работу. Линолеум медленно, но верно расправлялся.
захватите, а то еще плакать будет, мешать мне. Один управлюсь.
автобус и отбыла со своей годовалой каторги.
напарника. В ноздрях Сергунчика виднелась засохшая кровь, нижняя губа
припухла, наклоняясь и разгибаясь, он постанывал -- болели ушибленные ребра.
домой уедешь. Это ты в серой баклажке лак отмутил?
клянусь! Я же курю два раза в день, утром и после обеда. У меня и привычки
нет лежа курить.
над линолеумом, заметил как бы невзначай: -- А баклажку эту Ренат в телегу с
мусором выкинул.
его долго не было, пришел он уже изрядно повеселевший, забывший про свои
обиды и болячки. На него напала болтливость, и спасало Силина лишь то, что
время от времени Сергунчик удалялся в туалет и возвращался еще более
счастливым. К окончанию работы он был уже "хорош", говорить не мог, сидел на
полу, по-турецки сложив ноги, облизываясь, и время от времени изображал
руками что-то вульгарно-непристойное, очевидно, так он ругался с
отсутствующим бригадиром. Пристроив последний плинтус, Силин сам принес ему
злосчастную баклажку и налил еще полстакана мутного пойла, пахнувшего больше
ацетоном, чем спиртом. Пару минут Сергунчик соображал, что это у него в
руке, потом понял, показал Силину знаками, чтобы тот налил себе.
затем плавно повалился набок.
первый этаж и пристроил в маленькой комнатке для прислуги, поближе к теплой
батарее. Теперь ничто уже не мешало Нумизмату заняться работой на себя.
было кого, вторые сутки дом охраняли по всем правилам действующих
резиденций: два внушительных жлоба ошивались в сторожке, лениво поглядывая
на экраны внешнего обзора. Двор они пока еще не просматривали, незачем было,
но Нумизмат хотел подстраховаться, чтобы его не застали в самый разгар не
предусмотренного сметой труда.
импортный портативный аппарат для газосварки. Еще три дня назад он опробовал
его, убедился, что два небольших баллона на удобной тележке заряжены и
вполне доступны ему в управлении. Нумизмат достаточно попотел, поднимая
тележку по всем лестницам на второй этаж, при всей своей компактности весила
она не меньше пятидесяти килограммов.
покрывало, предназначенное для тушения небольших пожаров. Постелив эту
тряпку на пол, он поставил сверху стремянку, натянул на голову строительный
подшлемник, прикрывающий еще и шею, защитные очки и разжег горелку.
бумага. Проделав в коробе квадратное отверстие, как раз повторяющее по своим
размерам люк из плит подвесного потолка, Михаил ловко подхватил вырезанный
кусок жести и осторожно, дабы не обжечься об еще горячие края дыры, заглянул
внутрь короба. Да, он все рассчитал верно. Пространства внутри
вентиляционной трубы вполне хватило бы даже для двоих.
вернулся к своему убежищу уже с сумкой. Оббив молотком выступающие части
оплавленного шва, Нумизмат закинул сумку в темное жерло своего нового жилища
и, используя полки комнатки как лестницу -- с таким расчетом он их и делал --
поднялся наверх.
немало -- как бы не разошлись замки сборки, да и побаивался за крепеж всего
сооружения к потолку. Слава Богу, все было сработано крепко и на совесть. В
коробе слегка пахло металлом, свежей окалиной и почему-то краской. Михаил
прополз по прямоугольной трубе как можно дальше, так, чтобы ноги не торчали
над дырой, затем зажег фонарик и осмотрелся. Батарейка уже слегка подсела, и
луч света не достигал конца воздуховода.
это ему не удастся. Неудача его несколько озадачила -- в такой позиции он не
смог открывать и закрывать за собой люк.
тайника. Ему оставалась сущая малость: сделать свое убежище скрытым и в то
же время легкодоступным. Силин уже прикручивал последний шуруп к небольшому
шпингалету, когда из коридора послышалось пьяное бормотание Сергунчика.
Нумизмат прикрыл дверцу ниши и по звукам, доносящимся снаружи, понял, что
его пьяненький напарник, пошатываясь, переходит из комнаты в комнату в
поисках его, Силина.
зашел в одну из комнат. Нумизмат быстро выскользнул из "темнушки". Секунд
через пять после этого из "розовой спальни" походкой краба выплыл Сергунчик.
Увидел долгожданного "Михал-лыча", он смешно вытаращил глаза:
орешь. Оторвал от дел.
свою баклажку.
потихоньку уводя Сергунчика подальше от ниши. Они спустились вниз, и Михаил
с трудом, но все-таки влил в глотку разбушевавшегося строителя полстакана
его самодельного пойла. Но мужику нужно было не только бухало, но и общение.
же ничего, а они... Ты меня уваж-жаешь!
вздохнул и снова поднялся на второй этаж. Примерно с полчаса ушло на то,
чтобы научиться забираться в короб ногами вперед. Все это выглядело
неуклюже, но другого выхода не было: закрывать самодельный люк он мог только
руками. Еще трудней ему далась процедура исхода, в первый раз Нумизмат
сорвался и с грохотом свалился вниз, едва не свернув шею. Это изрядно
разозлило Силина, но природная ловкость и тут подсказала ему выход из
положения. Он закрепил все полки шурупами и вначале спускался наподобие
выползающего из яблока червяка -- вниз головой, опираясь руками на верхние
полки, а потом уже высвобождал из кожуха ноги и спрыгивал на пол почти
бесшумно. После этого Силин проверил петли, убедился, что ни одна из них не
скрипит. Тщательно все продумав, добавил к своим запасам еще одну
полуторалитровую бутылку воды, покормил и напоил свою питомницу, хвостатую
Фроську.
доме, и Нумизмат еле удержался от соблазна сделать это сейчас, немедленно.
Но он понимал, что его исчезновение вызовет недоумение у Паршина. Для
Михаила Трошкина, в шкуре которого находился целую неделю Нумизмат, сто
долларов, обещанные прорабом, были большими деньгами. Поэтому когда в восемь
утра машина Паршина въехала во двор, на крыльце его уже ждали улыбающийся
Силин и трясущийся с похмелья Сергунчик.
надеждой заглядывая в его глаза.
шарашился по дому. Блеванул даже в "голубой спальне". Сейчас, правда, убрал.
сказал он. -- Бригада тебя пожалела, так я точно убью!
комнате. Паршин остался доволен проделанной работой и, отсчитывая обещанные
Силину деньги, сказал:
может, ты им и понадобишься.
отбыл из балашовской резиденции безмерно счастливый Сергунчик. На прощанье
он долго махал стоящему на крыльце Силину рукой, даже высунулся при этом
чуть не по пояс из кабины. Почему-то Нумизмат потом не раз вспоминал
глупенькое, потасканное, разбитое и все-таки безмерно счастливое лицо
низкорослого алкоголика.
слегка побит. Сейчас напьется на вокзале. И все, предел мечтаний! Трава, а
не человек. Но как легко жить такой траве! А мне так много надо: вернуть
коллекцию и наказать этих тварей..."
11. УХОД В ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР.
рано, в десять утра. Состояла она всего из двух человек: плотного мужчины в
строгом черном костюме, с белоснежной шевелюрой, и высокого худощавого
дизайнера, уже знакомого Силину. Тот как-то приезжал на стройку. Лицо
"профессора" -- так Паршин почтительно обращался к дизайнеру -- украшала
окладистая рыжеватая борода, а из одежды мэтр предпочитал свободные свитера