчера бутылка водки, а приподняв льняное полотенце,
я обнаружил нарезанный хлеб, четыре вареных яичка, баночку с грибами. И это
поразило меня больше всего. Встать очень рано, аккуратно застелить кровать,
перемыть посуду, приготовить завтрак для гостей и спокойно идти вешаться?!
Не понимаю!
Там действительно оказался полный набор амуниции для четверых мужиков. Мне
жалко было расставаться со сверхтеплой одеждой староверов, но в ней мы бы
слишком бросались в глаза. Переодевшись, мы стали выглядеть почти
одинаковыми: новенькие черные куртки на меху с молнией и широким воротником,
унты с собачьим мехом и нутриевые шапки. Правда, с шапкой мне не повезло, в
который раз не нашлось моего несерьезного пятьдесят четвертого размера, и я,
подумав, остался в росомаховой шапке староверов. К ней я хотя бы привык.
покидать через забор. Поземка еще мела, и я с облегчением заметил, что снег
заметает наши следы. Мне очень не хотелось, чтобы смерть Вари приписали на
наш счет. Хотя виноваты мы были на все сто процентов.
воротник спросил:
только сердце.
побрел вперед. Мы пробирались по глубокому снегу и уже слышали отдаленный