показывай. Коллекции мне не жалко, пусть воронье растаскивает, у тебя сейчас
не хуже. Черт с ними. Но эта монета мне дорога. С нее все ведь и началось. А
ты настоящий нумизмат, фанатик, ты один можешь понять, что значит владеть
подобной вещью.
слабый, но нетерпеливый жест рукой:
тебе кое-что расскажу.
он с содроганием ощутил неприятную, потную, размягченную плоть больного. На
секунду отвращение подступило к горлу, но усилием воли Силин преодолел себя.
переводил дух, слабым движением вытер пот со лба, потом только начал
рассказывать:
тогда уже подполковником был, да-да, не удивляйся. Тогда как раз принялись
чистить городскую верхушку: Кузнецова, Воскресенского, Попкова. Ну и подмели
МГБ, естественно. Я сильно не зверствовал, они еще до моего приезда сами
себя сожрали, нынешние писаки многое про нас напридумывали. Потом все
успокоилось, а тут я и Нюську встретил. Роскошная дамочка, среди дохлой
блокадной молодежи она смотрелась как арбуз среди баклажанов. Втюрился я в
нее крепко, с родителями познакомился. Папа ее по снабжению подвизался,
экспедитором по городам мотался, мануфактуру закупал для швейной фабрики,
самый ходовой в те времена товар. Дом у них был полная чаша, папашке
Нюськиному, Василию Яковлевичу, льстило, что офицер МГБ за его дочкой
приударил. Скоро и свадьбу сыграли. Квартира у меня была, папаша ее
обставить помог, зажили, как говорят, душа в душу. К Пинчукам по
воскресеньям в гости ходили, тесть мужик ничего был, хитрый, правда, такой,
знаешь, типичный кулачок, все под себя тащил, но в дочке души не чаял.
житейских, да о диковинах, что повидать пришлось. Бабы, помнится, уже посуду
на кухне мыли. Вот тогда он мне эту монету и подает. Смотри, говорит, что у
меня есть. И тетрадку достал, он ее в блокаду чуть было на растопку не
пустил, хорошо вчитался, о чем там было написано. И похвалился еще, что
приобрел эту монету за два килограмма пшена да пачку маргарина. Зато,
говорит, теперь при случае могу спокойно обменять ее на "Победу", я,
дескать, уже узнавал у знающих людей. Ну, понял я тогда, откуда у дочери
простого экспедитора бриллиантовые сережки и прочие цацки. Чуть по роже я
ему не съездил, такое отвращение подкатило. Пока я воевал, эта сволочуга вот
чем занималась. Но удержался, Нюська на папу разве что не молилась.
продолжил:
сам справки начал наводить, литературу выписал, ну и незаметно так увлекся,
словно пацан. Ползарплаты на медяки спускать начал, Нюська моя ругается, а
мне-то что от этого? Страсть, она, ты сам знаешь, пределов не имеет. Злило
меня только то, что медленно моя коллекция росла, редко когда что-то стоящее
доставать удавалось. Ну, а вскоре началась эта кампания против евреев --
сионистский центр, дело врачей. А лучшие коллекции как раз у пархатых были.
Вот тут я и не выдержал. Поднял архивы, а там всегда пара-другая доносов на
любого человечка лежит, своего времени ждет. Выбрал я троих: двух врачей и
артиста. Взяли их, они, конечно, отпираться. Но у меня специалист имелся,
Белолобов, куда там гестаповцам до него! Выбил все что мне нужно было.
Профессор, правда, тот что постарше, не дожил до суда, помер. Актер тоже
что-то быстро в зоне загнулся. Семьи их выслали, имущество, как полагается,
через спецраспределители пустили. Ну я себе все монеты по дешевке и скупил.
Когда собрал их вместе, просто Крезом себя почувствовал. Только радость была
недолгой. Хозяин вскоре умер, Иосиф Виссарионович. И завертелось все в
обратную сторону. Берию расстреляли, жидов выпускать начали. Тут оставшийся
в живых медик появился, уже на меня доносы строчить принялся. Дело завели,
чуть было вслед за Кобуловым в распыл не отправили, но ничего, нашлись люди,
замяли. Вызывает меня генерал-майор и говорит: "Выбирай, либо майором в
глубинку, либо отдаешь все, что хапнул, этим жидам и остаешься в Питере
подполковником".
