Чтение 55–й страницы книги ~Подруга особого назначения~

ее в гардеробную. Или, может, чаю выпьешь?

- Нет! - вскрикнула Варвара. - Нет, спасибо! Он пожал необъятными
плечами. Майка на этот раз была белой, и плечи казались еще шире.

Пока его не было, Варвара топталась на паркете, тоскливо рассматривала
собственные грязные следы и знала, что теперь-то уж точно все, все
пропало!.. Навсегда.

Как будто могло быть иначе.

- На. Вот твоя сумка.

- Спасибо! - она прижала сумку к груди. - Спасибо большое! Я прошу
прощения за беспокойство! Я бы позвонила, но у меня нет номера вашего
телефона. Если я нарушила ваши планы, еще раз извините меня, пожалуйста!..

Она выйдет из его дома, дойдет до моста и утопится. Так будет лучше
всего.

- Да ничего, ничего, - он несколько удивился, - не было никаких планов.

Она была совершенно пунцовой, и ему показалось даже, что она плачет за
стеклами очков.

- Подожди.

- Что?!

- Подожди.

Неожиданно он сдернул с нее очки и уставился в лицо, очень близко.
Варвара отшатнулась и закрыла глаза.

- Болит? - спросил он деловито и потрогал ее щеку.

- Нет, не очень. Спасибо. То есть извините. Мне подруга сделала какой-то
компресс, и отек спал, только синяк остался.

- Остался, - согласился Иван, взял ее рукой за шею, притянул к себе и
поцеловал.

Он так злился на нее, что даже не мог нормально работать. Он решил, что
выставит ее, как только охранник сообщил, что пришла Лаптева. Он даже быстро
придумал достойный и исполненный безукоризненной вежливости план, как именно
он ее выставит.

Он сорок три раза повторил себе, что ему некогда с ней возиться.

Ничего не помогало. Он ничего не мог с собой поделать.

Первый раз в жизни ему понравилась женщина, которая смылась в ту же
секунду, как он ей об этом сказал. Первый раз в жизни ему до смерти
захотелось влюбиться, как в молодости, вот просто взять и влюбиться, именно
в эту, с ее нежной кожей, коротким ежиком волос, гладким и соблазнительным
телом.

Он сто лет ни в кого не был влюблен. Женщин из его окружения мать
неизменно называла ?цацами?. ?Опять цаца!? - жалостливо восклицала она,
когда смотрела какие-нибудь официальные фотографии. Невозможно было
влюбиться в ?цацу?, и он не влюблялся, и некогда ему было, и сложностей не
хотелось, и где ее возьмешь, такую, о которой нельзя сказать ?цаца?!

Он начал влюбляться в эту. Пожалуй, в самолете начал - мысль о том, что у
нее нежные и круглые колени, не давала ему покоя. Он видел эти колени, когда
она выбралась из-под его машины, и потом рассматривала их, и судорожно
прикрывала полами старушечьего пальто. В бассейне он увидел ее, мокрую и
разгоряченную водой, в плотном черном купальнике, и еще в сауне, без всякого
купальника, и даже с некоторой насмешливой жалостью к себе пробежал потом
пять километров по парку - вверх и вниз.

Все из-за нее, будь она неладна!..

Ему нравилось, как она говорит, ему нравилось, как она смотрит, ему
нравилось, что она даже не пытается с ним кокетничать.

Ему понравилось, как она маленькими глотками пила пиво и все бросала хлеб
воробьям и шикала на толстых голубей, а потом ни с того ни с сего рассказала
историю о том, что ее отец подобрал на дороге бездомную собаку - щенка, - а
собака выросла и оказалась волкодавом. Теперь волкодав от отца ни на шаг не
отходит, смотрит в глаза и вообще ведет себя, как будто он не волкодав, а
хомяк.

Она так и сказала - хомяк.

И после двух поцелуев ее как ветром сдуло, а он не спал почти всю ночь, а
когда уснул, ему снились потрясающе непристойные сны, как будто последние
три года он прослужил матросом на корабле, а корабль ни разу не заходил в
порт!

Только увидев ее пунцовые щеки и гордые слезы, он, кажется, понял, почему
она сбежала.

Варвара пискнула у его уха, хотела что-то сказать, но Иван твердо решил,
что не даст ей сказать ни слова - иначе он потом с ней не разберется!

Он перевел дух и опять поцеловал ее, и когда она вдруг отпустила его
майку и обняла за шею, он понял - правильно, что не дал ей говорить.

Через некоторое время стало понятно, что больше стоять у входной двери
никак нельзя и даже некоторым образом опасно для здоровья.

Варвара тяжело дышала, и ему показалось, что она соображает уже
достаточно плохо, и можно попробовать завлечь ее в спальню.

Он снял с нее сапоги. Она таращилась на него, как на заморское чудо, и
стискивала ладошки. Он разжал ее ладошку и поцеловал.

