Чтение 59–й страницы книги ~След нумизмата~

светящиеся неоном буквы "Милан", но и огромные витрины ресторана. Это
оставшиеся в живых братки Тягуна и Чалого, перебегая среди стоящих машин,
пытались отстоять свое место под солнцем этого города.

-- Бежим! -- крикнул Макеев, пригибаясь и руками пытаясь прикрыться от
падающего стекла. Сначала он метнулся к входу, но пули засвистели совсем
близко, и оперативник, резко изменив курс, ласточкой нырнул в проем
разбитого окна. У обоих Николаев эта акробатика получилась не столь красиво
и быстро. Уже в полете чуть отставший Филиппов почувствовал тупой удар и
сильную боль в нижней части спины. К тому же он единственный умудрился
сильно порезаться о щедро наколотое оконное стекло. Словно удовлетворившись
этой жертвой, спустя несколько секунд смолкли бившие с крыши автоматы, еще
пару раз донеслись с улицы хлопки пистолетных выстрелов, но вскоре замолчали
и они.

Ефимов вскочил и в азарте вырвал из нагрудной кобуры пистолет.

-- Сейчас мы их возьмем тепленькими!

-- Куда, дурик! -- Макеев резко тормознул своего напарника. -- С этой
"пукалкой" против автоматов?! Враз из нас решето сделают!

-- Ну надо же узнать, кто стрелял?!

-- А то непонятно? Важа, конечно, кто же еще!

Тут снизу послышался стон, и оба спорщика, опустив глаза, увидели
плачевное состояние своего напарника. Выглядел Филиппов ужасно, сгоряча он
еще схватился окровавленными руками за лицо и теперь смотрелся так, будто
все пули, выпущенные сегодня, достались одному ему.

-- Куда тебя? Что болит?! -- в один голос накинулись на провинциального
сыщика железногорские коллеги.

-- Там, сзади, снизу... -- прохрипел в ответ Филиппов.

В характере ранения разобрались уже с помощью подъехавших медиков.

-- Типичный для отступающих войск вид поражения -- в мягкие ткани ягодиц,
-- не без ехидства заметил молодой, но уже развращенный специфичным цинизмом
медбрат. -- Жить будет, но сидеть сможет не скоро.

Предсказание его сбылось на все сто. Уже давно половину банды горячего
джигита Важи засадили в тюрьму, а другая ее половина ушла в бега. Постепенно
в заново отстроенный "Милан" начали возвращаться старые клиенты, но среди
них уже не было братков Тягуна. С помощью расторопной милиции не многие
оставшиеся в живых почувствовали себя в безопасности, но не надолго. Кто-то,
пока невидимый, легко и быстро начал сводить с ними счеты, неумолимо подводя
баланс сил к нулю. Новая кавказская мафия потихоньку прибирала к рукам
провинциальный, но богатый цветным и черным металлом Железногорск. Уже Силин
в далекой столице заканчивал трудовую деятельность в доме Виктора Балашова,
а Филиппов все еще маялся на казенной койке в городской центральной
больнице. Спать ему приходилось на животе -- так, как он не любил, ходил
капитан лишь с костылями. Проклятая рана заживала удивительно медленно и
болезненно. Из развлечений в хирургическом отделении был только телевизор в
конце длинного коридора да разговоры с соседями по палате во время карточной
игры. Так что, когда поздно вечером десятого ноября в его палате неожиданно
появились Ефимов и Макеев, свечинский сыщик очень обрадовался.

-- Ребята, каким ветром?! -- с этими словами Филиппов попытался сесть как
нормальный человек, но тут же зашипел от боли и вернулся в горизонтальное
положение "позишен на животе".

-- Лежи-лежи, раненая птица, -- с обычным своим юморком приветствовал
товарища Макеев. Ефимов также не удержался и, подавая руку тезке, спросил:

-- Как тылы?

-- Болят, с-собаки! Сначала эскулапы всю задницу распахали, пока пулю
искали, потом рана гнить начала, снова чистили. Труба, вообще. А вы каким
ветром?

-- Как каким? Поздравить раненого товарища с Днем милиции. Вот тебе
фрукты и овощи, -- Ефимов выложил на тумбочку пакет с подарками. -- А еще
небольшая премия как пострадавшему от пуль бандитов.

-- Это кстати, а то у меня сигареты кончились, а жена обещала только
послезавтра приехать, -- оживился Филиппов. -- Какие еще новости?

-- Да какие? Обычные. "Милан" вон заново открыли, ждут в номера...

За обычным профессиональным трепом прошло примерно полчаса. Как обычно,
перемыли косточки начальству, с дружным хохотом вспомнили все перипетии
авантюрного свидания с Тягуном в "Милане".

-- Нет, Федор, ты не прав. Если бы Коля не прикрывал нас своей... -- тут
Ефимов широко развел руки и, чуть запнувшись, закончил: -- ...спиной, то
неизвестно, были ли мы сейчас живы.

Красный от смеха Филиппов, уткнувшись в подушку, только постанывал от
изнеможения. Наконец Макеев потихоньку глянул на часы и начал прощаться:

-- Ну ладно, пора нам идти. Я бы, Коль, с тобой на денек поменялся.
Просто бы лег и лежал, ничего не делал. А то бегаешь целый день как собака,
к концу дня уже чувствуешь себя загнанной лошадью, хоть пристреливай.

