Чтение 26–й страницы книги ~Досье "ОДЕССА"~

дверей.

***

На другое утро Петер самолетом английской авиакомпании ВЕА вернулся в
Бонн, взял свою машину и отправился в Вену через Штутгарт, Мюнхен, Зальцбург
и Линц.

Переночевал он в Мюнхене. Петер решил не торопиться: был гололед,
проезжую часть то и дело сужали до одной полосы, а на другие пускали
грейдеры или песочницы, которые тщетно пытались совладать с непрекращавшимся
снегом. На другое утро Миллер поднялся рано и добрался бы до Вены к обеду,
если бы не пришлось стоять у Бад-Тёльца, что на самом выезде из Мюнхена.

Шоссе шло по густому сосновому лесу, как вдруг несколько знаков "сбавить
ход" остановили движение. У обочины была запаркована полицейская машина с
включенной мигалкой, поперек дороги, сдерживая поток, стояли двое патрульных
в белых шинелях. На противоположной стороне творилось то же самое. В этом
месте на шоссе выходила прорубленная в лесу грунтовая дорога, там, где она
пересекала автобан, стояли по два солдата, в зимней форме, с подсвеченными
жезлами в руках, ждали, когда из леса покажется то, что пока скрывалось там.

Сгорая от нетерпения, Миллер опустил стекло и обратился к одному из
полисменов:

- В чем дело, отчего такая задержка?

Патрульный не торопясь подошел к "ягуару" и улыбнулся:

- Из-за маневров. Скоро из леса пойдут танки.

И впрямь, через пятнадцать минут появился первый из них, между деревьев
показалась длинная пушка, похожая на хобот принюхивающегося слона, потом с
глухим гулом Бронированное чудовище перекатилось через автобан.

***

Старший сержант Ульрик Франк был счастлив. В тридцать лет он осуществил
свою заветную мечту - командовать танком. Он даже помнил, когда эта мечта в
нем зародилась. Дело было так. В январе 1945 года, его, мальчугана из
Мангейма, в первый раз повели в кино. Перед фильмом крутили журнал, в
котором захватывающе показывалось, как "тигры" Гассо фон Мантейфеля шли на
американцев и англичан.

Ульрик, как завороженный, смотрел на командиров в стальных касках и
защитных очках, бесстрашно возвышавшихся над открытыми люками. С той минуты
жизнь одиннадцатилетнего мальчика круто переменилась. Выходя из кинотеатра,
он поклялся, что рано или поздно станет командиром танка.

На это у него ушло девятнадцать лет. И вот на зимних учениях 1964 года в
лесах вокруг Бад-Тёльца он возглавлял экипаж своей первой машины -
американского М-48 "паттон".

А для "паттона" эти учения были последними. В лагере танкистов уже ждали
новенькие французские АМХ-13 - ими перевооружали армию ФРГ. И через неделю
Ульрик получил в свое распоряжение более маневренную и лучше вооруженную
машину.

Франк оглядел черный крест новой немецкой армии на башне, а под ним -
собственное имя танка, и ему стало грустно. Хотя Ульрик командовал
"паттоном" всего полгода, этот танк навсегда останется его первенцем,
любимчиком. Франк окрестил его "Драхенфельс" - "Скала дракона" - по названию
утеса на Рейне, где Мартин Лютер, переводя Библию на немецкий, увидел
дьявола и запустил в него чернильницей. "По-видимому, танк после учений
демонтируют и пустят в переплавку", - подумал Ульрик.

Переезжая шоссе, дивизион ненадолго остановился, но вскоре двинулся вновь
и быстро скрылся в лесу.

***

До столицы Австрии Миллер добрался к вечеру третьего января. Дом номер
семь на площади Рудольфа он нашел без труда. В перечне у подъезда напротив
третьего этажа стояла карточка с надписью "Центр документации". Петер
поднялся туда и постучал в покрашенную палевой краской деревянную дверь.
Сначала Миллера оглядели в глазок, потом дверь отворилась. За ней стояла
симпатичная блондинка.

- Слушаю вас.

- Меня зовут Миллер. Петер Миллер. Я бы хотел побеседовать с господином
Визенталем. У меня есть рекомендательное письмо.

Он вынул его и передал девушке. Та нерешительно взглянула на конверт;
улыбнулась и попросила Петера подождать.

Через несколько минут она появилась вновь, но на этот раз в конце
коридора, куда выходила дверь приемной, и позвала Петера. Тот прошел по
коридору, увидел слева открытую дверь и переступил порог. Из-за письменного
стола поднялся и сказал: "Проходите" - плотный мужчина под два метра ростом,
в пиджаке из толстого сукна. Он сутулился, словно все время искал какой-то
пропавший со стола документ.

