Татьяна УСТИНОВА

МОЙ ЛИЧНЫЙ ВРАГ

Анонс

Что делать, если твоя жизнь превратилась в кошмар?
Совсем рядом проносится на бешеной скорости машина, и только
в последнюю секунду случайный прохожий спасает от смерти...
Маньяк с ножом подстерегает на темной лестнице...

Шальная пуля застревает в изящном рюкзачке... Предает
любимый муж...

Тележурналистке Александре Потаповой кажется, что
кругом одни только враги. Но удивлению Саши не было предела,
когда она узнала, что за этими страшными событиями стоит
один-единственный человек...

Моему мужу, самому лучшему парню на свете

Движущийся сноп света рассек темноту, почему-то сильно
напугав ее.

Звякнули приготовленные заранее ключи, и сердце
замерло, сжавшись в ледяной кулачок и мешая дышать. Во двор
въехала машина и, расплескивая лужи, проползла к соседнему
подъезду.

Ничего страшного, просто какие-то запоздалые соседи
вернулись домой.

Она знала, свет в подъезде горел только начиная с
третьего этажа, а взбираться предстояло на пятый. И лифт,
как всегда, не работал.

Повздыхав около двери в могильную черноту подъезда, она
решила, что нет ничего глупее, чем стоять во втором часу
ночи, можно сказать, в двух шагах от собственной
спасительной двери и бояться сделать эти два шага.

Надо себя заставлять, вспомнилось ей из какого-то
анекдота.

Она открыла дверь, шагнула раз, другой и нащупала
холодные ночные перила, наводящие на мысль о маньяках-
убийцах, подстерегающих в темноте невинных барышень.
Впрочем, невинные барышни не работают до двух часов ночи,
тут же уточнила она.

С площадки первого этажа она оглянулась.

Теперь казалось, что на улице гораздо светлее, чем в
подъезде. Ей стало неприятно: со следующего пролета она уже
не увидит прямоугольник входной двери, слабо сочащийся
уличным светом.

И от зажигалки никакого толку. Горячий дрожащий язычок
освещал только руку, делая окружающий мрак еще более
непроглядным. Чтобы не затягивать путешествие, она спрятала
' &(# +*c в карман и понеслась вверх по лестнице. В конце
концов, где-то там, на третьем этаже, горел свет...

Ее ударили, когда до света осталось добежать совсем
немного. Ударили вполне профессионально - она не слышала ни
шагов, ни шума, ни даже вздоха. Она свалилась лицом вперед,
стукнувшись головой о ступеньки, как кукла.

Человек, ударивший ее, был мастером своего дела. Он
быстро посветил фонариком, убедился, что женщина жива, и,
достав нож, слегка полоснул ее по щеке и еще раз - по уху.
Чуть слышно звякнула серьга.

Затем он убрал нож и стал неторопливо спускаться вниз,
где его ждала машина.

Комната была какая-то странная очень знакомая и все-
таки чужая. И люди в ней были смутно знакомые. Кажется, один
из них - ее муж. А остальные кто?

Чудну все выглядело: то ли нарушение пропорций, то ли
искривление пространства...

Ну да, конечно! Это от того, что она смотрит на них
сверху. И не с потолка даже, а с какой-то небывалой высоты.

И эта женщина на диване, с залитым кровью лицом, - я. И
комната - моя собственная. Со мной что-то случилось, и,
кажется, совсем недавно.

Почему они так суетятся, если со мной все в порядке и я
их отлично вижу и слышу? И почему такое бледное и потерянное
лицо у человека, который вроде бы мой муж?

Нужно его успокоить. Разве он не видит, что с ней все
хорошо?

Она сделала попытку шевельнуться, и стала вдруг
стремительно падать со своей высоты прямо в эту комнату,
полную людей и острого запаха беды - валокордина, нашатыря и
белых халатов.

И это падение было гораздо страшнее того, что произошло
с ней до этого.

Скорость падения все увеличивалась, ив последнее
мгновение она увидела прямо перед собой собственное лицо с
разрезанной щекой и синевой вокруг рта и глаз.

Я не хочу обратно в нее, молнией сверкнула мысль.

Я боюсь! Там темно и страшно.

И сразу навалилась боль, тупая, унизительная,
мерзкая...

Она застонала, хватая за руки того человека, которому
собиралась сказать, что с ней все хорошо.

- Вернулась... - отчетливо проговорил кто-то у нее над
головой, и больше она ничего не видела и не чувствовала.

Пятью месяцами раньше

Французик, из-за которого Вика и затеяла все
представление, был так себе, ничего особенного. Да и
разглядеть его толком не удалось - гостей было великое
множество, и французик в них потерялся, как воробей в
курятнике, хотя Вика исправно подводила к нему знакомить
всех вновь прибывающих.

Для Александры он перестал существовать, как только она
/.-o+ , что он меньше ее ростом.

Мужчин, которые были ниже ее, она просто не замечала.
Слишком долго она проторчала у стенки на школьных и
институтских дискотеках, где все потенциальные кавалеры
доставали ей как раз до плеча, слишком свежи были в памяти
многочисленные дурацкие прозвища, которыми ее начали
награждать еще в детском саду, слишком долго она пробыла
неизменной "правофланговой" на всех без исключения школьных
спортивных мероприятиях, чтобы сейчас тратить жизнь на
всяких низкорослых недоумков. Теперь, когда у нее есть
Андрей, ей в высшей степени наплевать, какое впечатление она
производит на всех остальных.

Ее позвали оценить заграничное Викино приобретение -
французского журналиста, приехавшего творить в Москву. Она
оценила - не слишком высоко.

Теперь оставалось со спокойной душой поесть и дождаться
Андрея.

Стоя в углу, она жевала бутерброд с тоненьким ломтиком
вкусной белой рыбки и хрюкала от удовольствия.

За день она устала, набегалась, дважды промочила ноги,
поругалась с оператором, чуть не опоздала с сюжетом к эфиру
и получила выговор от желчного Михаила Андреевича,
выпускающего редактора.

"С вашей организованностью, Саша, - сказал Михаил
Андреевич, возвращая ей подписанный текст репортажа, -
только на складе утильсырья работать".

И ни о чем не захотел слушать. Ни о "пробках", ни об
операторе, решившем именно сегодня помотать ей нервы, ни об
опоздании политика, у которого она брала интервью.

Ну и ладно, день прошел - и слава богу, следующий будет
лучше. В это Александра верила свято. Самое главное - сейчас
приедет Андрей и можно будет тихонечко убраться восвояси.

Взяв еще один бутерброд, Александра перехватила
тоскующий взгляд Димы Тимофеева, собственного корреспондента
"Вестей" в Багдаде, который толковал о чем-то с Викой, и
бегло ему улыбнулась. Димка закатил глаза и поднял брови,
выражая отчаяние, но Александра спасать его не собиралась.
Она слишком устала, неохота ввязываться в Викины светские
беседы. Прилаживая бутерброд, чтобы половчее откусить, она
осторожно повернулась в сторону балкона, где было не так
людно, и нос к носу столкнулась с французом.

- Пардон, - пробормотал он и вежливо посторонился.
Рядом с ним Александра чувствовала себя слонихой.

- Ничего, - лучезарно улыбнулась она с высоты своего
роста.

Весь он был какой-то невзрачный. На худом загорелом
лице - очочки, одет то ли бедно, то ли непривычно для
русского глаза - темный свитер, темные джинсы, нелепая