что у меня больной вид и я, должно быть, скоро рехнусь. Зачем? Только
затем, чтобы убедить всех, что если со мной что-то случится, то потому,
что я не в себе. Из тех, кто входил в другие части головоломки, на
вечере присутствовали Тарасов, Грозовский, Знаменская и Лида. И
Знаменская, и Грозовский, и Лида сообщили мне, что все только и говорили
про то, как я плох. Даже мать сказала. Если бы кто-то из них распускал
эти слухи, то не стал бы говорить о них мне. Тот, кто говорил, что я
спятил, знал, что со мной все в порядке. Значит, остался один Тарасов. И
еще шкатулка.
детстве ее сто раз открывали. Это было так... необыкновенно, шкатулка с
секретом! Она ему страшно нравилась, даже больше, чем мне. Поэтому он и
не смог ее сломать. Он всегда любил вещи. Очень любил. Были еще всякие
мелочи. Я действительно сунул блюдечко в шкатулку, когда он был у меня.
Я видел, что у Лиды все время раскрывается сумочка и что-то из нее
падает, а когда я собрался уходить, она осталась с ним, и он вполне мог
положить помаду себе в карман, если помогал ей подбирать все с пола. В
его машине валялась кассета, и он сказал, что это концертная запись, но
он скорее удавился бы, чем бросил свою запись на пол в машине! Я только
никак не мог понять - зачем?! Зачем, да еще так сложно!
конструкцию! Ему мало было просто убить меня, ему нужно было, чтобы все
вокруг и особенно родители решили, что я ненормальный, истерик, который
разбивается на машине или, на худой конец, прыгает с крыши дома, в
котором живут его родители!
рубаху, надписи на зеркале! Он был уверен, что никто не поверит мне,
если я стану рассказывать, ведь и так считается, что я не в себе. Он
чуть было не добился своего. Когда я увидел эту рубаху, я решил, что мне
пришел конец. - Данилов помолчал и добавил:
и захохотал, - по объявлению в газете! Он начал в пятницу вечером и
утром продолжил.
появилось пятно, я был только дома у Веника и в машине у Тарасова. Еще у
тебя, но это не в счет. Если Веник ни при чем, значит, Тарасов.
молодец, ты справился, а сейчас пойдем, я буду тебя холить, нежить,
спать укладывать. Пойдем?
мальчики бывают у сильных, самоуверенных, волевых мужчин. У тонких
натур, вроде тебя, бывают только девочки.
***
усилием воли спихнул с себя тяжелый каменный сон.
Он полежал, прислушиваясь и не понимая, от чего проснулся. Прошли те
времена, когда он мог не спать по целым ночам, курить, думать, рисовать
экзотичные домики. Они прошли, и Данилов не жалел о них.
круглый меховой шар, и Данилов улыбнулся, не открывая глаз, предвкушая,
как через секунду его закрутит в этот шар - до утра.
совсем немного. На этот раз он проснулся потому, что кто-то очень близко
пихал его, весьма ощутимо. Он опять открыл глаза и бессмысленно
уставился в темноту.
двери послышалась приглушенная возня, потом мышиный писк и наконец
вопль, не слишком громкий, но требовательный.
Спросонья он никак не мог попасть ногами в пижамные штаны, брошенные на
ковре. Штанины все время закручивались не туда, куда надо, путались
между собой, Данилов скакал на одной ноге, напряженно вслушиваясь в
темноту.
штаны и ринулся в соседнюю комнату, бывшую спальню.
восьмимесячный Степан, которого нежные родители именовали поросенком.
глазом, - шевелились и дрожали нитки "дождя" на невысокой елке,
воздушные шары на стенах казались огромными и темными.
белой пижамой, торчали между прутьями деревянного заборчика. Одеяло было
сбито и возвышалось неровным холмиком. Животом на холмике, головой вниз,
сын Данилова пытался спать.
привычно выдернул одеяло, - разве так спят?
перетяжках, живот вперед.
толстое тельце и накрыл одеялом,. Степан приподнялся на локтях и стал
тыкаться мордочкой по углам. Глаз он не открывал, но хмурил лоб и
складывал губы - готовился зареветь. Данилов ловко сунул соску в
херувимский ротик и тихонько похлопал Степана по спине. Ротик усердно
заработал, нос засопел, и через две минуты Степан спал надежно и крепко.
очередь вставать - не его. Он свое "вставание" отработал с блеском.
сейчас у него сын. Его собственный сын - четыре зуба, восемь
килограммов, толстые ноги, неловкие пальцы, заинтересованная, совсем
младенческая мордаха, ночной колпак с кисточкой, купленный Мартой "для
смеху", первые ботиночки, слюни ручьем, веселые глаза, так похожие на
глаза Марты. Если повезет, встать придется раза два за ночь. Не повезет
- сколько угодно.
потолок, "для больших". Для Степана была куплена собственная елка, и
подарки под ней собирались уже неделю, - как будто он мог хоть что-то
понимать в подарках! - от Грозовского с Таней, от "бабки Знаменской", от
Катерины Солнцевой, от бабушки Нади, от подруги Инки.
детстве и у которого как-то слишком быстро оторвалась голова. Маленький
Данилов страдал ужасно, но голову так и не пришили - смешно! Кто стал бы
пришивать голову его клоуну? Мать?
тянул за голову, проверяя, не оторвется ли, и вызывая недоумение
продавщиц.
можно будет исправить, ведь у Степана есть он, Данилов.
ночью, вставая к нему, - любил.
приятно, что они спят.
приходила каждый день.
Просыпались два раза.
годом никто по традиции не работал, - но Данилов заставлял сотрудников
приходить и расчищать накопившиеся за год завалы. Он был нудный и
требовательный начальник. На пять часов намечался "стол", о чем ему
объявила нарядная до нелепости Таня.
давно было запланировано и готово, его разрешения не требовалось, но он,
подыгрывая ей, все-таки разрешил.
интимном, - и еще Лазарев с Полежаевой. И Кира Лаптева, из банка. - Эти
интересовали ее гораздо меньше, и Данилов усмехнулся.