Это и был Симон Визенталь. В руке он держал письмо лорда Рассела.

Кабинет Визенталя был мал до тесноты. Одну сторону занимали забитые
книгами полки. На другой, той, к которой Миллер стоял лицом, висели
многочисленные рукописи - свидетельства жертв злодеяний эсэсовцев. У
противоположной стоял диван, тоже заваленный книгами, слева от двери было
небольшое окно во двор, а под ним - письменный стол Визенталя. Миллер уселся
на поставленный рядом стул для посетителей.

- Мой друг лорд Рассел пишет, что вы собираетесь выследить бывшего
эсэсовца-убийцу, - начал Визенталь.

- Совершенно верно.

- Как его имя?

- Рошманн. Капитан Эдуард Рошманн.

От изумления Визенталь поднял брови и присвистнул.

- Вы знаете о нем? - осведомился Миллер.

- О Рижском мяснике? Еще бы! Он находится среди тех пятидесяти
преступников, поисками которых я занимаюсь в первую очередь, - ответил
Визенталь. - Позвольте спросить, почему вы взялись именно за него?

Миллер попытался объяснить все вкратце.

- Начните сначала, - перебил его Визенталь. - Что это за дневник такой?

Миллеру пришлось пересказать свою историю в четвертый раз. Она
становилась все длиннее - к известному о жизни Рошманна добавлялись новые
подробности.

- И теперь мне бы хотелось узнать, - закончил Петер, - куда делся
Рошманн, спрыгнув с поезда.

Симон Визенталь глядел, как за окном на землю ложились снежные хлопья.

- Дневник при вас? - спросил он наконец. Миллер вынул его из папки и
положил на стол. Визенталь пролистал его, пробормотал: "Потрясающе" - и
подняв глаза на Петера, сказал:

- Хорошо, я вам верю.

- А раньше сомневались? - удивился Миллер.

Симон Визенталь хитро взглянул на него:

- Сомнения есть всегда, герр Миллер. Слишком уж странную историю вы
рассказали. К тому же я так и не понял, зачем вам понадобилось выслеживать
Рошманна.

Миллер пожал плечами:

- Я журналист. А это хороший материал для прессы.

- Вряд ли найдется газета, которая согласится его напечатать. А тем более
хорошо оплатить. Неужели здесь нет личной заинтересованности?

Миллер уклонился от прямого ответа.

- С чего вы это взяли? Мне всего двадцать девять лет. Во времена рижского
гетто я был совсем ребенком.

- Конечно, конечно. - Визенталь взглянул на часы и встал. - Уже пять, и
мне бы хотелось вернуться к жене. Можно взять дневник Таубера на выходные?

- Ради Бога, - ответил Миллер.

- Хорошо. Тогда приходите в понедельник утром, я расскажу вам все, что
знаю о Рошманне.

Миллер приехал в понедельник в десять утра. Симон Визенталь вскрывал
почту. Увидев журналиста, он жестом пригласил его сесть и продолжал
аккуратно - ножницами - отрезать краешки конвертов.

- Я собираю марки, - пояснил он, - поэтому не хочу портить конверты, - и,
закончив, продолжил:

- Вчера вечером я дочитал дневник. Это замечательный документ.

- Он вас удивил?

- Если что и удивило, то отнюдь не содержание. Ведь подобное пережил я
сам. Меня поразила точность. Из Таубера вышел бы замечательный свидетель. Он
подмечал даже пустяки. И все записывал - по горячим следам. А это очень
важно, если хочешь, чтобы австрийский или западногерманский суд вынес
обвинительный приговор. Как жаль, что Таубера нет в живых.

Миллер поразмыслил немного и спросил:

- Герр Визенталь. Впервые я разговариваю с человеком, прошедшим
концлагерь. Больше всего меня в дневнике Таубера поразило, что Саломон
отрицал общую вину. Между тем нам, немцам, вот уже двадцать лет твердят, что
виноваты мы все до единого. Вы тоже так считаете?

- Нет, - ответил Визенталь. - Прав Таубер.

- Но ведь мы уничтожили в концлагерях четырнадцать миллионов неарийцев!

- Разве вы лично кого-нибудь убили? Нет, трагедия в том, что в руки
правосудия не попали истинные преступники.

- Тогда кто же уничтожил эти четырнадцать миллионов?

Симон Визенталь пристально посмотрел на Миллера:

- Известно ли вам о структуре СС? Об отделах этого ведомства, которые и
повинны в массовых убийствах?

- Нет.

- Тогда я расскажу о них. Вы слышали о главном отделе имперской
экономической администрации, обвиненном в эксплуатации узников концлагерей?