Кажется, она в самом деле чихала или кашляла - ее лицо морщилось, а грудь
вздрагивала. Но главное - глаза. Они были открыты. Они даже что-то выражали.
И лишь по ним я понял, какую боль сейчас испытывает бедная девочка - кашель
рвал ее легкие.
ответила - ее пальцы немного сжались. Кашель, кажется, становился тише и
реже.
но сам страдал не меньше, чем она.
ранена или больна понятной мне хворью - я бы нашел, что делать. Этому, слава
богу, меня научили. При случае могу и роды принять, и кости вправить. Но как
помочь человеку, сотни лет пролежавшему в мягкой заморозке? Найдите на всей
Земле хоть одного специалиста, знающего это!
размораживать контейнер, значит, обязан знать, что предпринимать дальше. Но,
увы, моя глубинная память не тянулась сплошной нитью, а рвалась неровными
бессвязными кусками, ничего не объясняя.
рассвета. Пока горела лампа, я видел, что Надежда однообразно переводит
взгляд то на меня, то на низкий потолок из потемневшего дерева. Я что-то
говорил ей, поддерживал, успокаивал, но не знал, поняла ли она хоть слово.
деревянной, голова запрокидывалась, и из легких вырывался сухой надрывный -
не кашель даже, а хрип. Казалось, слабое тельце не выдержит такой нагрузки и
сломается пополам. Я в такие минуты стискивал зубы и желал только одного -
взять на себя хотя бы часть этих мучений. Но не было на свете способа
осуществить это. Даже у нас в Ведомстве не было.
водя зрачками по сторонам. В окно заглянуло солнце. Я заметил, или мне
просто показалось" что от этого в девушке чуть прибавилось жизни.
попробовал сам, не прокисло ли. Потом осторожно поднес к ее лицу.
Говорили только ее глаза. Они не хотели молока. Они категорически
отказывались пить молоко.
или мяса?
не смыслю.
разглядывать оживающую Надежду. Девушка посмотрела на нее едва ли не с
ужасом. Я без церемоний выставил женщину за дверь.
- я просто отщелкнул защитный колпачок и приложил трубочку к губам Надежды.
Она сделала несколько глотков, после этого расслабилась. Несколько раз
глубоко вздохнула, закрыла глаза. Мне показалось, что она уснула. Я на
цыпочках отошел от контейнера, взял свои плошки и пошел завтракать на
крыльцо, чтобы случайно не разбудить.
легко могла дотянуться до него губами, и отправился бродить по деревне.
разбросанных по каменистым откосам двух смежных холмов. Улиц в обычном
понятии здесь не было. Из конца в конец можно было дойти, петляя по кривым
тропинкам между домов. Прямо через деревню журчала речка с прозрачной водой,
сквозь которую проносились стремительные рыбьи тени.
на каменистой почве растения приживались плохо и не могли прокормить даже
эту жалкую горстку крестьян. Плодородные земли располагались далеко от
деревни, и они тоже приносили мало пищи. У людей хватало смелости только на
то, чтобы бросить там семена, но по-настоящему работать на земле они
боялись.
такая, что впору было удивиться - как эти люди еще разговаривать
научились... С первого взгляда легко было заподозрить, что еще недавно тут
жили в соломенных хижинах и перед охотой бросали копья в нарисованных
оленей.
замысловатые ржавые железки, установленные на шестах почти возле каждого
дома. Старые вещи. Хотелось бы и мне верить в их защитную магию.
Почти у всех были пустые корзины или мешки - люди собирались на какой-то
промысел. Пока они стояли и глазели по сторонам - ждали, не пойдет ли еще
кто-нибудь. Вокруг добытчиков крутились женщины, все как на подбор - с
массивными бедрами, маленькими головами и тонкими шеями. Гусыни, да и
только. Воистину, облик любого живого существа определяется условиями
существования. Рожать здесь начинали, как мне показалось, лет с
тринадцати-четырнадцати.
среди людей, посмотреть на них.
- Если моего мужика там прибьет, ты его корзину мне принеси. Хоть немножко
там будет, все равно принеси. Гляди, себе не забери, я у людей потом спрошу.
больше, чем о своем муже. Я и раньше замечал, что люди здесь предпочитают не
любить друг друга. Не привыкать. Потому что любое привыкание - это почти
гарантированная боль утраты в будущем. Просто защитная реакция - готовить
себя к скорой смерти ближнего, помнить о ее неизбежности. И не сближаться
больше, чем нужно.
смерть стала частью жизни.
ближе. Нет мелочности, нет недомолвок, нет ничего такого, чего нельзя
сказать в глаза.
свой убогий мирок, гордится им, не подпускает никого. Несколько иначе ведут
себя вольные погонщики, но на то они и вольные...
присевшего рядом.
палку.
и в самом деле одна нога была перевязана.
Мне сразу помогли соседи. Он помолчал немного.
замолчал. Я оказался неразговорчивым собеседником, поэтому он через
некоторое время поднялся и пошел прочь. Напоследок предложил почаще
обращаться за помощью. Блеск монет-клинков дисциплинировал его.
днями напролет с закрытыми глазами и просыпалась, чтобы сделать несколько
глотков из флакона. Я был настолько удручен этим, что злился из-за мелочей -
ругался на мальчишек и зевак, слонявшихся возле дома, и даже накинулся на
старосту, когда заметил, что еда моя стала подозрительно скудной.
не говорил таким тоном с людьми. - Что-то быстро наши деньги у вас
кончились. Сдается мне, вы их обменяли на пойло.
Мясо кончилось. Люди как ушли за едой, так и не возвращались. Но ты не
ругайся. До вечера их подождем - и новых снарядим.
он бы не понял этого. В любой ситуации гордый погонщик не должен просить
прощения у забитого крестьянина, это против правил.
удобств. Я вернулся в дом еще более сумрачным и сел перед ложем девушки.
чуть больше цвета. Теперь я уже видел, что по ее щекам разбросаны веснушки.
Что волосы у нее рыжие и немного вьющиеся. Глаза также приобрели и цвет, и
глубину, и стало ясно, что она совсем молодая девчонка.
мы поговорим с тобой?
куклой, способной на простые движения. И как ребенок надеюсь, что моя кукла
оживет и станет полноценным собеседником и другом. Девушка еще ни разу не
улыбнулась. Ее взгляд выражал очень мало. Если бы она умела говорить хотя бы
глазами, какие беседы мы могли бы вести!
Куликов Роман
Суворов Виктор
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Лукьяненко Сергей
Семенова Мария