отстанут! Выбрал первое. Нюська, как узнала, сразу в крик: "Не поеду никуда
из Ленинграда, в гробу я видела эту глушь!" Ругался с ней страшно, до драки.
Тогда и папе ее под горячую руку перепало... Короче, приехал я сюда уже
холостяком. Но и Нюське судьба куском масла не обломилась. Года не прошло,
как и ее, и папочку замели. Хищение в особо крупных размерах, знаменитое
было "мануфактурное дело". Человек двадцать тогда расстреляли, Пинчуку тоже
"вышку" шили, но проскочил мимо, десять лет дали. Нюська только недавно
впряглась в их махинации, сбывала через свой отдел неучтенную мануфактуру,
получила пятерку. И все с конфискацией, так что бриллиантики их уплыли.
Василий Яковлевич из зоны так и не вышел, стар уже был, а Нюська после
отсидки спилась, так и не знаю, где сгинула...
видимым усилием.
со стула Михаила. -- Потерплю еще немного. На фронте два раза зацепило, в
Карпатах очень сильно. Ничего, терпел без всякого наркоза. Сердце у меня
железное, другой бы давно загнулся, а я все живу. Скоро дружков своих
повидаю, Уткина и Рябова. Посмотрим, как там у чертей... банька...
повернулся было к двери, но Изольда уже входила в кабинет со шприцем в
руках.
неодобрительно косясь на него своими черными глазами.
стоном переворачиваясь на бок.
очень охотно, но выполнила волю мужа.
за эти полгода совсем по-другому на жизнь смотреть начал. Монеты -- это еще
не вся жизнь. С собой их в могилу не возьмешь. Все мне кажется, что я самое
главное в жизни упустил, только вот не пойму что.
14. ПЕРВЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ.
медленно, но неуклонно начали сгущаться тучи.
Балашовых, было огромное желание остаться дома и никуда не ездить, благо
хозяева по-прежнему гостили в Швейцарии, и он мог себе это позволить.
Причина подобного нежелания трудиться имелась вполне уважительная --
похмелье. С подобным диагнозом с утра на работу ковыляет полстраны, но
похмельный синдром Киреева был особого рода. Голова у него как раз работала
нормально, но вот печень...
командировке в Афганистан, тогда еще мирную, благожелательную к "шурави"
страну. Молодого работника службы внешней разведки, трудившегося под
прикрытием дипломатического паспорта, вернули в Союз за год до рокового
декабря семьдесят девятого. Затем в его послужном списке значились Дания,
Бельгия. Но дольше всего Киреев задержался в Англии, на целых восемь лет. По
долгу службы ему часто приходилось посещать приемы, презентации, выставки.
Все эти мероприятия не обходились без дармовой выпивки. Порой, дабы
разговорить нужного человека, приходилось накачивать его спиртным под самую
завязку, ни в чем при этом не отставая от "объекта обработки". Уже в Англии
боли в правом боку приобрели стойкий и мучительный характер. Посольский врач
быстро поставил точный диагноз -- холецистит.
шоколадного и поменьше кофе, иначе...
диету с характером работы и образом жизни.
врачу, только расхохотался:
разведчиков умирают не от инфаркта или инсульта, а от цирроза. Так что
терпи.
гарантирующие, по словам рекламы, вторую молодость природному фильтру
организма, а вечером снова разрушал его алкоголем. Хуже всего было то, что
он сам пристрастился к ежедневной выпивке и уже не мог уснуть, не приняв
доброй порции шотландского скотча. Это было довольно дорого, большинство
посольских хлестало родную, дешевую водку, но Киреев любил жить на широкую
ногу, находя удовольствие и в собственных слабостях.
скандал между Соединенным Королевством и тогда еще существующим СССР
кончился вничью, семь -- семь. Именно по столько дипразведчиков уехали домой
с обеих сторон. Для Киреева это оказалось настоящей катастрофой. Он слишком
долго работал на Западе, врос в комфортную жизнь, и талонная нищета России
просто потрясла его. Все обрушилось как-то сразу: распад Союза, смерть жены
в банальнейшей автокатастрофе -- пьяный водила на "КамАЗе", выехав на
встречную полосу, сплющил импортный "форд" как консервную банку. Детей у них
не было, и Валерий Николаевич ушел в столь "крутое пике", что вынырнул из
него у самой земли в прямом и переносном смысле, уже экс-разведчиком и
кандидатом в крематорий. Больная печень сыграла при этом не последнюю роль,