-- Я провожу вас, -- засобирался Филиппов, хватаясь за костыли.

Несмотря на все уговоры, он упрямо поскакал вместе с друзьями к выходу.
Как раз в это время по коридору густо пошел народ -- кончилась очередная
серия "Санта-Барбары". Пропуская ковыляющих больных, все трое остановились
около одной из палат с открытой дверью. Филиппов заглянул в палату и тронул
Ефимова за плечо:

-- Вон, смотри. Старая знакомая, узнаешь?

Тот посмотрел на лежащую на приподнятой кровати девушку с
перебинтованной головой и отрицательно покачал головой:

-- Не помню. Кто это?

-- Любовница Чалого, Ниночка Томская. На три дня раньше меня поступила,
а уже встает. Я же с такой ерундой...

-- Погоди-ка! -- прервал его рассуждения Макеев. -- Она говорить-то может?

-- Не знаю, не интересовался, -- пожал плечами Филиппов. -- Мать за ней
все ухаживала.

-- Ты что, Федь? Домой пора, время-то уже... -- попробовал увести
оперативника Ефимов, но тот только отмахнулся.

-- Да погоди ты! Кто ее лечит?

-- Симонов, седой такой, полный. Он сегодня дежурит.

-- Это хорошо, Симонова я знаю. Я сейчас, быстро. -- И Макеев легкой
своей мальчишечьей походкой отправился в сторону ординаторской.

-- Да, похоже, старая легавая взяла след. Видел, как он в стойку встал?
-- задумчиво спросил Ефимов у повисшего на костылях тезки.

-- И на что он рассчитывает? -- недоумевал тот.

-- Не знаю. Федька, как наша уральская погода, непредсказуем.

Минут через пять Макеев вернулся с толстым седовласым врачом.

-- Не знаю, что у вас получится, -- на ходу говорил тот. -- Память к ней
возвращается на удивление быстро, а сначала она даже мать свою не узнавала.
Говорит довольно хорошо, и это еще более удивительно при ее травмах. Но
обычно люди забывают все как раз на момент получения травмы, так что не
знаю, стоит ли вам с ней говорить...

-- Доктор, это очень важно, -- уверял его оперативник. -- От этого зависят
жизни многих людей.

-- Ладно, заходите, -- сломался, наконец, Симонов.

В палату он вошел первый. Замыкал шествие прыгающий на костылях
Филиппов. Девушка в палате оказалась одна, вторая кровать была застеленной,
мать в этот вечер уехала в свою деревню передохнуть. На входящих в палату
незваных гостей Нина посмотрела с явно читаемой во взгляде тревогой. Именно
этот взгляд, осмысленный и не по возрасту мудрый, -- такие встречаются у
людей, переживших большую трагедию, -- и остановил Макеева.

-- Нина, к вам пришли товарищи из милиции, они хотят задать несколько
вопросов. Вы сможете на них ответить? -- наклонившись над девушкой, ласковым
тоном спросил врач.

Нина в ответ только опустила свои длинные ресницы. Синяки уже сошли с
ее лица, только небольшой, но широкий шрам над левой бровью чуточку портил
ее красивое фарфоровое личико. Марлевая повязка белой чалмой окутывала ее
голову, затылок пострадал больше всего, и девушка опиралась на высоко
поднятую подушку шеей.

Место врача у постели занял Макеев. Он подставил поближе стул и
пристально вгляделся в лицо девушки.

-- Нина, вы хорошо помните тот день?

Девушка снова опустила ресницы и еле слышно прошептала:

-- Да.

Ее ответ слышали все, такая напряженная стояла в палате тишина.

-- Скажите, этот человек говорил с Чалым? Они разговаривали?

И снова еле заметное движение губ принесло еле слышный ответ:

-- Да.

-- Вы слышали, о чем они говорили?

Тут Нина немножко помедлила, но ответила уже не столь односложно:

-- Не все.

Доктор опасался, что жуткие воспоминания повредят здоровью пациентки,
но он не знал, что все эти дни она с беспощадным упорством могла думать
только о произошедшем с ней. Тот страшный день, хрупкая грань между жизнью и
смертью, заслонила собой все остальное, глупое и мелкое.

-- Наверняка он требовал сказать, где находится его коллекция, ведь так?

-- Да, -- снова односложно согласилась Нина.

-- Они называли это место, этот город?

-- Москва.

У Филиппова от усталости ломило все тело, костыли с беспощадной силой
давили на подмышки, но он терпел, настолько интересно было происходящее.

-- Москва -- это хорошо, -- Макеев покосился в сторону своего начальника
по расформированной бригаде. Оперативник в свое время высказывал мнение, что
Силин ехал не просто куда глаза глядят, а именно в столицу, но его версию
дружно отвергли.

-- А кто в Москве приобрел коллекцию, они не говорили? Может, называли
какие-то фамилии?

-- Да... банкир один... фамилия такая, как у диктора... -- Чувствовалось,
что девушка устала, капли пота выступили на ее лице. Доктор тревожно тронул