- Ну что?

- Я тебя боюсь, - пробормотала она, и зубы у нее отчетливо застучали.

- Правильно, - сказал он с удовольствием, - все совершенно правильно,
душа моя!

- Не правильно.

Но ему некогда было выяснять, правильно или не правильно!

Крепко держа ее за руку, чтобы опять не сбежала, он довел ее до своей
спальни и вытряхнул из нелепых одежек. Без них она оказалась так хороша - он
и забыл, как она хороша! - что пришлось некоторое время постоять,
старательно контролируя каждый вдох и выдох. Она немедленно прикрылась
покрывалом, стащив его с кровати, и хорошо, что прикрылась, он смог
перевести дух.

Он содрал с себя майку и джинсы и наконец-то прижался к ней, как ему
хотелось, как он давно мечтал, как ему снилось в непристойных снах, после
которых он чувствовал себя разбитым и думать ни о чем не мог, только о том,
как все будет.

Он уговаривал себя не спешить. Разве можно спешить с женщиной, которая в
панике прикрылась покрывалом и стояла возле постели, крепко зажмурившись,
как будто это была не постель, а эшафот? И поначалу у него даже получалось
не спешить, и он с удовольствием и первобытной радостью гладил и узнавал ее,
но потом.., потом оказалось, что никакие уговоры не помогают.

Что-то с ним случилось. Он понятия не имел, как это назвать, но знал
только одно - если он сейчас же, сию же минуту не получит ее, всю целиком, с
ее зажмуренными глазами, шелковой кожей, крепкой грудью и даже синяком на
скуле, вместе со всеми ее мыслями, и страхами, и попытками убежать, от него
ничего не останется, кроме кучки холодного перегоревшего пепла.

Всей кожей, с головы до ног, он чувствовал, что живет, дышит, двигается,
что он принадлежит этой секунде и этой женщине, и это самое лучшее, что
могло случиться с ним, и оно случилось, и еще чуть-чуть, совсем чуть-чуть, и
тянуть уже нет сил, но он же должен был не спешить!..

Варвара вдруг открыла глаза и стиснула его изо всех сил, делая ему
больно, и он был рад, что она так стискивает его, что он станет падать не
один, и она упадет рядом с ним.

Кровь молотила в ушах, во рту было сухо и горячо, а лоб, наоборот,
оказался совсем мокрым. Он вытер его о подушку и некоторое время полежал,
стараясь не слишком сопеть. Не сопеть было невозможно.

Варвару было совсем не слышно, как будто она умерла. Иван покосился на
нее, чтобы убедиться, что она жива и на месте.

- Привет, - сказала она, не открывая глаз. Почувствовала, что он на нее
смотрит.

- Привет, - ответил он и улыбнулся.

Говорить больше не было сил, и они перестали говорить.

Вечернее солнце, еще не до конца убравшееся за дома, плавило стену,
которая как будто исходила струйками чистого золота, и оно стекало, и
капало, и пропадало, и Иван понял, что начал засыпать.

Спать было никак нельзя.

Он перевернулся на спину, решительно протянул руку и прижал Варвару к
своему боку. Она прижалась и задышала ему в подмышку. Было щекотно, но он
терпел.

- Ты молодец, что пришла, - не придумав ничего лучшего, сказал он.

- Я подумала, что Лина - твоя жена.

- Что?!

Варвара вздохнула.

- Я подумала, что Лина - твоя жена. Она так уверенно шла и еще спросила,
к ним я или не к ним, то есть к вам...

- Сюда приходит еще два десятка людей, - ответил Иван, - все они живут в
этом доме. Моих родственников среди них нет.

- Просто она работает у нас, и утром я к ней ходила, - пробормотала
Варвара. Ему показалось, что теперь она начала засыпать, и не хотелось,
чтобы она засыпала.

Вся ночь впереди. Она еще успеет выспаться.

Она будет спать у него под боком, и в любую минуту, как только ему
захочется, он сможет трогать ее, гладить, целовать, тормошить и делать с ней
все, что заблагорассудится Вот до чего дошло. А он было решил, что ничего не
выйдет, так проворно она тогда от него сбежала.

Он дунул ей в ухо. Она вздрогнула и открыла глаза.

- Я не женат, - произнес он тихо, - и даже не был. Надо было мне раньше
тебе сказать, чтобы ты не тряслась от страха.

- Я тряслась от страха вовсе не из-за жены, - возразила Варвара, - я
тряслась от страха из-за тебя! Пять минут назад мне было наплевать, женат ты
или нет.

- А десять минут назад? - вдруг спросил он. - А вчера? А в Карловых
Варах?

Почему-то ему требовалось, чтобы она немедленно подтвердила серьезность
своих намерений, но не мог же он сказать об этом прямо!